Коломна

Облик  площади сложился в начале   19 века,а в 1847г. Архитектор А.К.Кавос построил театр-цирк,  перестроенный им же в 1860-х гг в известный всему миру Мариинский театр.

В 1906г. На площади появился памятник М.И.Глинке (скульптор Р.Р.Бах). *фото* Памятник Н.А. Римскому-Корсакову  на площади был установлен в 1952г. (авторы В.Боголюбов и В.Ингал).*фото*

Многие писатели, актеры, артисты Мариинского, музыканты  стали селиться вокруг театра. Одним  из таких людей был Модест Петрович Мусоргский (1839 – 1881). *фото* *фото дома* Он жил в ныне сохранившемся доме №11 напротив Театральной площади по Крюкову каналу с 1865 г. Полна и деятельна жизнь Мусоргского, и хоть все движется к «Борису Годунову», но сотворяются вещи и непреходящего значения. За годы жизни на Крюковом были написаны «Гопак», «Светик Савишна», «Семинарист», «Классик», «Ночь на Лысой горе». За исключением последней – эти сочинения редко исполняются. Они воистину этапны, не только для Мусоргского, но и для всей русской музыки. Всюду слияние звука и слова,  в крупных произведениях – лапидарный контраст «добра» и «зла». *поищу еще инфу более подробную*

Также на Крюкове канале жили такие знаменитости как балерина Карсавина, дирижер Направник и композитор Стравинский. Они жили в доме №6-8. Их всех объединял Мариинский театр. Карсавина Тамара Платоновна *фото*прекрасная балерина, перенявшая любовь к балету от отца – солиста Мариинского театра, ученика Мариуса Петипа. Она поступила в Театральное училище, где преподавателем был бессменный премьер Мариинки второй половины 19в П.А.Гердт. После училища она получила несколько партий корифейки и солистки в текущем репертуаре. В 1904 дебютировала в главной роли балета «Пробуждение Флоры», затем ведущие роли в «Коньке-Горбунке», «Лебедином озере», «корсаре». Критики восхищались красотой дебютантки, но осуждали ее незаконченность движений. Именно естественная незаконченность пригодилась для фокинских героинь. Встреча с Михаилом Фокиным определила путь Карсавиной, сделала ее мастером.

С 1909г Тамара Платоновна снимает квартиру на Крюковом канале над квартирой Стравинского. Девушке предстояло стать прима-балериной Мариинского театра, станцевать ведущие роли в знаменитых балетах Фокина «Карнавал», «Видение розы», стать первой Жар-птицей в бессмертной «Жар-птице» Стравинского в постановке Фокина, первой исполнительницей партии Балерины в гениальном балете «Петрушка» Стравинского-Фокина-Бенуа.  Карсавина стала властительницей дум современного зрителя. Она стала мировой знаменитостью, пережившей  громовые триумфы, оставившей за спиной десятки стран и городов, памятью возвращающейся в тот окраинный переулок родного города, к деревянному дому с гирляндами.

Квартиру 72 в доме №6-8 на Крюковом канале *фото памятной доски* в течение сорока лет занимал Э.Направник, главный дирижер Мариинского театра, по происхождению чех, но живший в России с 1861г. Он пробыл за дирижерским пультом Мариинки 50 лет. Вернее не пробыть, а проработать продуктивнейшим, памятнейшим образом, обогатить русскую оперную сцену 80-ю постановками, провести премьеры «Бориса Годунова», «Пиковой дамы», «Кольца Нибелунгов», дать без купюр «Руслана и Людмилу», продирижировать 500-ый спектакль «Иван Сусанин». У него было незыблемое правило: не начинать работать пока все не выучат  свои партии, роли. В работе над произведениями ему помогали его исключительные музыкальные данные, в том числе и удивительный слух. Это качество облегчало кропотливый труд в самом начале репетиций. Все вместе обеспечивало высочайший профессионализм постановок в Мариинском театре. «Способность улавливать ошибки и моментально их исправлять на корректурных репетициях воистину изумительна,» - в устах Н.А. Римского-Корсакова это очень весомый комплимент, ибо речь идет о профессиональном мастерстве. Эдуард Францевич был разносторонним музыкантом. Он работал еще и как композитор, причем в разных жанрах: вокальная миниатюра и оркестровые сочинения, фортепианный квартет и пьесы для фортепиано, романсы, хоры. Писал он и оперы. Премьеры проходили в Мариинском театре. Много раз и с большой охотой к Направнику на Крюковом канале посещал Чайковский.

