Кочевническое облачение в художественном литье средневековья

М.В. Панченко 
НИИПОИ МКИ Украины   

Рассмотрение  этой группы целесообразно начать со статуэтки, обнаруженной около 1861 г. близ г. Хорола бывшей Полтавской губернии. Штатным смотрителем местного уездного училища она была передана музею  университета св. Владимира, большую  часть коллекций которого впоследствии унаследовал Киевский исторический музей (ныне - Национальный музей истории  Украины). Отлитая из цветного металла  фигурка изображает стоящего воина  с согнутой, приставленной к боку левой и вытянутой по линии  плеч правой рукой, в которой находился  некий, впоследствии утерянный предмет¹ (рис. 1). 

Рис. 1. Фигурка из Хорола: а - фото с негатива 1907 г.; б - фото после реставрации 1988 г. (реставратор А.И. Минжулин).

Временная и  этническая принадлежность статуэтки  уже давно вызывала разноречивые высказывания исследователей, впрочем, часто носившие мимолётный, гипотетичный характер. Интересно отметить, что  в большинстве случаев они  касались именно одеяния фигурки - основываясь  на нём С.С. Стрекалов даже реконструировал "праздничную одежду X века" (рис. 2), используя при этом расплывчатые описания арабских письменных источников [Стрекалов : 1877, с. 1-2, рис. 1, табл. 1а]².  

Рис. 2. Реконструкция С.С. Стрекалова.

Следующая её публикация была осуществлена в 1881 г. В.А. Прохоровым, который в соответствии с темой  своей работы наибольшее внимание уделил одеянию изображённого воина, причислив  его к древнерусскому [Прохоров : 1881, с. 52]. С такой же характеристикой она вошла и в перечень экспонатов на выставке XI археологического съезда [Каталог: 1899, с. 131, № 1596]. Позднее это мнение было оспорено А.А. Спицыным, высказавшимся в пользу западноевропейского происхождения одеяния статуэтки, правда, весьма кратко и априорно, не подтверждая свою точку зрения какими-либо доводами [Спицын: 1914, с. 130, рис. 13]. Уже в 1980 году, В.П. Даркевич, разделяя мнение А.А. Спицына, рассматривает статуэтку в одном ряду с другими произведениями западноевропейского художественного ремесла. По его версии причёска и одеяние изображённого воина близки северогерманским этнокультурным традициям, а некоторые художественные особенности, отличающие стиль её изготовления, даже находят свои аналоги в металлопластике из этого региона [Даркевич : 1980, с. 17, 55, табл. 9, рис. 4]. 

Рис. 3. Статуэтка из Смирны.

Иное трактование  своего происхождения получила статуэтка  из Смирны, приобретённая Берлинским Королевским музеем в 1899 году³ и являющаяся удивительно близким аналогом первому экземпляру (рис. 3). Она была опубликована в каталоге римских и византийских предметов искусства раннехристианской эпохи и датирована V-VI вв. [Wulf: 1909, s. 162-163, taf. XXXIII]. 

Рис. 4. Статуэтки из Московского исторического музея (а), и Оттоманского музея в Константинополе (б).

Любопытно отметить, что не владея информацией о находке  из Хорола, Оскар Вульф привлекает для сравнения несколько других статуэток. К сожалению, экземпляры из Московского исторического музея  и Оттоманского музея в Константинополе  совершенно не вписываются в круг аналогов (рис. 4, а, б). То же (судя по каталожному описанию) можно сказать и о статуэтке из-под Милета (British museum) [Walters: 1899, p. 621, Nr 1610]. Зато ближневосточный экземпляр, изображённый на гравюре из "Путешествий …" К. Нибура [Niebur: 1774, Bd. I.-T. XLII, s/ 209], несомненно относится к этому кругу (рис. 5). 

Рис. 5. Статуэтка из ближневосточных собраний К. Нибура: а - в авторском интерьере; б - выделенное изображение; в - прорисовка.

На этом фоне чрезвычайно информативно выглядит сопоставление указанных предметов  с бронзовым подсвечником из собраний Schnütgen-Museum (Кёльн). Его основной композиционный элемент - фигурка, почти полностью  соответствующая вышеописанным  как стилем изготовления, так и  передачей деталей одежды; как  и у ближневосточной, основным (и  наиболее интересным) её отличием является положение рук - они обе распростёрты в стороны и в каждой из них  находится подставка для свечи (рис. 6). 

