ІНТЕРТЕКСТУАЛЬНІСТЬ В РОМАНІ ДЖУЛІАНА БАРНСА “ІСТОРІЯ СВІТУ В 10 1/2 РОЗДІЛАХ”

Автор работы: Пользователь скрыл имя, 19 Мая 2012 в 22:04, курсовая работа

Описание работы

В термінах класифікації Ж. Жeнетта основним типом інтертекстуальності для текстів-прикладів є відношення власне інтертекстуальності.

Інтертекстуальність – це “створення мовних конструкцій, “текст в тексті” й “текст про текст”, що пов’язано з активною установкою автора тексту на діалогічність, яка дозволяє йому не обмежуватися лише сферою своєї суб’єктивної, індивідуальної свідомості, а вводити у текст водночас декількох суб’єктів висловлення, які є носіями різних художніх систем”

Файлы: 1 файл

Інтертекстуальність в романі Д. Барнса.doc

— 150.50 Кб (Скачать файл)

Через небажання розуміти думку, компетентну думку іншого, будь це тварина, яка сповіщає якусь інформацію, чи людина,в історіях відбуваються трагедії та непорозуміння:

“Тут я снова полагаюсь на птиц  --  на  птиц,  которые  способны проводить  в полете по нескольку недель кряду, на птиц, которые находят путь с одного конца планеты до другого благодаря столь совершенной  навигационной системе,  что  ваши  не  идут с ней ни в какое сравнение.

Конечно,  птицы предлагали Ною воспользоваться их умением; но для этого он был слишком  горд.  Он  поручал  им  вести  простую  разведку  --  искать водовороты  и  смерчи  --  и  игнорировал  их уникальные способности. Еще он послал часть птиц на смерть, заставив их вылететь в  страшную  непогоду,  от которой  у  них не было защиты. Когда Ной в десятибалльный шторм отправил на выяснение обстановки певчего гуся (эта птица действительно раздражала  своим криком,  особенно если вы пытались уснуть), качурка малая вызвалась заменить его. Но ее предложение было отвергнуто -- и певчему гусю пришел конец.” (“Безбілетник”).

“На рассвете месье Моде, вахтенный прапорщик, произвел счисление на клетке с курами и определил, что они находятся у кромки Аргенского рифа. Его советами пренебрегли. Но даже те, кто был несведущ в морском деле, заметили изменение цвета воды; у борта корабля виднелись водоросли, и было выловлено великое множество рыбы. При тихом море и ясной погоде фрегат садился на мель. Лот показал восемнадцать саженей, вскоре после этого — шесть саженей. Судно, приведенное к ветру, почти немедленно дало крен; потом еще и еще один. Промером определили глубину в пять метров и шестьдесят сантиметров.” (“Корабельна аварія”).

Відчуття безнадії змушує героїв історій розпрощатися зі своїм життям:

“На следующий день море было спокойно, и у многих вновь затеплилась надежда. Однако двое юношей и пекарь, убежденные, что избежать смерти не удастся, распрощались с товарищами и добровольно отдались в объятия стихии.” (Корабельна аварія”)

“Были прекрасные животные, явившиеся в одиночку и потому не принятые; были родители, которые не захотели бросить потомство и предпочли погибнуть вместе с ним; были медицинские осмотры, зачастую весьма бесцеремонные”(“Безбілетник”)

“В этот момент крупный неспортивного вида американец в голубой рубашке сорвался с места и побежал по проходу к арабам. Их пулеметы не были установлены в режим стрельбы одиночными выстрелами. Было очень много шуму и сразу вслед за тем — много крови.” (“Гості”).

“Некоторые из самых благородных животных просто ушли в лес — они не стали играть по оскорбительным правилам, навязанным им Ноем и Господом Богом, и предпочли смерть в волнах.” (“Безбілетник”)

Харчування під час перебування на Ковчезі та на кораблі, який зазнав аварії описується досить подібно у главах першій та четвертій:

Теперь ответьте на такой вопрос: чем,  по-вашему.  Ной  и  его  семейка питались  во время плавания? Кой черт, да нами же! Ведь если вы поглядите на нынешний животный мир, то поймете, что он далеко  не  полон,  правда?  Много зверей  более  или  менее  похожих,  потом -- брешь, а потом опять более или менее похожие? Я знаю, что вы придумали в истолкование свою  теорию  --  про связь с окружающей средой и наследуемые навыки, что-то в этом духе,-- однако загадочные  пробелы в спектре творения объясняются гораздо проще. Одна пятая земных видов утонула вместе с Варади; а что до прочих отсутствующих, так  их съели  Ной  и  компания.  Да-да.  Была, например, пара арктических ржанок -- очень славные птички. Когда они появились на  судне,  оперение  у  них  было голубовато-коричневое в крапинку. Через несколько месяцев они начали линять.