Первые двадцать семь лет  своей жизни в доме №8 на Крюковом канале провел знаменитый композитор Стравинский Игорь Федорович *фото* *фото памятной доски*. *эпиграф к слайду: ..Я был рожден не вовремя. По темпераменту и склонностям мне надлежало, как и Баху, хотя и иного масштаба, жить в безвестности и регулярно творить для установленной службы и Бога. Я устоял в мире, в котором был рожден... я выжил... несмотря на торгашества издателей, музыкальные фестивали, рекламу...

И. Стравинский

...Стравинский — истинно  русский композитор... Русский дух  неистребим в сердце этого  настоящего подлинно большого, многогранного  таланта, рожденного землей русской  и кровно с ней связанного...

Д. Шостакович*

Детство Стравинского прошло в Петербурге, жить в котором, по его словам, «было захватывающе интересно». Родители не стремились дать ему профессию  музыканта, но вся обстановка благоприятствовала музыкальному развитию. В доме постоянно  звучала музыка (отец композитора  Ф. Стравинский был известным  певцом Мариинского театра), имелась  большая художественная и музыкальная  библиотека. С детского возраста Стравинского увлекала русская музыка. Десятилетним мальчиком ему посчастливилось  увидеть П. Чайковского, которого он боготворил, посвятив ему много лет  спустя оперу «Мавра» (1922) и балет  «Поцелуй феи» (1928). «Героем моего  детства» называл Стравинский М. Глинку. Высоко ценил М. Мусоргского, считал его «самым правдивым» и утверждал, что в его собственных сочинениях есть влияния «Бориса Годунова». Дружеские отношения возникли с  членами Беляевского кружка, особенно с Римским-Корсаковым и Глазуновым. Занятия музыкой начались с 9 лет. Это были уроки фортепианной игры. Однако к серьезной профессиональной учебе Стравинский приступил лишь после 1902 г., когда, будучи студентом юридического факультета Петербургского университета, он начал заниматься с Римским-Корсаковым. В это же время он сблизился с С. Дягилевым, художниками «Мира искусства», посещал «Вечера современной музыки», концерты новой музыки, устраивавшиеся А. Зилоти. Все это послужило толчком к быстрому художественному взрослению. Первые композиторские опыты Стравинского — Соната для фортепиано (1904), вокально-симфоническая сюита «Фавн и пастушка» (1906), Симфония ми-бемоль мажор (1907), «Фантастическое скерцо» и «Фейерверк» для оркестра (1908) отмечены влиянием школы Римского-Корсакова и французских импрессионистов. Однако с момента постановки в Париже балетов «Жар-птица» (1910), «Петрушка» (1911), «Весна священная» (1913), заказанных Дягилевым для «Русских сезонов», происходит колоссальный творческий взлет в том жанре, который Стравинский в дальнейшем особенно любил за то, что, по его словам, балет — «единственная форма сценического искусства, которая ставит в краеугольный камень задачи красоты и более ничего».*перепишу более подробно*

Не уходим далеко от Театральной  площади. В доме №2 по Театральной  площади жил театральный режиссер В.Э.Мейерхольд (настоящее имя Карл Казимир Теодор Майергольд)  *фото* *фото дома*. *не много информации про его жизнь а питере, поищу еще позднее*

Фонарный переулок, дом  № 3*фото*. Дом стоит на углу Фонарного переулка и переулка Пирогова (тогда - Глухой переулок). Собственно адрес, по которому жил Глинка, - Глухой переулок, дом 8, квартира 1. В этом доходном доме Мерца Глинка жил дважды: первый раз с конца зимы 1836 года по начало весны 1837 года, второй раз с 16 сентября 1840 года по февраль 1841 года. Мемориальная доска находится на доме со стороны Фонарного переулка. Кроме дат жизни Глинки в этом доме, она сообщает также, что здесь им были созданы оперы "Жизнь за царя" (Иван Сусанин) и "Руслан и Людмила".

