А. Остужев - великий романтический актер

Министерство культуры Российской Федерации  
Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение  
высшего профессионального образования 
«Тюменская государственная академия культуры, искусств и социальных технологий» 
Институт музыки, театра и хореографии  
Кафедра режиссуры и актерского мастерства 

Контрольная работа по истории театра

на тему: «А. Остужев - великий романтический актер»

Выполнила:

заочного отделения

Проверила:

Тюмень, 2013

 
 
Народный  артист СССР (1937) 
Лауреат Государственной премии (1943, за многолетние выдающиеся достижения) 
Дважды награжден орденом Ленина 
 
 
 
 
 

«… Вся жизнь  Остужева была олицетворением глубокой, жертвенной любви к театру. Театру были отданы его помыслы, его страсть, вдохновение, стремления и великий  труд.» Е.Д.Турчанинов

В самом конце 1940-х, и в  начале 1950-х годов на Тверском бульваре в Москве часто можно было встретить  статного пожилого человека с благородной  осанкой и, как-то по-особенному красиво, седеющими волосами. Он всегда гулял  один и почти не обращал внимания на прохожих.

Единственными его друзьями были дети, шумными стайками играющие на бульваре. Он угощал их конфетами, а  они, доверчиво сбегались к нему, чтобы взять предложенное угощение, и затем, вежливо поблагодарив старика, снова разбегались по своим ребячьим делам. Он снова оставался один… Если погода была достаточно теплой человек садился на скамейку, снимал шляпу, клал ее рядом с собой и задумчиво смотрел на листву, на проезжающие мимо бульвара автомобили, на шахматистов, сгрудившихся над принесенной из дома шахматной доской. Его одинокая фигура, чуть растрепанные ветром седые волосы и внимательный взгляд серых глаз наводили на воспоминания об облике короля Лира, и возможно поэтому, даже если все скамейки на бульваре были заняты, никто не садился рядом с ним, не решаясь нарушить покой и пространство его глубокого одиночества.

Он был погружен в свои размышления, однако проходившие мимо люди, увидев его, зачастую приостанавливались, и женщины звонким шепотом  удивленно восклицали: «Кто это? Это  Остужев? Правда – Остужев?.. » Действительно, это был знаменитый Александр  Алексеевич Остужев, актер Малого театра, Народный артист СССР - герой и кумир  нескольких поколений российских и  советских театральных зрителей… 

Александр Алексеевич Остужев (настоящая фамилия Пожаров) родился 16 апреля 1874 в Воронеже, в семье  железнодорожника. Учился в техническом  училище, затем работал на железной дороге, сменил несколько специальностей. С 1894 года выступал в эпизодических  ролях на сцене Воронежского театра. Гастролируя в Воронеже в 1895 году, артист Малого театра А.Южин, заметил юношу, игравшего с ним в спектакле маленькую роль. Оценив незаурядные способности Саши Пожарова, Южин принял большое участие в его судьбе. С помощью Южина Пожаров поступил в 1896 году на драматические курсы при Московском театральном училище. С 1898 творческая жизнь актёра была тесно связана с Малым театром, выдающимся представителем героико-романтического направления которого он стал. Юношеская пылкость, темперамент, искренность в передаче тончайших переживаний героев, редкий по красоте тембра голос способствовали его успеху. Его первые роли: Ромео («Ромео и Джульетта» Шекспира), Чацкий («Горе от ума» Грибоедова), Жадов, Незнамов («Доходное место», «Без вины виноватые» Островского) и др. Он начинал вместе с такими великими актерами, легендами истории русского театра, как Ермолова, Федотова, Лешковская, Ленский, Садовский, Правдин и, будучи еще очень молодым, сумел стать их достойным партнером в волшебном мире театра.

Выдающаяся русская актриса  Евдокия Дмитриевна Турчанинова  вспоминает: «Остужев, казалось бы, самой  судьбой был отмечен для работы на сцене. Ни в чем природа не обделила его. Он был красив той прекрасной красотой, которая не поражает, но восхищает  внутренним богатством, задушевностью, затаенной в глубине больших  внимательных серых глаз. Обладая  пластичной и изящной фигурой, он мог, несмотря на свой средний рост, казаться, когда нужно, высоким и  величественным. Красота его голоса, сильного, чистого, музыкального, необычайного, остужевского тембра поражала; забыть его голос невозможно.

