Все события повести как
будто убеждают читателя, что
все человеческое осталось за
колючей проволокой. Этап, отправляющийся
на работу, представляет собой
сплошную массу серых телогреек.
Имена утеряны. Единственное, что
подтверждает индивидуальность, - лагерный
номер. Человеческая жизнь обесценена.
Рядовой заключенный подчинен
всем - от состоящих на службе
надзирателя и конвоира до
повара и старшины барака, тихих
же узников, как и он. Его
могут лишить обеда, посадить
в карцер, обеспечив на всю
жизнь туберкулезом, а то и
расстрелять.
И все же за всеми нечеловеческими
реалиями лагерного быта выступают
человеческие черты. Они проявляются
в характере Ивана Денисовича,
в монументальной фигуре бригадира
Андрея Прокофьевича, в отчаянной непокорности
кавторанга Буйновского, в неразлучности
братьев - эстонцев, в эпизодическом образе
старика-интеллигента, отбывающего третий
срок и, тем не менее, не желающего отказываться
от приличных человеческих манер.
Бытует мнение, что пора прекратить
вспоминать давно отошедшие в
прошлое ужасы сталинских репрессий,
что мемуары очевидцев переполнили
книжный рынок политического
пространства. Повесть Солженицына
нельзя отнести к разряду конъюнктурных
однодневок. Лауреат Нобелевской
премии верен лучшим традициям
русской литературы, заложенным
Некрасовым, Толстым, Достоевским.
В Иване Денисовиче и некоторых
других персонажах автору удалось
воплотить неунывающий, несломленный,
жизнелюбивый русский дух. Таковы
крестьяне в поэме Кому на
Руси жить хорошо. Все жалуются
на свою судьбу и поп, и
помещик, - а мужик (даже последний
нищий) сохраняет способность
радоваться уже тому, что жив.
Так и Иван Денисович. И
смекалка ему присуща везде он успевает
первым, все добывает для бригады, не забывая,
правда, при этом и себя. И уныние ему чуждо.
Радость доставляют Шухову маленькие
бытовые удачи, когда его сноровка и сообразительность
помогают обвести вокруг пальца жестоких
притеснителей и победить суровые обстоятельства.
Нигде не пропадет русский
характер. Может быть, он умен
лишь практическим умом. Но душа
его, которая, казалось бы, должна
была ожесточиться, зачерстветь,
не поддается коррозии. Заключенный
Щ-854 не обезличивается, не обездушивается.
Он способен сострадать и жалеть. Переживает
он за бригадира, заслоняющего собой бригаду
от лагерного начальства. Сочувствует
безотказному баптисту Алешке, не умеющего
на своей безотказности заработать немного
и для себя. Помогает слабым, но не унизившимся,
не научившимся шакалить. Даже ничтожного
лагерного придурка Фетюкова иногда жалеет
он, преодолевая здоровое презрение человека,
умудрившегося сохранить достоинство
в скотских условиях.
Иногда жалость Шухова достигает
нереальных пределов он часто замечает,
что и конвоирам, и сторожам на вышках
не позавидуешь, ведь они вынуждены стоять
на морозе без движения, в то время как
заключенный может согреться на кладке
стены.
Любовь к труду также роднит
Шухова с персонажами поэмы
Некрасова. Он так же талантлив
и счастлив в работе, как каменотес-олончанин,
способный гору сокрушить. Иван Денисович
не уникален. Это реальный, более того,
типичный персонаж. Способность замечать
страдания отбывающих срок рядом с тобой
роднит заключенных, превращает в своеобразную
семью. Неразрывная круговая порука связывает
их. Предательство одного может стоить
жизни многим.
Возникает парадоксальная ситуация.
Лишенные свободы, загнанные за
колючую проволоку, пересчитываемые
подобно стаду овец заключенные
образуют государство в государстве.
Их мир имеет свои неколебимые
законы. Они суровы, но справедливы.