Внизу подписано, что эта  доска - инициатива Мариинки.

— создатель русской национальной оперы и родоначальник русской  художественной музыкальной школы. Г. принадлежал к дворянскому  роду Глинок Смоленской губ., ведущему свое начало из Польши (местечко Глинки, Ломжинской губ., Маковского уезда) и получившему в начале XI века герб Тржаска (обломок меча), перешедший и к русской ветви этого рода. Родоначальник последней (Викторин Владислав, перешедший в православие и русское подданство около 1654 г.), "выезжий из Короны Польской", владел поместьями в Смоленской губ., служил в рядах Смоленской шляхты и был прапрадедом отца композитора, отставного напитана Ивана Николаевича Г. (1780—1833). Последний был женат на дальней родственнице Екатерине Андреевне Глинке и жил помещиком в селе Новоспасском, Ельнинского уезда, Смоленской губ. Здесь и родился Г. 20 мая 1804 г. Раннее детство Г. протекло под надзором его бабки со стороны отца, Феклы Андреевны, взявшей к себе внука и воспитывавшей его с вполне старческим неумением. Жизнь в душных, жарко натопленных комнатах, где его кутали, редко выпуская на воздух, наложила отпечаток на ребенка, сделавшегося нервным, слабым и золотушным. В раннем детстве Г. коренится его склонность к болезненности — отчасти действительной, но еще более вызываемой мнительностью. Г. сознавал это и нередко, впоследствии, называл себя и подписывался даже в письмах мимозою. Первыми впечатлениями детства, сохранившимися на всю жизнь композитора и оказавшими влияние на его творчество, были песни и сказки его подняни Авдотьи Ивановны, а также колокольный звон, которым он заслушивался и которому вскоре выучился подражать на медных тазах. Четырехлетнему Г. показал новоспасский священник о. Ставровский "титлы", и в короткое время он научился разбирать по складам и читать. Только 6 лет, после смерти бабушки, Г. был возвращен родителям и более рациональному воспитанию. Любознательный и способный от природы, Г. пристрастился к чтению (в особенности к рассказам о путешествиях; старинное издание "О странствиях вообще" сделалось любимой книгой и, по признанию самого Г., "послужило основанием его страсти к географии и путешествиям"), рисованию и, в особенности, к музыке. Он заслушивался исполнению крепостного оркестра, нередко сам подлаживался к нему и в детстве уже настолько познакомился и сроднился с серьезной музыкой и небольшими, модными в то время, аранжировками народных песен, что нередко мечтательно настраивался под впечатлением слышанного, а однажды, 10—11 лет, признался своему учителю рисования — музыка душа моя. С тех пор Г. страстно полюбил музыку. Общее образование шло в духе того времени. Чтобы подготовить Г. для поступления в Благородный пансион, в 1815 г. была выписана гувернантка г-жа Кламмер, дававшая ему также уроки игры на фортепиано; здесь Г. также настолько преуспел, что в полтора года научился "опрятно" исполнять сольные пьесы модных композиторов (Гировеца, Штейбельта и др.) и разные увертюры в 4 руки. В то же время он принялся играть на скрипке под руководством одного из дворовых музыкантов. Таким образом, детство будущего композитора протекло в деревне, за исключением приблизительно годового перерыва (1812—13), когда семья отца Г., ввиду наступления армии Наполеона в Смоленскую губ., бежала в Орел. Зимой 1817 г. М. И., в сопровождении матери и одной из сестер был отправлен в Петербург и поступил здесь в незадолго перед тем открытый