Тяжелое детство в бедной семье развило в нем любовь к мечте, уводящей его от суровой  действительности. Мечта вела его  ко всему возвышенному, прекрасному, романтическому. Правдивому сценическому воплощению остужевских романтических героев помогал и его беспредельный темперамент, заставлявший зрителя вместе с Остужевым плакать, возмущаться, негодовать, любить и страдать. Никто на сцене не умел так страстно и нежно любить, как Остужев. Сила, глубина и искренность остужевских переживаний и его обжигающий, подобно огню, темперамент заставляли самого Остужева сгорать в огне страстей воплощаемых им сценических образов. Он жил на сцене, растрачивая себя без остатка, не умея быть холодным и расчетливым художником, строго контролирующим свои силы и возможности».

В 1908 году, в возрасте 34 лет, его, одного ведущих московских актеров, признанного премьера Малого театра, постигло страшное несчастье. Вследствие болезни Меньера он начал терять слух и к 1910 году - практически полностью оглох. Труд актёра превращается для него в подвижничество...  
 
Е.А.Турчанинова вспоминает: «Очень рано, в расцвете лет и таланта, Александр Алексеевич Остужев начал терять слух. Можно только представить себе его отчаяние, когда он впервые это обнаружил. Многие и очень многие на его месте растерялись бы, растворились бы в этом отчаянии, но Остужев «не опустил рук» и не опустился сам, а с удвоенной, утроенной силой и энергией начал работать над собой. Он не бросил сцены. Он не искал снисхождения. Он работал, запоминая наизусть роли своих партнеров, ловя реплики по губам партнеров во время спектаклей и, не слыша себя, умел соразмерять звук своего пленительного голоса. Зритель, зачарованный талантом Остужева, и не думал о том, какой героический подвиг происходит у него на глазах, когда глухой актер потрясает его своей игрой... Бетховен, создававший великолепные симфонии, не слыша их, и Остужев — два ярких примера безмерного подвига в искусстве, огромной силы воли, неустанного, напряженного, вдохновенного труда и веры в жизнь».

А вот что написала об этом в своих воспоминаниях известная  писательница и переводчик, Татьяна  Львовна Щепкина-Куперник: «Я не сравниваю  Остужева с величайшим Бетховеном, однако их роднит общее несчастье и одинаковое отношение к нему. Остужеву тяжелая болезнь фатально повредила слух, когда он был еще в расцвете сил, таланта и красоты, и он неуклонной энергией в труде и силой воли, так же как Бетховен, победил недуг. Но, может быть, великому композитору это было даже несколько легче. Он имел дело с инструментами, которые знал великолепно, мог представить своим гениальным воображением каждый оттенок их звучания и мысленно «слышал» то, что он воплощал в нотных знаках. Остужеву приходилось иметь дело только с одним инструментом - собственным голосом, которого он не слышит. И, однако, путем изумительного овладения техникой голосового аппарата он достиг того, что голос повиновался ему, сохранил все свои модуляции — то нежные, то гневные, то скорбные, никогда не слишком громкие или слишком тихие. Никто, не знающий об его недуге, не мог бы его заподозрить, да и знающие могли наслаждаться редкой красотой его голоса и преклоняться перед силой духа этого артиста..»

Несмотря на произошедшее несчастье А.А.Остужев продолжает работать. В период с 1910 до начала 1920-х  годов он продолжает работу над созданием  галереи театральных образов, составляющих славу Малого театра. Трагедию взаимоотношений  сына с матерью, прозвучавшую с еще в роли Незнамова, где партнером Остужева была М.Н.Ермолова, он продолжил в роли Освальда, также в дуэте с великой актрисой (Привидения Г.Ибсена, 1909). Он не развенчивал своего сложного, обреченного героя, но утверждал в нем, несмотря на внутренний надлом, необыкновенную силу духа, жажду жизни, непримиримость к миру лжи и лицемерия. Вслед за Освальдом создал глубоко индивидуальные образы Чацкого (Горе от ума А.С.Грибоедова) и Хлестакова (Ревизор Н.В.Гоголя), Петера (Борьба за престол Г.Ибсена), Теодоро (роли в романтическом репертуре Собака на сене Лопе де Вега), Мешема (Стакан воды Э.Скриба), Квазимодо (Собор Парижской Богоматери В.Гюго).