Человек за решеткой не одинок.
Честность и мужество всегда
вознаграждаются. Угощает назначенного
в карцер Буйновского посылочник
Цезарь, кладут за себя и неопытного Сеньку
Шухов и Кильгас, грудью встает на защиту
бригадира Павло. Да, несомненно, заключенные
смогли сохранить человеческие законы
существования. Их отношения, бесспорно,
лишены сантиментов. Они честны и по-своему
гуманны.
Их честному сообществу противостоит
бездушный мир лагерного начальства.
Оно обеспечило себе безбедное
существование, обратив узников
в своих личных рабов. Надзиратели
с презрением относятся к ним,
пребывая в полной уверенности,
что сами живут по-человечески.
Но именно этот мир имеет
звериное обличие. Таков надзиратель
Волковскиий, способный забить плеткой
человека за малейшую провинность. Таковы
конвоиры, готовые расстрелять опоздавшего
на перекличку шпиона - молдаванина, который
заснул от усталости на рабочем месте.
Таков отъевшийся повар и его приспешники,
костылем отгоняющие заключенных от столовой.
Именно они, палачи, нарушили человеческие
законы и тем самым исключили себя из человеческого
общества.
Несмотря на страшные детали
лагерной жизни, которые составляют
бытийный фон, повесть Солженицына
оптимистична по духу. Она доказывает,
что и в последней степени
унижения возможно сохранить в себе человека.
Иван Денисович вроде и
не ощущает себя советским
человеком, не отождествляет себя
с советской властью. Вспомним
сцену, где кавторанг Буйновский
объясняет Ивану Денисовичу, почему солнце
выше всего в час дня стоит, а не в 12 часов
(по декрету время было переведено на час
вперед). И неподдельное изумление Шухова
Неуж и солнце ихним декретам подчиняетсяЗамечательно
это ихним в устах Ивана Денисовича я -
это я, и живу по своим законам, а они - это
они, у них свои порядки, и между нами отчетливая
дистанция.
Шухов, заключенный Щ-854, не
просто герой другой литературы,
он герой другой жизни. Нет,
он жил как все, точнее, как
жило большинство, - трудно;. Когда
началась война, ушел воевать
и воевал честно, пока не попал в плен.
Но ему присуща та твердая нравственная
основа, которую так старательно стремились
выкорчевать большевики, провозглашая
приоритет государственных, классовых,
партийных ценностей - ценностями общечеловеческими.
Иван Денисович не поддался процессу расчеловечивания
даже в лагере, он остался человеком.
Что помогло ему устоять
Кажется, все в Шухове сосредоточено
на одном - только бы выжить
В контрразведке били Шухова много. И расчет
был у Шухова простой не подпишешь - бушлат
деревянный, подпишешь- хоть поживешь
еще малость. Подписал. Да и сейчас в лагере
Шухов рассчитывает каждый свой шаг. Утро
начиналось так Шухов никогда не просыпал
подъема, всегда вставал по нему - до развода
было часа полтора времени своего, не казенного,
и кто знает лагерную жизнь, всегда может
подработать шить кому-нибудь из старой
подкладки чехол на рукавички; богатому
бригаднику подать сухие валенки прямо
на койку, чтоб ему босиком не топтаться
вокруг кучи, не выбирать; или пробежать
по каптеркам, где кому надо услужить,
подмести или поднести что-нибудь; или
идти в столовую собирать миски со столов
.... В течение дня Шухов старается быть
там, где все ...надо, чтоб никакой надзиратель
тебя в одиночку не видел, а в толпе только.
Под телогрейкой у него специальный карманчик
пришит, куда кладет сэкономленную пайку
хлеба, чтоб съесть не наспех, наспех еда
не еда. Во время работы на ТЭЦ Шухов находит
ножовку, за нее могли дать десять суток
карцера, если бы признали ее ножом. Но
сапожный ножичек был заработок, был хлеб!