при университете — Благородный пансион. Четыре года (1818—22), проведенные Г. в последнем, наложили заметный отпечаток на его характер,. склонность и известные стремления в жизни, но в образовательном отношении дали не много. Хорошо подготовленный дома, способный и с рвением принявшийся было за учение (любимыми предметами его были языки, естествоведение, география, история и даже, вначале, математика, так что некоторое время Г. состоял "репетитором" по алгебре в пансионе), Г. в конце курса значительно охладел к учению, сознав, что в пансионе "ученье в совершенном упадке" (письмо к родителям 1822 г. ). Все-таки Г. окончил курс вторым по выпуску. Влияние пансионского периода более сказалось в другом отношении. В пансионе Г. завязал приятельские сношения с своими однокашниками князьями Гр. и Ал. Голицыными, С. Соболевским, Н. Мельгуновым, А. Римским-Корсаковым (Корсак) и др., а также познакомился с Пушкиным, навещавшим воспитывавшегося в пансионе младшего брата Льва Сергеевича, и таким образом вошел в круг наиболее интеллигентной тогдашней столичной молодежи, в котором и музыка культивировалась как благородное развлечение. Из педагогического персонала пансиона, кроме инспектора Линдквиста и одного из гувернеров В. К. Кюхельбекера (декабриста), у которых Г, жил пансионером, он близко сошелся сумным, добродушным и правдолюбивым подинспектором И. Я. Колмаковым; благодаря последнему он полюбил латинский язык и нередко читал с Колмаковым Овидия. Но если науки для Колмакова были истинной страстью, которой он ободрял способных учеников, то, с другой стороны, пристрастие к вину и веселой компании еще более сближали его с молодежью. И в этом отношении Г. очень скоро и рано подпал под влияние Колмакова и в период окончания пансиона впервые обнаружил склонность к вину, к которому впоследствии часто любил прибегать, чтобы разогнать хандру или настроить творческую фантазию. Г. в "Записках" своих сохранил шуточные беседы с Колмаковым под веселую руку; попойки эти расслабляли хрупкую и нервную натуру композитора. Жизнь в пансионе не мешала и музыкальным занятиям Г. Художественный кругозор его расширился, благодаря новым впечатлениям (в опере, драматическом театре и в концертах). В Петербурге он мог получить и более основательную техническую подготовку, хотя о систематическом музыкальном образовании, несмотря на явно обнаружившуюся склонность Г. к музыке, речи быть не могло — чисто музыкальная профессия лежала вне круга деятельности тогдашнего дворянского сословия. Тем не менее, Г, имел ряд учителей, начиная со скрипача-концертмейстера Бема (Г. скоро бросил с ним заниматься) и кончая знаменитым Фильдом, у которого он взял (1820) 3 урока, разучив его E-dur'ный дивертисмент. Наиболее обнаружились и развивались пианистические способности Г. После двух неудачных учителей, Омона (ученик Фильда) и Цейнера (теоретик, с ним Г. проходил и элементарную теорию музыки), был приглашен талантливый пианист и композитор Ш. Майер (Mayer), также ученик Фильда. Майер дал Г. исключительно фортепианное образование и вполне в духе школы Фильда, поклонником которой Г. и остался на всю жизнь, предпочитая, даже в зрелом возрасте, ровную, виртуозную и элегантную стильность исполнения новой, более драматической и одухотворенной передаче Фр. Листа. Майер угадал серьезное дарование своего ученика и вскоре отказался от преподавания заменив его совместным музицированием, дружескими беседами и советами; нередко