Однако этот успех был  плодом упорного, буквально – подвижнического, труда. Актриса Малого театра, многолетняя  партнерша и друг А.А.Остужева, Наталья  Александровна Луначарская-Розенель (с семьей Луначарских Александр Алексеевич на протяжении долгого времени «дружил домами») вспоминает: «Остужев никогда не переставал работать над своим голосом, тренировать и отшлифовывать этот прекрасный инструмент, данный ему природой. Не переставал он также заниматься гимнастикой и до пожилого возраста сохранил ловкость и силу.

Жизнь его была заполнена  любовью к театру. Трудно постигнуть, какую интенсивную работу приходилось  ему проделывать для того, чтобы  сыграть новую роль: ведь он не слышал, совсем не слышал партнера. Он не запоминал, как все другие актеры, два-три  последних слова реплики в  диалоге, он должен был знать весь текст всех сцен, в которых участвовал. Если бы он забыл или перепутал текст, ничто не могло бы его спасти — он не услышал бы ни суфлера, ни подсказываний партнеров. Поэтому на спектаклях Александр Алексеевич был очень собран, сосредоточен, очень напряжен. Он не позволял себе ни на минуту отвлечься перед выходом. Конечно, Остужев обладал отличной, хорошо тренированной памятью, но в случае какой-то оговорки, «заскока» спасения ждать было неоткуда: не улавливая слов партнера, он не смог бы сымпровизировать, сказать текст своими словами. Когда осознаешь это, становится жутко: какое-то хождение по канату над пропастью. Если ясно представить себе все это, понимаешь, каким подвигом была работа Остужева на сцене. Александр Алексеевич на летние каникулы брал с собой пьесы будущего сезона и выучивал их целиком наизусть».

Воспоминаниями о своих  первых впечатлениях об Александре Остужеве именно в этот период его творчества и о своем отношении к нему в последующие годы, когда они стали партнерами по спектаклям Малого театра, делится Народная артистка СССР Елена Николаевна Гоголева: «Однажды по абонементу мы с мамой смотрели «Старый закал» Сумбатова в Малом театре. И вот открылся занавес. На сцене ночь, сад внутри крепости где-то на юге, в маленьком пограничном гарнизоне. На сцену вышли двое. Офицеры. Один совсем молодой, стройный, другой постарше. И раздался голос молодого офицера. Тишина в зале стояла удивительная. Голос, необыкновенный голос, звучный, чистый, ясный. За сценой жена полковника Олтина играла ноктюрн Шопена. И голос молодого офицера, его душа, глубокое отчаяние от невозможности вырваться из этой глуши, где гибнет ум, душа, а потом безудержные страстные рыдания — все это потрясло не только меня. Звуки Шопена и такой же полный неслыханной красоты и муки голос, сумевший покорить, захватить, действительно потрясти весь зал. Голос этот принадлежал Остужеву. Совсем небольшая сценка, но как он ее играл! Это было нечто необъяснимо прекрасное, что мог сделать только подлинный художник, подлинный талант, хватающий за сердце и переворачивающий душу. С тех пор Остужев стал моим кумиром. Я не была из тех поклонниц, которые ждут своего обожаемого у выхода после спектакля, требуя автограф и осыпая цветами. Нет, я поклонялась молча, даже не мечтая увидеть его в жизни. Но все его фотографии во всех ролях старалась приобрести у Сахарова и Орлова. Была такая фотография, или, как теперь бы сказали, фотоателье. Помещалась она на углу нынешней улицы Пушкина и проезда Художественного театра, а потом переехала на Кузнецкий мост. Оба компаньона фотографировали только артистов. Они были хорошие фотографы и истинные театралы. Музеи театров многим обязаны им… Вспоминается мне и то, как играл Остужев в пьесе Н.Григорьева-Истомина «Сестры Кедровы». Замечательный был спектакль. Для меня, конечно, на первом месте был в нем Остужев. Роль вообще выписана неважно, но очарование и обаяние Остужева, его голос и темперамент преодолевали слабость роли и завораживали всех. Не могу забыть Остужева в пьесе Сумбатова «Измена». Он, как всегда, играл Эрекле темпераментно, порывисто, обаятельно. Когда я впоследствии играла Рукайю, у меня был другой партнер, совсем непохожий на остужевского Эрекле. Ну что делать, так случилось. Как я уже говорила, Чацкий — Остужев был любовник и ,прежде всего, безумно любил Софью. Может быть, потому моя Софья и бросалась за ним, когда он уходил навсегда. Уж очень было обидно. Мой обожаемый Остужев — Чацкий любил меня, а я — Софья?! Надо же так! Но зато в «Уриэле», играя Юдифь, я отдавала ему всю любовь, таившуюся во мне все эти годы».