Рис. 6. Статуэтка из Восточного Средиземноморья (Schnütgen-Museum).

Это единственный известный нам экземпляр, где  сохранился такой конструктивный элемент, не оставляющий сомнений в функциональном назначении предметов данного круга. Привлекает внимание контекст публикации - подсвечник экспонировался на выставке, посвящённой кочевническим древностям раннего средневековья [Hunnen + Awaren: 1996, s. 242-243, katalog. Nr. - 5.71]. Возражений относительно византийского производства самого предмета авторы каталожной статьи не высказывают, датируя его VI в. или несколько более поздним временем.

Как видим, мнения по поводу происхождения и хронологии данных предметов единообразием  не отличаются. Обращаясь к указанным  вопросам, представляется целесообразным отдельно рассмотреть детали одеяния  и причёски, учитывая при этом технические  приемы и стиль их передачи.

Среди других деталей  одежды особое внимание привлекает пояс фигурки, имеющий семь длинных дополнительных ремней, снабжённых, очевидно, металлической  фурнитурой. Последнее целенаправленно  подчеркнуто орнаментацией - окружности с точкой в центре намечены на концах и в местах крепления дополнительных ремней к основному, т.е. в местах обычного расположения металлических  деталей поясного набора. Некоторая  схематичность в передаче поясных  наконечников и накладок обусловлена  самим методом орнаментации, при  котором подобная окружность является, собственно, основной орнаментационной деталью - ею также отмечена и отделка  одежды (на подоле и оплечье) хорольской фигурки. Остальные экземпляры подобной орнаментации не имеют, но, тем не менее, эти же детали поясного набора у  них выделены весьма рельефно.

После гуннского  нашествия IV в. наборные пояса уже  довольно широко были распространены по территории Европы, однако, тип пояса  подобный изображённому, появляется здесь  приблизительно с VI в. и, первоначально, является отличительной чертой снаряжения протоболгарских и некоторых  других контактировавших с ними кочевых  племен. Отличие гунно-болгарского  пояса от поясов, бытовавших в этот период у иных народов, зафиксировано  и в письменных источниках, анализ которых (в т.ч. и по данному вопросу) был в своё время предложен  Петром Мавродиновым [Мавродинов : 1936, с. 157-158]. Основным отличием болгарского пояса являлось как раз наличие дополнительных подвесных ремней [Гадло: 1963, с. 95], но необходимо заметить, что такие пояса довольно быстро приобретают популярность у других степных (а часто и у соседних оседлых) народов и, претерпевая определённые изменения, продолжают бытовать у них весьма продолжительное время. 

Рис. 7. Пояс из Дьёндьёш (Венгрия).

Популярности  наборного пояса способствовало также и его важное символическое  назначение, посредством которого определялась родовая принадлежность, социальный статус и заслуги владельца. Данное положение, на основе богатого материала  из аварских погребений в Венгрии, было доказательно аргументировано Д. Ласло [Laslo : 1965, с. 16, 51, 56], а С.А. Плетнёвой даже были выявлены семиотические различия в ранговом соотношении между наконечниками и накладками из венгерского и дмитриевского комплексов [Плетнёва: 1967, с. 164-165; 1989, с. 280-282].

Наборной пояс с дополнительными ремнями имел не только эстетическую и символическую, но и вполне определенную утилитарную  нагрузку - к нему крепилось оружие и другие необходимые в походе предметы, а иногда подстегивались и голенища сапог. Такая традиция сохранялась и в дальнейшем, что  можно пронаблюдать на примере каменных изваяний евразийской степи. На то, что изображённый на фигурке пояс имел не только декоративное, а и  реальное практическое назначение, указывает  пряжка-распределитель, в которую  продеты два боковых ремешка (рис. 8). Она расположена с левой  стороны, как раз в обычном  для крепления клинкового оружия месте. 

Рис. 8.

Движение кочевых  племен на Запад и высокие боевые качества их снаряжения способствовали широкому распространению последнего. Согласно выводам Д. Чалланя, например, пояса рассматриваемого типа проникают  на Запад в VI-VII вв. [Чаллань : 1956, с. 179-180]. И. Вернер, среди находок ещё более западных чем венгерские, также выделяет вещи восточного происхождения, однако надо отметить, что среди скрупулезно изученного им материала поясные наборы вышеуказанного типа отсутствуют [Werner : 1956]. Это вполне согласуется с событиями той эпохи - гунны и большинство сопутствующих им племен были изгнаны из основной части западноевропейских территорий после битвы под Недао, т.е. до того, как подобные пояса могли получить у них распространение. Оставшиеся же там относительно немногочисленные группы пришлых народов потеряли непосредственные культурные связи с восточными соседями и вряд ли могли бы привнести подобный элемент в местную материальную культуру, что, впрочем, подтверждается и исследованиями оставленных ими памятников [Кузнецов, Пудовкин: 1961].