Это  было  вполне  нормально.  Летние  перышки  выпадали,  а  под  ними уже проглядывали зимние, чистейшего белого цвета. Конечно, мы  находились не  в арктических   широтах,   так   что   эта   подготовка  к  зиме  была совсем необязательна; но природе ведь не прикажешь, верно? И Ною тоже. Едва заметив белеющих ржанок, он решил, что они занедужили, и, обуреваемый  трогательной заботой  о  здоровье  других  пассажиров,  сварил несчастных  птиц,  слегка приправив их водорослями.  Он  был  невеждой  во многих  отношениях  и,  уж конечно,  не  был  орнитологом.  Мы сочинили петицию и объяснили ему кое-что насчет линьки и соответствующих изменений окраски. Постепенно  он,  кажется, это усвоил. Но арктических ржанок было уже не вернуть.”

“Ной  и  его  присные умяли их за милую душу. В начале Путешествия, как я уже сообщал, у  нас  в  трюме  была  парочка  бегемотов.  Сам  я  их толком  не разглядывал,  но  мне говорили, что звери были впечатляющие. Однако Хам, Сим или тот, третий, с именем на Ц, очевидно, заявили на семейном  совете,  что раз  у  нас  есть  слоны и гиппопотамы, то без бегемотов можно и обойтись; и вдобавок  --  наряду  с  принципиальными сюда  примешались  и  практические соображения -- двух таких больших туш должно хватить Ноевой семье не на один месяц.      Конечно,  все  вышло  не так.  Недели  через  три начались жалобы, что бегемота подают каждый вечер, и тогда  --  просто  ради  разнообразия  --  в жертву  принесли  новые виды. “ (“Безбілетник”)

“Дабы продлить свое жалкое существование, они нуждались в дополнительных ресурсах. Некоторые из уцелевших после ночных мятежей набрасывались на трупы и отрубали от них куски, пожирая эту плоть в мгновение ока. Большинство офицеров отказалось от такой пищи, хотя один из них предложил завялить мясо убитых, чтобы сделать его более удобоваримым. Кое-кто пробовал жевать портупеи и патронташи, а также кожаную отделку на своих шляпах, однако от этого было мало проку. Один матрос пытался есть собственные экскременты, но потерпел неудачу.” (“Корабельна аварія”)

І знову у главі “Сон” ми зустрічаємося з “образом” їжі, але тут їжа — абсолютно інша, вишукана; хоча страви з бегемотів чи екзотичних птахів також могла би виглядати витончено, якби не кровожерливі розправи над тваринами у центрі кадру:

“Именно о таком завтраке я мечтал всю жизнь. Во-первых, грейпфрут. Ну, вы знаете, что за штука грейпфрут: как он брызжет соком вам на рубашку и выскальзывает из-под руки... А теперь послушайте, каким был этот грейпфрут. Для начала, мякоть у него оказалась не желтая, а розовая, и каждая долька была уже аккуратно отделена от своей оболочки. Сам плод заранее пришпилили к тарелке какой-то специальной вилочкой, так что мне не надо было держать его или даже трогать... Вкус его распадался на два отдельных ощущения — за бодрящей свежестью сразу следовала благоуханная сладость; и все эти маленькие каплевидные сегментики, размером с головастиков, как будто лопались во рту по очереди. Да что говорить — эго действительно был грейпфрут моей мечты (знаходимо тут порівняння з тваринами, що знов таки перегукується зі споживанням страв у першій главі)...  Три ломтика поджаренного бекона без хрящей и корочки — хрустящее сало еще рдеет, точно угли праздничного костра. Яичницу из двух яиц: желтки молочного цвета, потому что на сковородке их вовремя полили жиром, а белок по краям переходит в тончайшее золотистое кружево. Приготовленный в гриле помидор, про который я могу сказать только, каким он не был. Это не был сморщенный мешочек волокнистой красной бурды с семечками и несъедобной белесой сердцевиной; нет, он был плотен, везде одинаково пропечен, легко резался и имел вкус — это я отчетливо помню — вкус помидора. И сосиска тоже — не презерватив, начиненный тепловатой кониной, а сочная, темно-коричневая… сосиска, одним словом. Все прочие сосиски, которые я ел (и думал, что люблю) в предыдущей жизни, лишь подражали этой; они только пробовались на роль, но были далеки от того, чтобы получить ее. Еще здесь стояла маленькая тарелочка в форме рогалика с такой же серебряной крышечкой....там лежали отдельно поджаренные корочки от бекона — грызи на здоровье. Тосты, мармелад — вообразите их себе сами, попытайтесь нарисовать их подобие в своих мечтах. Но вот о чайнике я расскажу непременно. Чай, конечно, был замечательный, будто с личных плантаций какого-нибудь раджи. А что до чайника… Когда-то, несколько лет тому назад, я ездил в Париж по турпутевке (перенесення нас до теми подорожі, яка огортає весь твір Дж. Барнса), в стоимость которой включались все расходы. Я отбился от остальных и забрел туда, где живут настоящие богачи. Во всяком случае, туда, где они едят и делают покупки. На углу улицы я заметил кафе. Оно выглядело не особенно шикарным, и я уже было собрался зайти к ним перекусить. Но не зашел, потому что увидел там посетителя — он сидел за столиком и пил чай. Когда он наливал себе очередную чашку, я обратил внимание на одну мелочь, показавшуюся мне чуть ли не квинтэссенцией роскоши: его чайник был снабжен ситечком, прикрепленным к носику тремя изящными серебряными цепочками. Когда этот человек наклонил посудину, чтобы налить себе чаю, ситечко тоже отклонилось, и струя из носика попала как раз туда, куда надо... Теперь на моем подносе стоял чайник из фешенебельного французского кафе. Ситечко было подвешено к его носику на трех серебряных цепочках. ...я похлопал себя по животу и произнес:

— Знаете, я бы и еще разок съел то же самое.

— Ничего удивительного,— ответила она. — Я так и думала, что вы это скажете.

Я провалялся в постели весь день. У меня был завтрак на завтрак, завтрак на ленч и завтрак на обед. Я был доволен. О ленче я позабочусь на следующий день.”

І знову згадки про пияцтво та випивку, які щедро описувалися у першій главі, і трохи менше у главі “Корабельна аварія”:

“А что касается стеллажей с выпивкой… Мне и в голову не приходило, что опьянения можно достигнуть столькими способами. Вообще-то я больше люблю пиво и крепкие напитки, но мне не хотелось демонстрировать предвзятость, так что я купил еще несколько корзин с вином и коктейлями. Этикетки па бутылках оказались очень полезными: там было подробно изложено, насколько пьяным сделает вас содержимое, с учетом таких факторов, как пол, вес и количество жира в теле. Нашлась одна марка алкоголя (прозрачная жидкость) с очень неряшливой этикеткой. На ней значилось: «Очумеловка (производство Югославии)», и дальше: «Эта бутылка сделает вас пьянее, чем когда бы то ни было». Не мог же я не захватить домой хотя бы ящик такого пойла!”.

Четверта глава “Врятована” оцінюється критиками як “християнський роман, який не називаючи імені Христа, наштовхує нас на роздуми про Бога”. Хоча існує діаметрально протилежний погляд на цей твір — як на “небезпечний роман-підміну”  християнства, оскільки він “під прикриттям зовнішніх паралельних ліній” пропонує читачу інший альтернативний погляд на християнську реліквію, Біблію [9]. З таким методом оповіді ми зустрічалися у першій главі, в якій на основу Біблійного сюжету покладена розповідь про Ноїв Ковчег в абсолютно протилежній до Біблії інтерпретації.

Отже, четверта глава роману «Врятована» розповідає про трагедію молодої жінки, Кет Ферріс, яка втрачає розум після глибокого переживання через останню аварію на чорнобильській атомній електростанції. Кет є “глибоко віруючою” людиною. Вона вірить в те, «что северные  олени  летают» і каже: «если б вы только могли поверить, что олени умеют летать,  вы бы поняли, что все может быть». Коли вона дивилася на оленів у зоопарку, то їй здавалося, що їхні роги «похожи на ветки в сказочном лесу, где сотни лет не ступала ничья нога; мягкие, сверкающие, пушистые ветки». Кет ввижалася «рощица, идущая под уклон, слабый свет, под ногами похрустывают упавшие орехи». Казковий ліч, який ввижається молодій жінці, модна порівняти з уявленнями про втрачений Рай чи про біблейський Едем.