Бросать было жалко. И Шухов сунул ее в
ватную рукавицу. После работы, минуя столовую
(!), Иван Денисович бежит в посылочную
занять очередь для Цезаря, чтоб Цезарь...
Шухову задолжал. И так - каждый день. Вроде
бы живет Шухов одним днем, нет, впрок живет,
думает о следующем дне, прикидывает, как
его прожить, хотя не уверен, что выпустят
в срок, что не припаяют еще десятку. Не
уверен Шухов, что выйдет на волю, своих
увидит, а живет так, будто уверен.
Иван Денисович не задумывается
над так называемыми проклятыми
вопросами почему так много
народа, хорошего и разного, сидит
в лагере В чем причина возникновения
лагерей Да и за что сам сидит - не знает,
вроде бы и не пытается осмыслить, что
с ним произошло Считается по делу, что
Шухов за измену родине сел. И показания
он дал, что таки да, он сдался в плен, желая
изменить родине, а вернулся из плена потому,
что выполнял задание немецкой разведки.
Какое ж, задание - ни Шухов сам не мог придумать,
ни следователь. Так и оставили просто
- задание. Единственный раз на протяжении
повести Шухов обращается к этому вопросу.
Его ответ звучит слишком обобщено, чтобы
быть результатом глубокого анализа А
я за что сел За то, что в сорок первом к
войне не приготовились, за это А я при
чем
Почему так Очевидно, потому,
что Иван Денисович принадлежит
к тем, кого называют природным,
естественным человеком. Природный
человек, к тому же всегда
живший в лишениях и недостатке,
ценит прежде всего непосредственную
жизнь, существование как процесс, удовлетворение
первых простых потребностей - еды, питья,
тепла, сна. Начал он есть. Сперва жижицу
одну прямо пил. Как горячее пошло, разлилось
по его телу - аж нутро его все трепыхается
навстречу баланде. Хор-рошо! Вот он, миг
короткий, для которого и живет зэк. Можно
двухсотграммовку доедать, можно вторую
папироску курить, можно и спать. Только
от хорошего дня развеселился Шухов, даже
и спать вроде не хочется. Пока начальство
разберется - приткнись, где потеплей,
сядь, сиди, еще наломаешь спину. Хорошо,
если около печки, - портянки переобернуть
да согреть их малость. Тогда во весь день
ноги будут теплые. А и без печки - все одно
хорошо. Теперь вроде с обувью приналадилось
в октябре получил Шухов ботинки дюжие,
твердоносые, с простором на две теплых
портянки. С неделю как именинник, все
новенькими каблучками постукивал. А в
декабре валенки подоспели - житуха, умирать
не надо. Засыпал Шухов вполне удоволенный.
На дню у него выдалось сегодня много удач
в карцер не посадили, на Соцгородок бригаду
не выгнали, в обед он закосил кашу, с ножовкой
на шмоне не попался, подработал вечером
у Цезаря и табачку купил. И не заболел,
перемогся. Прошел день, ничем не омраченный,
почти счастливый.
И в Усть-Ижме прижился Иван
Денисович, хоть и работа была тяжелее,
и условия хуже; доходягой был там - и выжил.
Естественный человек далек
от такого занятия, как размышление,
анализ; в нем не пульсирует
вечно напряженная и беспокойная
мысль, не возникает страшный
вопрос зачем почему Дума Ивана
Денисовича все к тому ж
возвращается, все снова ворошит
нащупают ли пайку в матрасе
В санчасти освободят ли вечером Посадят
капитана или не посадят И как Цезарь на
руки раздобыл себе белье теплое.
Природный человек живет
в согласии с собой, ему чужд
дух сомнений; он не рефлексирует,
не смотрит на себя со стороны.
Этой простой цельностью сознания
во многом объясняется жизнестойкость
Шухова, его высокая приспособляемость
к нечеловеческим условиям.