Основные же зоны бытования поясных наборов  более позднего периода (в т.ч. и  рассматриваемого типа) вполне однозначно определены отечественными исследователями [Плетнёва : 1967, с. 161; Распопова: 1965, с. 90]. И если к востоку они довольно обширны - Крым, восточноевропейские степи, Центральная и Средняя Азия, Кавказ, то на Западе область их местного производства можно, очевидно, ограничить территорией Аварского государства (Паннонией). 

Рис. 9. Фрагмент мозаики в соборе Монреале (Сицилия).

В качестве признаков, способствующих определению этнокультурной принадлежности рассматриваемых фигурок, вполне могут выступать и остальные  детали их одеяния. Например, на ногах  у статуэток изображены сужающиеся книзу и немного отвисающие у  колен штанины с крупными клиновидными складками. В качестве возможного аналога  можно предложить несколько типов  поясной одежды из изображённых на фресках Тебердинского храма, в  том числе и с длинными, неширокими штанинами с отворотами внизу, либо другими, заправленными в сапоги [Владимиров : 1902, с. 1-14, рис. 1-8]. В отличие от изображённой там же византийской, Т.Д. Равдоникас определяет эту одежду как местную [Равдоникас: 1990, с. 93]. Фрески датируются ХIII в., однако одежда местного алано-болгарского населения наверняка сохраняла более древнюю традицию. Впрочем, тип слегка сужающихся книзу, складчатых штанов был выделен и среди более ранних материалов, происходящих из погребений в Мощевой Балке [Иерусалимская : 1978, с. 156]. 

Рис. 10. Карл Лысый с представителями свиты. Фрагмент миниатюры IX в. (Париж).

Разумеется, исключительной монополией на эту деталь костюма  восточные народы не обладали - в  Европе, например, она присутствовала издавна, в качестве наследия как  римской, так и варварской бытовой  культуры. Кроме того, манеру отображать складчатую фактуру разных типов  штанов глубоко оттенёнными линиями  можно широко наблюдать в памятниках живописи раннего средневековья. Характерным  примером этому для византийской художественной традиции могут послужить  мозаики собора Монреале (Сицилия), или, для Запада - одеяние знатных  франков на "Вивьенской" миниатюре IX в. (рис. 9-10). Однако, различия в деталях  в обоих случаях весьма существенны: ветхозаветный Исав на сицилийской  мозаике одет в более узкие  штаны, прижатые ниже колен холщёвыми  чулками-обмотками; штанины франков  заправлены в перевитые ремешками  высокие чулки с наполовину открытой стопой и стянуты подвязками над  коленом, что вполне традиционно  для их одежды в этот период (рис. 11).  

Рис. 11. Одежда знатных франков эпохи Меровингов (реконструкция)

В качестве контраргумента мнению о более позднем западноевропейском происхождении одеяния статуэток  можно заметить, что к ХII в. разъёмные "брэ" постепенно уступают моде на узкие чулки-"шоссы", прикрывающие всю нижнюю часть ноги [Мерцалова 1993, с. 162]. Во всяком случае, длинные (ниже колен) широкие штаны не являются распространённой деталью одежды у населения Западной Европы, в т.ч. и Северной Германии в конце ХII-ХIII вв. - а именно такое датирование и региональную локализацию предложил В.П. Даркевич для фигурки из Хорола [Даркевич : 1980, с. 17]. В частности, приводимые им в качестве аналогов рельефные изображения на Магдебургских вратах Софиевского собора в Новгороде подобной детали в своем одеянии не имеют - видимую из-под верхней наплечной одежды часть ноги плотно, без складок облегают чулки, ниже обуты сапоги или башмаки; облачение духовных лиц доходит до щиколоток (рис. 12).

Рис. 12. Рельефные фигуры Магдебургских врат Софийского собора в Новгороде.

Нужно учитывать  также и то, что изображённые на фигурах рельефа пояса не инкрустированы и дополнительных ремней не имеют (концы, завязанные накрест и свисающие  вниз, таковыми, разумеется, не являются).