Антихристиянські якості Барнс втілив в образі чоловіка Кет. Таким чином автор протиставляє слабке світло, яке несе в собі жінка, яка вірує, любить та переживає за світ Божий, світові Грега, агресивної, лінивої людини, який принижує свою дружину, називає її “дурой» и «безмозглой курицей»: «он уходил на работу, приходил домой, бездельничал, пил пиво, уходил добавлять с приятелями, иногда слегка поколачивал...; не всегда приходил домой по ночам». Його поведінка діаметрально протилежна біблійному баченню взаємин чоловіка та дружини. Грег не лише веде недостойний образ життя, в його образі поєднані усі сім смертних гріхів. Барнс показує у цій главі як люди відносяться один до одного взагалі: «мы живем в мире, где надо платить, чтобы дети могли посмотреть, как кормят рыбу. Теперь эксплуатируют даже рыб. Эксплуатируют, а потом травят», а також людську байдужість: «тревога улеглась, и все обо всем забыли».

Після аварії, радіоактивна хмара пройшла “над оленьими пастбищами...», і багато тварин загинуло. Ця трагічна новина сильно вразила Кет, викликала занепокоєння в її серці. Вона гостро відчуває, що людство скоїло занадто багато помилок і його чекає покарання. Кет відчуває, що «где-то это уже случилось, и ветры, гуляющие по планете, довершат начатое». Кет біжить до маленького човна, з надією пережити покарання вищих сил. Човен уособлює собою Ковчег, в якому врятувався Ной. Поява цього мотиву у двох главах роману Джуліана Барнса не є випадковим, автор, а разом з ним і його героїня Кет, мають надію, що не дивлячись на усі гріхи, люди заслуговують на спасіння. Не дарма віддаючи “выбор направления ветру” довший час Кет йшла на човні на схід, у напрямку до Едему.

 

Аналізуючи твір “Історія світу у 10 з половиною розділах”, можна зробити висновки, що Джуліан Барнс широко використовував елементи інтертекстуальності у своєму творі, його твір буквально пропитаний інтертекстуальністю. Вона виражається у співіснуванні декількох текстів в одному творі, декількох сюжетних ліній, які переплітаються між собою, часом одна за одною, часом через декілька глав. Кожна глава несе свою назву, яка відповідає подіям або оповідачу даної глави. Ось тут є виявлення інтертекстуального виду паратекстуальності. Можна читати кожну главу окремо, і тоді глави стануть окремими книгами, але в кожній главі є стрижень, який переноситься у наступну главу, і тим допомагає об'єднати усі глави разом для створення картини світу у епізодичних, але глибоких історіях.

У першій главі, вона є особливою, переплетені біблійний міф про Ноїв Ковчег та міфологема Єдиноріг яка є символом, асоціацією з Дівою Марією та Ісусом Христом.

Інтертекстуальність твору виражається метатекстуальністю, оскільки твір є досить критичний, особливо стосовно релігії, суспільства, політики та стосунків між людьми.

Архітекстуальність виражається у подібності сюжетних ліній деяких глав та у жанровому зв'язку усіх глав, а також за типом побудови тексту.

 

 

Список використаних джерел

 

1.      Барт Р. Избранные работы : Семиотика. Поэтика. – М. : Прогресс, 1989. – 616 с.

2.      Біблія : Ювілейне видання з нагоди тисячоліття християнства. – West-Germany : Druckhaus Gummersbach, 1988. – 1525 c.

3.      Вайнштейн О. Б. Homo deconstructivus : Философские игры постмодерна // Апокриф. – 1992. – № 6. – С. 12−31.

4.      Лихина Н. Актуальные проблемы современной русской литературы. Постмодернизм // http://www. gumer.info/bibliotek_Buks/Literat/lihina/03.php

5.      Мифы народов мира : энциклопедия : в 2-х т. / гл. ред. С. А. Токарев. – М. : Сов. энцикл., 1991. − Т. 1. – 671 с.

Информация о работе ІНТЕРТЕКСТУАЛЬНІСТЬ В РОМАНІ ДЖУЛІАНА БАРНСА “ІСТОРІЯ СВІТУ В 10 1/2 РОЗДІЛАХ”