он исправлял также первые композиторские опыты Г. Впоследствии, во второй половине 1820-х гг., Г. еще занялся специально теорией композиции под руководством теоретиков Фукса и Замбони. Параллельно с этими учебными работами шли и практические занятия Г. в области композиции и ознакомления с оркестровой техникой. Сыграв на выпускном акте Благородного пансиона, вместе с Майером, а-moll'ный концерт Гуммеля, Г. как бы публично заявил о своем музыкальном даровании. В начале 1842 года в Петербург приехал концертировать Лист и также извлек Г. из его уединения. Сыгранные им с листа (по черновой партитуре) отрывки "Руслана" и большие похвалы, при этом случае, высказанные знаменитым артистом красотам и оригинальности музыки, еще более возбудили интерес к новой опере. Декоратор Роллер получил за свои эскизы звание академика. Некоторые костюмы были сделаны по рисункам К. Брюллова. Постановка "Руслана" ожидалась с нетерпением; билеты раскупались на несколько спектаклей вперед. 1-е представление состоялось 27 ноября 1842 г.; успех был шумный, в особенности на следующих спектаклях, и в первый сезон опера выдержала 32 представления, но затем, до 1845 г., была дана еще только 21 раз и до 1858 г. на сцене не появлялась. Отдельные №№ "Руслана" имели несомненный успех, но более всего привлекали публику волшебный спектакль и постановка. Даже в музыкальных кругах партитура этой оперы считалась "ученой музыкой", а по приговору гр. Вьельгорского "Руслан" был — оперой "неудачной" (manqué). Самолюбие композитора было уязвлено, тем более, что на этот раз успех и признание достоинства не были поддержаны свыше. У Г. навсегда сохранилось убеждение, что "Руслан" его не оценен; вернулась прежняя апатия к творчеству и общественным связям. После года бездействия, проведенного в Петербурге после постановки "Руслана", Г. добился разрешения матери на путешествие за границу, с целью побывать в Испании. В нем проснулась воспринятая с детства страсть к путешествиям и далеким странам; последние годы жизни Г., за редким исключением, прожил вне Петербурга и подолгу любил заживаться в чужих краях и местах. К немногим произведениям, написанным в это время,. до отъезда за границу, относятся: Тарантелла на слова Мятлева и Прощальная песня воспитанниц Екатерининского института — для хора и оркестра (1841 г.) и два романса "К ней" и "Люблю тебя, милая роза" (1843). Летом 1843 г., через Германию, Г. отправился в Париж, где прожил до весны следующего года. Здесь он возобновил знакомство и сошелся с Берлиозом, который включил Лезгинку из "Руслана" и арию Антониды в программу своего концерта и помог Г. в устройстве его собственного концерта (10 апреля н. ст. 1845 г. в зале Герца). В концерте были исполнены отрывки из обеих опер, Вальс-фантазия и романс II desiderio; хотя парижские критики, в особенности Берлиоз, отнеслись к Г. вполне сочувственно, но успех концерта был чисто внешний и значения для дальнейшей популяризации здесь произведений Г. не имел. Гораздо значительнее оказалось впечатление, произведенное на самого Г. произведениями Берлиоза. Он увлекся программными произведениями последнего и решил предпринять ряд оркестровых пьес, Fantaisies pittoresques, тематический материал которых надеялся собрать в Испании. Кроме того, в Париже он завел приятельские сношения со многими музыкантами и литераторами (Мериме, Герц, Шатонеф и др.), о чем свидетельствует альбом Г., сопровождавший его в Париж и