Золотой век напольных часов

 Напыщенность декоративных  приемов достигла зенита в  конце XIX в., когда стали появляться часы невероятного размера - более 10 футов в высоту, с дисковым музыкальным ходом и, как правило, со щелью для однопенсовой монеты, приводящей механизм в движение. Такие часы устанавливались в общественных домах и других местах развлечений.

 Часовым мастерам  приходилось работать в жестких  рамках спроса и предложений,  и если им удавалось подняться  по социальной лестнице и рекламировать  свою продукцию, не просто проставляя  на ней личное клеймо, они были  счастливы. Любое королевское  назначение, дворянский титул или ученое звание принималось с величайшей готовностью и использовалось с максимальной выгодой.

 Вряд ли можно  сегодня определить, в каком свете  часовые мастера видели развитие  их дела в будущем и отдавали  ли они себе отчет, что золотой век напольных часов уже был на исходе, просуществовав лишь немногим более полувека. В некотором смысле эти мастера, преданные своему делу, были застигнуты врасплох быстрой поступью истории и уже замечали первые признаки надвигающейся промышленной революции и возрастающие требования перемен. Им уже приходилось конкурировать с создателями новых моделей часов, таких, как астрономические музыкальные часы с автоматом высотой 10 футов, изготовленные в стиле Барокко часовым мастером Генри Бриджем (1697-1754 гг.), который предпочел дизайн механических ухищрений устаревшему, почти средневековому стилю. Несмотря на то, что ни эти часы, ни подобное творение Джейкоба Лавлейса из Эксетера (1656— 1716 гг.) не сохранились, все же остались фрагменты, подтверждающие, что это не предмет пустых фантазий, а вполне реальные механизмы измерения времени с беспорядочным нагромождением излишеств.

Джордж Грэхем и Джон Гаррисон Вполне возможно, что такая оценка покажется недостаточной, и тем не менее, английские часовщики - настоящие мастера своего дела, а не создатели зрительных эффектов - занимали ведущее место в мире. Одним из наиболее одаренных, не говоря о Томпионе, был Джордж Грэхем (1673-1751), снискавший себе прочный авторитет в научном мире, не ограничившись только рамками производства часов. Отданный в обучение в 1688 г. к из! с ;-тному лондонскому часовщику Генри Эйску, Грэхем поступает в 1695 г. на службу к часовому мастеру Томпиону, укрепив свое положение в доме патрона, женившись на его племяннице. За свою жизнь Грэхем изготовил около 3000 карманных и 174 стенных и напольных часов, был избран почетным членом Королевского общества и около 1709 г. изготовил первую в мире модель планетной системы, работавшей на часовом механизме, которая демонстрировала движение небесных светил вокруг солнца. После смерти Томпиона в 1713 году Грэхем изобретает свободный анкерный ход, в котором применил тип якорного анкерного устройства без возврата. Этот механизм оставался долгое время стандартом для наиболее дорогих моделей -вплоть до появления электрических часов. Зубья зубчатого колеса этого устройства были очень тонкой работы с острыми кончиками, поэтому в по верхность палет (концы плеч якоря) зачастую вставлялись рубины или сапфиры, чтобы предотвратить преждевременный износ. Более точное, чем другие, устройство свободного анкерного хода нередко ассоциировалось с ртутным маятником 1721 г., который мог нейтрализовать воздействие температуры.

   Пожалуй, только достижения Джона Гаррисона (1693-1776) могут сравниться с масштабами изобретений Грэхема. Плотник по профессии, Гаррисон почти всю жизнь посвятил поискам путей изобретения прибот: точного определения времени в ответ на призыв английского правительства найти метод точного измерения географической долготы, что было невозможным без прибора измерения времени с предельной точностью. Гаррисон разработал свой собственный анкерный механизм "кузнечик". Ei: фундаментальное изобретение - хронометр, напоминавший будильник и имевший в диаметре чуть больше 5 дюймов, принес Гаррисону 20000 английских фунтов стерлингов (более одного миллиона фунтов стерлингов г.: сегодняшнему курсу), которые вручил ему Британский Совет по географической широте. Во время морских испытаний в 1761 г. хронометр Гаррисона дал погрешность только на 54 секунды за 5 месяцев.