Кстати, подобные же аргументы можно выдвинуть  и против упомянутой выше "древнерусской  версии" - привлекаемая С.С. Стрекаловым  и В.А. Прохоровым аналогия - пояс младшего княжича на заглавном листе Изборника  Святослава 1073 г., вероятнее всего  состоит из двойной золочёной  тесьмы (рис. 13, а); Н.П. Кондаков даже назвал его "поясом из золотых шнуров" [Кондаков : 1906, с. 42]. Определённое противоречие С.С. Стрекалов допускает и в выборе цитат из арабских источников, привлекаемых им в качестве подтверждения своей реконструкции [Стрекалов : 1877, с. 2]. В цитате из Ибн-Даста "... плату же [за меха] получаемую деньгами, завязывают они накрепко в пояса свои" - речь явно идет о матерчатом поясе типа кушака.  

Рис. 13: а - фрагмент изображения на заглавном листе Изборника Святослава; б - реконструкция "одежды знатного русича" С.С. Стрекалова.

Тип причёски, за некоторыми специфичными исключениями, трудно назвать надёжным этноопределяющим и хронологическим признаком - волосы, ровно остриженные спереди и  ниспадающие на плечи сзади, мы наблюдаем  и у персонажей на упомянутых рельефах Магдебургских врат, и у "варвара", изображённого на пряжке из Среднего Поднепровья, хорошо датирующейся VII-VIII вв.⁴ (рис. 14). Причёска хорольской статуэтки - зачёсанные назад и остриженные у плеч волосы - также находят свои аналоги у разноэтничных и разновременных групп евразийского населения. 

Рис. 14. "Пряжка с головой варвара" (Среднее Поднепровье).

Наплечная одежда фигурок, судя по резкорельефно выступающим  оплечью и бортам, а также обильной отделке (инкрустации ?) на хорольском экземпляре и "стёганым" складкам на экземпляре из Смирны, является, скорей всего, не рубахой, а верхней одеждой  типа кафтана, на что указывает и  очень объёмно подвёрнутый рукав. Правда, В.П. Даркевич высказал предположение  о том, что эти отвороты могут  являться браслетами-наручами [Даркевич: 1980, с. 17], что вполне понятно, учитывая невысокое качество используемого им снимка (по В.А. Прохорову). Однако, при ближайшем рассмотрении нельзя не заметить, что какая-либо разграничительная линия (которой, кстати, разделены все остальные самостоятельные детали одежды), между данными утолщениями и рукавом отсутствует.

Говоря об аналогах для одежды такого типа, следует  упомянуть об опоясанных кожаными ремнями  и декорированных вдоль бортов кафтанах из находок в Мощевой Балке [Иерусалимская: 1978, с. 156], а также об изображённой на фресковой живописи Пенджикента нераспашной одежде с просторной отделкой, напоминающей "оплечье" фигурки [Беленицкий: 1973, с. 2]. Как наиболее встречающийся тип мужской наплечной одежды, из запечатлённой на рельефах дольменообразных склепов на р. Кривая, Т.Д. Равдоникас отмечает короткие опоясанные кафтаны [Равдоникас: 1990, с. 91]. Разумеется, одежда подобного типа бытовала весьма длительное время, тем более у народов, давно с нею знакомых. Миниатюра Лицевой Четии Минеи императора Василия Македонянина (Х в.) запечатлела двух болгар в кафтанах с разрезом от ворота до талии (к тому же пояса у них явно наборные, украшенные металлической фурнитурой или её имитацией; к одному из них прикреплены разнообразные предметы) [Прохоров: 1881, с. 57].

Обращает на себя внимание и инкрустация кафтана  хорольской фигурки круглыми нашивками (очевидно, именно так следует трактовать детали орнамента состоящие из упомянутых окружностей). Можно отметить, что  население Северного Кавказа  воспринимает способ украшения одежды нашивными пластинами в подражание византийской [Равдоникас : 1990, с. 67]. Эта традиция была хорошо известна и населению Хазарского каганата, получавшему, по свидетельству Истанхи, много готового платья из Византии [Караулов 1901, с. 51]. Конечно, следует учитывать, что этот элемент на одежде фигурок отражён весьма схематично - в равной степени он может соответствовать и вышивке или рисованному (набивному) узору; впрочем и это является весьма распространенной традицией в материальной культуре.