Испанию, полный многочисленных заметок французских и испанских знакомых. Г. прожил в Испании 2 года, побывав в Памплоне, Вальядолиде, Сеговии, Мадриде (здесь, в сентябре 1845 г. была сочинена "Арагонская хота", первая из намеченных им "Fantaisies pittoresques"), Гранаде, Андалузии и др. местах. Здесь он отдыхал от петербургских сплетен, бракоразводного дела и забывал полувраждебное отношение к его творчеству петербургских дилетантов. Бродя по Испании, Г. изучал народные песни и пляски, собирая их в своей запиской книжке (сохранилась книжка с 17 напевами, часть которых послужила материалом для его второй испанской увертюры "Ночь в Мадриде"); тогда же им была аранжирована для фортепиано андалузская пляска "Las Mollares". В ноябре 1846 г., при посредничестве придворного пианиста Гельбенца, в одном из придворных концертов в Мадриде было исполнено трио из "Жизни за Царя"; собственного концерта Г. не удалось там устроить. Во всех своих письмах из Испании Г. свидетельствует о несравненном удовольствии, доставленном ему этим путешествием: "мне в Испании так хорошо, что мне кажется, будто я здесь родился", признается он в одном из писем. В Мадриде, наконец, Г. сошелся с одним любителем, (дон Педро Фернандец), которого вывез в качестве приятеля и пестуна в Россию и не расставался с ним до 1855 г. В июле 1847 г. Г. выехал из Испании и через Австрию, Германию и Варшаву вернулся в Россию, в Новоспасское. Собравшись осенью в Петербург, он захворал и остался в Смоленске, прожив здесь зиму вместе с сестрой Л. И. Шестаковой. В этот период были сочинены: романс "Ты скоро меня позабудешь" и несколько незначительных фортепианных пьес; к одной из них, "Молитве", впоследствии (1855 г.) были подведены стихи Лермонтова "В минуту жизни трудную". 28 января 1848 г. смоленское дворянство чествовало родного композитора торжественным обедом. Весной Г. снова отправился за границу через Варшаву, но остановился здесь и прожил до осени. Кроме устраивавшихся им музыкальных вечеров с оркестром наместника, князя Паскевича, Г. написал здесь Ночь в Мадриде и Камаринскую — для оркестра, и романсы "Слышу ли голос твой", "Заздравный кубок" и "Песнь Маргариты". В ноябре 1848 г. Г. вернулся в Петербург, но, прохворав зиму и не добившись предположенной Фреццолини в ее бенефис постановки "Жизни за Царя" в Итальянской опере, весной 1849 г. снова отправился в Варшаву и прожил здесь до осени 1851 г. В Варшаве на этот раз Г. сошелся с местными музыкантами (композитором Курпинским, органистом Фрейером и др.), изредка принимался за композиторство, жил по своему обыкновению на холостую ногу и ухаживал на этот раз за Эмилией Ом, дочерью местного трактирщика. "Поэтическое чувство" к ней возбудило и творческую деятельность Г.: кроме романса на текст Мицкевича "Rozmowa", тогда же изданного и посвященного Э. Ом (впоследствии этот романс вышел в русском переводе "О милая дева"), в это время были сочинены романсы Адель, Песнь Мери и одна из лучших глинкинских песен — Финский залив, посвященная императрице Александре Феодоровне, в то время пребывавшей в Варшаве и пригласившей к себе Г. Кроме того, в Варшаве была сочинена Прощальная песня для воспитанниц Смольного монастыря, а осенью 1851 г., перед отъездом в Петербург, было переработано, по совету кн. Одоевского, попурри из испанских мелодий, теперь получившее свое окончательное название — "Испанская увертюра" № 2 ("Ночь в Мадриде").* оГлинке все будет переработано*