Закат эпохи напольных  часов

В середине XVIII в. в Лондоне наблюдается  относительный спад торговли часами. На сцене появляются часовые мастера  из провинции, которые держались  в стороне от лондонского рынка, постоянно требовавшего новинок. Их работы, хотя и носили отпечаток старомодности, были выдержаны з спокойной классической манере без жеманства и чрезмерной фантазии. Воображение, тем не менее, давало о себе знать и в пунктирных линиях, обозначавших на циферблате минуты, и в имени мастера, выгравированном по окружности полуциферблата. Как и в модном в то время дизайне мебели, ножки постамента часов, напоминавшие по форме лебединую шею, стали отличительным признаком хороших часов.

Часовые мастера континентальной  Европы не увлекались чрезмерным производством напольных часов, а предпочитали каминные, как, например, этот величественный немецкий образец конца XIX в.

Поскольку провинциальные часовщики  редко выезжали дальше Лондона, в  вопросах пропорций они могли  полагаться только на собственный эстетический вкус, в результате чего часы иногда приобретали несколько странную соразмерность, производя впечатление приплюснутости. Деревенские мастера были зависимы от своих заказчиков, составлявших узкий социальный круг, даже в большей степени, чем их лондонские коллеги. Сквайеры и йомены, фермеры и врачи, имея отдаленное представление о иоде фешенебельной столицы, хотели, чтобы их часовщики создавали для них нечто подобное на столичное. Изготовление часов в Лондоне сводилось, в основном, к преобразованию внешнего вида. В 1770 г. входит в моду циферблат с календарем, заменившим простое окошко с числами месяца. Вместо ранее прикрепляемого секундного круга появляется выграви-гованный секундный циферблат. Все модные направления, через которые прошла мебель того времени, как в зеркале, отражены на футлярах часов. Но если дизайн мебели шел в направлении более простых форм, часы продолжали увеличивать декоративные нагромождения. С особой наглядностью это представлено на примере английского стиля XVIII в. Чиппендель с готическими мотивами, весьма впечатляющего и в то же время никак не гармонирующего с изысканной мебелью Европы. Легкие и светлые линии неоклассицизма шли вразрез с тяжелым дизайном напольных часов, мотивы которых уже казались абсурдными.

 Вместе с модой расписывать циферблаты пришла мода писать на них лозунги с философско-назидательным оттенком, как, например: "Время дорого", "Человек еще не родился, а дни его уже сочтены" - характерная причуда производителей и покупателей северной части Англии. Расписные циферблаты имели немало сторонников — по ним было легче и интересней определять время. Были у них и противники — слишком много оставалось свободного пространства для бьющей через край фантазии художников, покрывавших циферблаты щедрым декором, что нередко выливалось в довольно безобразную форму продукции. Роспись циферблатов превратилась в индустрию; в одном только Бирмингеме было 40 фирм, делавших циферблаты на заказ с конкретными именами и названиями местностей, с похвальными афоризмами на бирмингемском и других диалектах.

 В результате движения "Искусство  и ремесло" появились восхитительные  напольные часы из мореного  дуба. Несмотря на отчаянные попытки  в дальнейшем применить ту  же технологию на модернистских  часах, они так и остались  попытками неудачными и не  более, чем смешными.

 Появление напольных часов  было логическим продолжением  изобретения длинного маятника. Но длинный маятник вышел из  моды, а с ним и напольные  часы. То, что этот процесс продолжался  до середины XIX в., факт сам по  себе замечательный. В 30-х годах скромные напольные часы были престижным символом провинции, хотя вряд ли более важным, чем каминные часы из дуба с боем. У некоторых из этих часов уже не было длинного маятника, а открытая дверца обнаруживала внутри шкафчика коктейль-бар.