Широкая оторочка вдоль ворота и бортов встречается  и на византийской или западноевропейской одежде, имея, однако, существенные отличия  в деталях. Например, оплечье чаще всего имеет округлые очертания, часто - с переходом в продольные полосы-"клави" от ворота до подола; такая традиция существовала довольно продолжительное время. Яркой иллюстрацией может послужить каввадий Феодора  Метохита на мозаике из Кахрие-Джами (бывш. монастырь Хора). Его широкая, шитая золотом оторочка - "парагуда" по терминологии Н.П. Кондакова [Кондаков : 1906, с. 79], имеет многочисленные и гораздо более ранние аналоги, в т.ч. и на нераспашных туниках, имевших распространение во всем средиземноморском бассейне.

Доходящие до пояса  нагрудные вставки, иногда встречающиеся  на туниках, чаще всего гораздо шире, прямоугольной или трапециевидной формы. Более показательна в этом отношении отделка одежды варваров, изображённых на наборной костяной пластине "Триумф Юстиниана" из собраний Лувра (рис. 15). 

Рис. 15. Наборная пластина из слоновой кости с аллегорическим изображением побед императора Юстиниана (Лувр).

Однозначно определить их этническую принадлежность трудно, однако аллегорический характер сюжета позволяет высказать некоторые  предположения. Изображение на нижнем ярусе пластины (рис. 15, а) явно призвано символизировать широту побед императора : если фигуры правой части (подносящие дань слоновой костью) сопоставляются с покорёнными народами североафриканского региона, то слева (в зеркальной композиции) должны находиться представители условно противоположной окраины империи (Подунавье?). Во всяком случае, отделка на их рубахах напоминает нагрудную отделку одеяния фигурок как размерами и расположением, так и способом орнаментации - косыми перекрещивающимися насечками (сравн. с хорольским экземпляром).

Рис. 16. Наборная пластина из слоновой кости с аллегорическим изображением побед императора Юстиниана (Лувр) - фрагмент.

Конечно, упрощенный способ передачи деталей не позволяет  безоговорочно определить тип наплечной  одежды статуэток, но приходится согласиться, что во всех рассмотренных случаях  она стоит особняком по отношению  к соответствующим видам византийского  или западноевропейского одеяния. Как уже упоминалось, различные  типы верхней нераспашной одежды были распространены длительное время  и на весьма обширной территории. Тут  необходимо отметить, что большинство  изображённых на статуэтках деталей  облачения, будучи взяты отдельно, могут  оставлять место для сомнений в их этнокультурной принадлежности, но рассмотренные в комплексе, они  с большой степенью вероятности  могут быть интерпретированы как  принадлежности одеяния кочевых, либо подвергавшихся их влиянию народов VII-X вв., с уверенным сужением датировки  в сторону VII-VIII вв.

Разумеется, производство самих предметов со степными регионами  не соотносится - художественные особенности, способ изготовления, да и само их функциональное назначение соответствует развитой городской культуре, и, скорее всего - византийской. На последнее, помимо локализации  находок (Смирна, Восточная Европа, Восточное Средиземноморье, Ближний  Восток), указывает и выбор сюжета - представители кочевых и полуоседлых  народов в составе военных  подразделений были привычным явлением для раннесредневековой Византии. К  примеру, описывая состав войск для  италийской кампании 535 года, Прокопий Кесарийский упоминает о двухстах симмахах-гуннах [Procopii : BG. I. 5. 3-4]. К VII-VIII вв. необходимость в их найме ничуть не уменьшилась. Не следует также сбрасывать со счетов вышеупомянутую популярность кочевнического снаряжения (в т.ч. наборных поясов), тем более в Балканском регионе. В любом случае, можно утверждать, что основой сюжета для "хранителя свечи" стал символический образ воина, в облачении которого присутствуют кочевнические элементы VII-VIII вв.  

 
¹ Возникавший ранее вопрос о характере этого предмета и, соответственно, о функциональной принадлежности самого экспоната можно считать решённым, имея ввиду аналог из Schnutgen-Museum; этих подробностей мы коснемся несколько ниже.  
² С данной публикацией связана позднейшая историографическая ошибка - в каталожной статье Г.Ф. Корзухиной вместо Степана Стрекалова указан несуществующий населенный пункт - с. Стрекалово [Корзухина: 1996, с.394]  
³ Ныне - Staatliche Museen zu Berlin инв. № 2517, 6815. Утеряна в годы второй мировой войны. Выражаем благодарность сотрудникам музея и Виктории Булгаковой (Византийский семинар Берлинского ун-та) за предоставленный снимок.  
⁴ Фонды НМИ Украины. Инв. № - в-5210.  