Природность Шухова, его подчеркнутая
чуждость искусственной, интеллектуальной
жизни сопряжены, по мысли Солженицына,
с высокой нравственностью героя.
Шухову доверяют, потому что
знают честен, порядочен, по совести живет.
Цезарь со спокойной душой прячет у Шухова
продуктовую посылку. Эстонцы дают в долг
табаку, уверены - отдаст.
Высокая степень приспособляемости
Шухова не имеет ничего общего
с приспособленчеством, униженностью,
потерей человеческого достоинства.
Шухову крепко запомнились слова
его первого бригадира Куземина
В лагере вот кто подыхает кто миски лижет,
кто на санчасть надеется, да кто к куму
ходит стучать.
Эти спасительные пути ищут
для себя люди нравственно
слабые, пытающиеся выжить за
счет других, на чужой крови.
Физическая выживаемость сопровождается,
таким образом, моральной гибелью.
Не то Шухов. Он всегда рад
запастись лишней пайкой, раздобыть
табаку, но не как Фетюков - шакал,
который в рот смотрит, и глаза горят, и
слюнявит Да-айте разок потянуть! Шухов
раздобудет курево так, чтобы не уронить
себя разглядел Шухов, что однобригадник
его Цезарь курил, и курил не трубку, а
сигарету - значит, подстрельнуть можно.
Но Шухов не стал прямо просить, а остановился
совсем рядом с Цезарем и вполоборота
глядел мимо него. Занимая очередь за посылкой
для Цезаря, не спрашивает Ну, получили
- потому, что это был бы намек, что он очередь
занимал и теперь имеет право на долю.
Он и так знает, что имеет. Но он не был
шакалом даже после восьми лет общих работ
- и чем дальше, тем крепче утверждался.
Очень точно заметил один из первых доброжелательных
критиков повести В. Лакшин, что слово
утверждался не требует тут дополнений
- утверждался не в чем-то одном, а в общем
своем отношении к жизни.
Отношение это сложилось
еще в той, другой жизни,
в лагере оно лишь получило
проверку, прошло испытание.
Вот читает Шухов письмо
из дома. Пишет жена о красилях
А промысел есть-таки один новый, веселый
- это ковры красить. Привез кто-то с войны
трафаретки, и с тех пор пошло, и все больше
таких мастаков красилей набирается нигде
не состоят, нигде не работают, месяц один
помогают колхозу, как раз в сенокос да
в уборку, а за то на одиннадцать месяцев
колхоз ему справку дает, что колхозник
такой-то отпущен по своим делам и недоимок
за ним нет. И очень жена надежду таит,
что вернется Иван и тоже в колхоз ни ногой,
и тоже красилем станет. И они тогда подымутся
из нищеты, в какой она бьется .
... Видит Шухов, что прямую
дорогу людям загородили, но люди
не теряются в обход идут
и тем живы. В обход бы и
Шухов пробрался. Заработок, видать
легкий, огневой. И от своих
деревенских отставать вроде
обидно... Но, по душе, не хотел
бы Иван Денисович за те
ковры браться. Для них развязность
нужна, нахальство, милиции на лапу
совать. Шухов же сорок лет землю топчет,
уж зубов нет половины и на голове плешь,
никому никогда не давал и не брал ни с
кого, и в лагере не научился.
Легкие деньги - они и не
весят ничего, и чутья такого
нет, что вот, мол, ты заработал.
Нет, не легкое, точнее, не
легковесное отношение к жизни
у Шухова. Его принцип заработал
- получай, а на чужое добро
брюха не распяливай. И Шухов
работает на объекте так же
добросовестно, как и на
воле. И дело не только в
том, что работает в бригаде,
а в лагере бригада - это
такое устройство, чтоб не начальство
зэков понукало, а зэки друг
друга. Тут так или всем дополнительное,
или все подыхайте.