Несмотря на популярность и огромное количество поклонниц, Александр  Алексеевич не имел семьи и жил  совершенно одиноко. Друг актера, М.М.Садовский, рассказывает: «Меня всегда и удивляло и заставляло как-то внутренне жалеть Александра Алексеевича то обстоятельство, что он жил один. У него не было домработницы, не было никого, кто бы заботился о нем, помогал вести  домашнее хозяйство. Он всегда все делал  сам и никогда на это не сетовал. Любовь к жизни, к деятельности всегда давала ему возможность сохранить мажорное настроение.

Он увлекался слесарным  делом, занимался фотографией и  был страстным охотником. Он жил  в Большом Козихинском переулке, в коммунальной квартире, занимая в ней две небольшие комнаты. Первая его комната напоминала слесарную мастерскую: в ней стоял верстак и находилось множество слесарных инструментов; во второй комнате, если судить по вещам, жил фотограф, охотник и актер. Впрочем, об актере - вещи говорили меньше всего. Об этом напоминала, может быть, только коробка грима, брошенная неизвестно в каком году на подоконник.

О том, что Остужев увлекался  слесарным делом, знали все, кто  знал Александра Алексеевича, и, конечно, все его знакомые и даже знакомые знакомых обращались к нему с просьбой починить ту или иную вещь. Но особой известностью он пользовался в том  районе, где жил. Многие жители Большого Козихинского переулка знали, что по соседству с ними живет артист, который прекрасно чинит самовары, замки, кастрюли, и при этом —  задаром. «Расторопные» хозяйки не оставляли его без работы и тащили к нему так много всяких предметов, нуждавшихся в ремонте, что Александру Алексеевичу приходилось иной раз вывешивать на своей двери объявление: «Слесарные работы временно прекращены». Но хозяйки не унимались и, чтобы разжалобить Остужева, посылали к нему своих детей.

Начало 1920-х годов стало  нелегким временем в жизни Малого театра и началом кризиса в  человеческой и актерской жизни  Александра Алексеевича Остужева. Шла смена общественно-экономических формаций. Утверждались новые идеалы, новые направления в искусстве. От старых дореволюционных театров отвернулось большинство критиков, которых захватило новое «левое» искусство. Отрицать и ругать в прессе Большой, Малый, отчасти Художественный театр сделалось своеобразной модой. О спектаклях Малого театра отзывались положительно только в тех случаях, когда режиссер, художник и актеры заимствовали декорации, мизансцены, трактовку сценических образов у «новаторов». То же увлечение новизной распространялось и на актеров, актерское мастерство, стиль игры. Одним из ярких выразителей артистических традиций старого Малого театра, безусловно, был Александр Остужев. Это раздражало многих представителей тогдашней модной околотеатральной элиты и порождало бурные дискуссии и критику в прессе. К тому же завистников и критиков подстегивали неизменный успех и популярность Остужева у зрителей. Советский театральный зритель начала и середины 1920-х годов представлял собой весьма своеобразное и неоднородное собрание. При постановке новой пьесы, премьеру и три-четыре первых спектакля посещали старые театралы, московская интеллигенция. На последующих спектаклях эти зрители сменялись нэпманами с их спутницами, приезжими и командировочными. Большая часть публики была несведуща ни в литературе, ни в истории, ни в театральном искусстве и следила в основном за развитием любовной интриги, бытовыми событиями, за содержанием ведущих женских ролей.