 
Беленицкий А.М. Монументальное искусство Пенджикента.- М.,1973.  
Брун В., Тильке М. История костюма от древности до Нового времени.- М., 1996.  
Владимиров И.А. Древний христианский храм близ аула Секты в Кубанской области // ИАК.- 1902.- Вып. 4.  
Гадло А.В. Болгарские пояса // Сборник докладов на VI и VII всесоюзных археологических конференциях.- М.,1963.  
Даркевич В.П. Произведения западного художественного ремесла в Восточной Европе Х-ХIII вв. // САИ.- М.,1980.  
Иерусалимская А.А. Аланский мир на "шелковом пути" (Мощевая Балка - историко-культурный комплекс VIII-IX вв.) // Культура Востока.Древность и средневековье.- Л.,1978. 
 
Караулов Н.П. Сведения арабских географов IX и Х вв. о Кавказе, Армении и Азербайджане.- Тифлис, 1901.  
Каталог выставки XI архсъезда.- К., 1899.  
Кондаков Н.П. Изображения русской княжеской семьи в миниатюрах XI века.- СПб, 1906.  
Корзухина Г.Ф. Клады и случайные находки вещей круга "древности антов" в Среднем Поднепровье. Каталог памятников // Материалы по археологии, истории и этнографии Таврии.- Вып. V.- Симферополь, 1996.  
Кузнецов В.А., Пудовкин В.К. Аланы в Западной Европе в эпоху великого переселения народов // СА.- 1961.- № 2.  
Мавродинов П. Праболгарската художественна индустрия.- София, 1936.  
Мерцалова М.Н. Костюм разных времен и народов.- Т. 1.- М., 1993.  
Панченко М.В. Об этнокультурной принадлежности и датировке статуэтки из Хорола // К 100-летию Полтавского краеведческого музея.- Полтава, 1988.  
Плетнева С.А. На славяно-хазарском пограничье.- М.,1989. 
 
Плетнева С.А. От кочевий к городам. Салтово-маяцкая культура // МИА.- М.,1967.- № 142.  
Прохоров В.А. Материалы по истории русских одежд и обстановки жизни народной.- СПб, 1881.  
Равдоникас Т.Д. Очерки по истории одежды населения Северо-Западного Кавказа.- Л.,1990.  
Распопова В.И. Поясной набор Согда VII-VIII вв. // СА. № 4.- 1965. 
 
Рикман Э.А. Изображение бытовых предметов на рельефах Дмитриевского собора во Владимире // КСИИМК.- 1952.- Вып. 47.  
Смирнов Я.И. Две бронзовые статуэтки всадников Исторического музея в Москве и Оттоманского музея в Константинополе // Археологические известия и заметки издаваемые Московским археологическим обществом.- № 4.- М., 1895.  
Спицин А.А. Несколько статуэток // ИАК.- Вып.53.- 1914.-  
С.130.  
Стасов В. Заметки о древнерусской одежде и вооружении // ЖМНП.- 1882, январь. 
 
Стрекалов С.С. Исторические одежды от X до XIII века.- Вып. I.- СПб., 1877.  
Чаллань Д. Памятники византийского металлообрабатывающего искусства (часть II) // Archeologia Antiqua.- T. IV.- Voll. 1-4.- Budapest, 1956.  
Carsten Niebuhr. Reisebeschriebung nach Arabien und anderen umliegenden Ländern.- 1774, Bd. I, T. XLII, s. 209.  
Laslo W. Ёtudes archeologiques sur l'histoire de la societe des avars // Archeologia Hungarica XXXIV.- Budapest, 1965. 
 
Procopii Caesariensis opera omnia / Rec. J. Haury - G. Wirth.- Vol. 1-3.- Lipsiae, 1962-1964. 
 
Reiterfölker aus dem Osten. Hunnen + Awaren.- Katalog der Burgeländische Landesausstellung 1996.- Eisenstadt, 1996.- S. 242-243, Katalog. Nr.- 5.71.  
Walters H.B. Catalogue of the Bronzes, in the Britain Museum.- London, 1899.- p. 261, Nr 1610.  
Werner J. Beitrage zur Archäologie des Attila-Reiches.- München, 1956.