На углу Театральной площади  и канала Грибоедова в доме 109 жил  М.М.Фокин *фото* *фото дома*. В 1898 году только что окончивший академию будущий реформатор балета был принят в Мариинский театр сразу в качестве солиста. Он исполнял сольные партии в различных классических балетах: «Спящая красавица», «Пахита», «Корсар» и других. Однако, всё нараставшая неудовлетворённость в классическом танце заставляла его даже подумывать об уходе с театральной сцены ради рисования и музыки. Переломным оказался 1902 год, когда ему предложили стать учителем в Императорской балетной школе, где он мог начать реализовывать свои революционные идеи. Это обстоятельство и вернуло молодому хореографу желание продолжать балетную деятельность.

В 1904 году Фокин написал  письмо в Дирекцию Императорских  театров, в котором были очерчены основные пути преобразования классического танца:

    Вместо традиционного  дуализма, балет должен гармонично  объединить три важнейших элемента  — музыку, декорации и пластическое  искусство… танец должен поддаваться  осмыслению. Движения тела не  должны опускаться до банальной  пластики… танец обязан отражать душу.

Письмо осталось без ответа, но это не мешало Фокину ставить  свои сценические эксперименты —  у него были мощные защитники Александр  Бенуа и даже Мариус Петипа, чью художественную манеру он так настойчиво отрицал. Это, однако, не мешало ему относиться к Петипа с большим уважением.

Тщательно изучив историю  искусства и танца Древней  Греции, Фокин создал балет «Ацис и Галатея», в котором смог частично реализовать свои идеи. Премьера спектакля состоялась 20 апреля 1905 года и была благосклонно принята художественной общественностью.

Следующей работой, закрепившей  успех, стала постановка в 1906 году школьного  спектакля «Сон в летнюю ночь»  по Шекспиру. В зале присутствовали критики и художники из объединения  «Мир искусства», и они по достоинству  оценили яркую индивидуальность, вкус и стиль Фокина. В том же году артистами балета была предложена идея создания благотворительного спектакля, идея была принята и Фокин поставил «Виноградную лозу» Антона Рубинштейна.

В следующем году им были поставлены «Евника», «Шопениана», «Павильон Армиды» и «Умирающий лебедь».

В 1908 в содружестве с  «мирискусниками» поставил балет «Египетские ночи» на сюжет новеллы Теофиля Готье «Ночь в Египте». В 1908 году Александр Бенуа представил молодого хореографа Сергею Дягилеву, восхищавшимуся Фокиным. К тому времени Дягилев уже показал Европе русскую оперу, живопись и композицию. Великий антрепренёр после абсолютного успеха более традиционных видов искусств всерьёз подумывал о балете, который в Европе был уже почти забыт. И он, найдя в Фокине своего единомышленника, пригласил его в свой балет в качестве балетмейстера. В 1909 году Фокин принял приглашение Сергея Дягилева отправиться в Париж и стать хореографом Русского балета.

В 1909 году уже ранее показывавшееся работы Фокина в Мариинском театре Дягилев повёз в Париж. Успех был абсолютным, и участники дягилевской труппы во главе с Фокиным — Анна Павлова, Тамара Карсавина, Вацлава Нижинский обрели мировую известность.

Каждый год Дягилев  требовал от своей труппы новых постановок и в 1910 году Парижу были представлены «Жар-Птица», «Шехеразада», возвращена на свою историческую родину «Жизель».

Среди последующих работ  Фокина можно выделить «Петрушку» (1911), «Видение розы» (1911), «Тамар» (1912) и «Дафнис и Хлоя» (1912).

Однако, всё нараставшее напряжение между Дягилевым и Фокиным привело в конце концов к разрыву. Дягилев считал, что Фокин начал повторяться, в то время как он нуждался в новых идеях и формах. Михаил Михайлович, в свою очередь, восклицал: «О каком искусстве может идти речь, когда единственной целью являются провокации!». Втайне от Фокина, Дягилев начал продвигать своего любимца Вацлава Нижинского в качестве хореографа, поручив ему постановку «Послеполуденного отдыха Фавна». Более того, Дягилев поручил поднять занавес на спектакле «Дафнис и Хлоя» на 30 минут раньше, и публика заняла свои места лишь к середине спектакля. О дальнейшем сотрудничестве не могло быть и речи.

После разрыва с «Русскими  сезонами» Фокин вернулся в Мариинский театр, но привычной ему свободы  он там не ощутил и в 1914 году году согласился вернуться в «Русские сезоны», куда его вновь пригласил Дягилев из-за ухода Нижинского, которому Дягилев не смог простить тайное венчание с венгерской балериной Рамолой Пульской во время гастролей в Буэнос-Айресе. В «Русских сезонах» Фокин поставил «Бабочку» Шумана, Золотого петушка Римского-Корсакова, «Мидаса» Штейнберга и «Легенду об Иосифе» Штрауса. Успех всех этих постановок был весьма умеренным. Сезон 1914 года оказался последним для сотрудничества Фокина и Дягилева. Сергей Павлович ещё делал попытки вернуть великого хореографа, но Фокин расстался с «Русским Балетом» навсегда. *все будет обрабатываться, это все лишь наметки, предположительная информация*