Рузвельт Ф. Д.

Уловив решимость миллионов  людей добиваться перемен, Рузвельт делает шаг на встречу их чаяниям, провозглашая знаменем национальной политики курс на реформы, но реформы постепенные, верхушечные, устраняющие только самые вопиющие проявления социального неравенства и сохраняющие в неприкосновенности устои.

Новый импульс для поворота от созерцательности и проволочек к поддержке самого радикального в истории американского  государства социального законодательства, включая законы о социальном страховании, о трудовых отношениях, о налогообложении крупных состояний, о беспрецедентном расширении прав профсоюзов дала новая предвыборная кампания 1935 года. "Новый курс" претерпел новую эволюцию, стал еще более радикальным. Публичные выступления президента полны обличений беспредельной алчности имущих классов и хищничества монополистов в духе самого низкопробного популизма. Тем самым Рузвельт решал главную задачу буржуазного прогрессизма - подчинить себе массы и удерживать их под контролем подновленной двухпартийной системы.

Испытывая давление со стороны монополий  и их прессы, Рузвельт тормозил осуществление  провозглашенных реформ, предусмотрительно  не связывал себя никакими жесткими обязательствами.

К концу третьего срока пребывания Рузвельта на посту президента реакция  и движение к контр реформе набрали силу. Одной из причиной этого был верхушечный, элитарный характер либерализма, подчиненного всецело классовым интересам буржуазии. Спонтанность, непоследовательность были его отличительной чертой, а боязнь почина демократических масс - родовым его признаком.

 Новая международная ситуация - новые решения

В начале президентской карьеры  Рузвельта его внешнеполитическая позиция была изоляционистской. В  Европе и на Дальнем Востоке уже  существовали очаги новой мировой  войны. Такая позиция президента была на руку гитлеровской Германии и  милитаристской Японии, строивших свою глобальную стратегию в расчете  на нейтралитет США, на их отказ поддержать усилия миролюбивых держав в создании системы коллективной безопасности. В 1935 году в США принят закон о  нейтралитете к очевидной выгоде агрессоров. США вместе с Англией  и Францией раздели ответственность  за содействие фашистской агрессии. В 1937 году принят закон об эмбарго  на поставки оружия в Испанию, где  шла схватка республики с фашистскими  мятежниками и германо-итальянскими интервентами. Внешняя политика проводимая президентом подчинена главной задаче - укреплению экономических и военно-стратегических позиций США на мировой арене.

Борьба за внешние рынки определяла заинтересованность монополистических  кругов США в политике "экономического национализма", предполагавшей "свободу  рук", не связанность международными обязательствами, уклонение от коллективных усилий по урегулированию международных  конфликтов.

Держась в стране, как полагали в этих кругах, можно было с чувством морального превосходства наблюдать  за кровавыми драмами на Европейском  и Азиатском континентах и  извлекать немалые барыши. Но Рузвельт понимал, что изоляционизм в современных  условиях невозможен и поэтому для  создания привлекательного имиджа и учитывая ширящееся в стране антивоенное настроение, принимал ограниченное участие в коллективных усилиях по укреплению мира.

Рузвельт не отказывал себе в  удовольствии продемонстрировать, что  его отрицательное отношение  к попыткам взорвать мир остается неизменным и что его правительство готово содействовать усилиям Лиги Наций в деле сохранения мира, но... не выходя за пределы чисто морального выражения своих симпатий и антипатий.

Президент обещал не чинить препятствий  коллективным мерам, направленным против страны, которую США и другие государства  рассматривают как агрессора, однако его страна не будет участвовать  в каких-либо коллективных санкциях против страны-агрессора.

Платонические призывы к миру и  указания на заинтересованность США  видеть Францию достаточно сильной  перед лицом опасности со стороны  Германии не могли обмануть Гитлера. Они не заставили его отказаться от ревизии Версальского мирного  договора. 14 октября 1933 года германское правительство заявило о выходе из Лиги наций обретя свободу рук в отношении военных статей Версальского договора, что привело к расшатыванию стабильности в Европе.

На кануне второй мировой войны США широко использовали практику предоставления "советов", публичного одобрения внешнеполитических актов других государств или, наоборот, позицию умалчивания и т. п. для оказания постоянного давления на политику других правительств в желаемом для Америки направлении. В тоже время подобный способ воздействия на другие государства абсолютно не связывал и ни к чему не обязывал самих США, которые оставляли за собой полную свободу действий в любой обстановке. Могущественные силы - крупные монополистические объединения, связанные тесными узами с германской военной промышленностью, усиливали давление, добиваясь от Рузвельта пойти по пути упрочения дипломатических связей с гитлеровской Германией. Однако, сближение с нацистским режимом, уже показавшем свои палаческие наклонности, было невозможно в условиях общего демократического подъема в стране и нарастания антифашистских настроений в стране.

Американские фирмы продавали  большие партии вооружения нацистской Германии, в том числе и военные  самолеты.

Первого марта 1935 года правительство  Германии заявило, что оно считает  себя свободным от обязательств Версальского договора, запрещавших ему создание военной авиации. 16 марта в Германии опубликован декрет о всеобщей воинской повинности. А это было нарушением сепаратного мирного договора США  с Германией, предусматривающего разоружение  Германии.

Трезвые политики в окружении Рузвельта  указывали, что невозможно в современном  неделимом и взаимозависимом  мире отсидеться за океаном и даже обогатиться за счет военных катастроф  в Европе.

7 марта 1936 года германские войска  вступили в Рейнскую область,  демилитаризованную по Версальскому  договору.

Мятеж генерала Франко против законного  правительства республиканской  Испании обнажил суть изоляционизма. Народу Испании было отказано в помощи, интервенты получили полную свободу  рук.

Рузвельт выдвинул бесплодную идею созыва "международной конференции  мира".

Но Италия и Германия, твердо следующие  захватническим курсом и использующие метод запугивания соседей, не хотели такой конференции и не стали, бы считаться с ее решениями. Внешнеполитический курс Рузвельта в это время имел главным своим содержанием вероломную и самоубийственную политику "умиротворения" агрессоров. Курс своекорыстный, высокомерно пренебрегающий интересами других стран.

 "Новый курс" в канун войны

Выборы 1936 года принесли триумф демократической  коалиции "Нового курса", аморфному  блоку лево центристских сил, опирающемся на движение рабочего класса, фермерства, средние городские слои, интеллигенцию, молодежь, национальные меньшинства.

В стане оппозиции, тех, кто правее "нового курса" царило состояние  уныния и ожидания новой ломки. На страницах печати, отражавшей эти  настроения, о реформах говорилось только как об орудии чужеземного  влияния, о "ползучем социализме".

Рузвельт, напротив, стремился сохранить "новому курсу" ореол надпартийности, всенародности. Социальные и политические размежевания в стране углублялись. Ожесточенные нападки на президента и его курс из стана правых усиливались. В окружении президента опасались покушения на его жизнь.

Правые силы подняли голову. Однако и президент был сам убежден, что его реформаторство должно носить строго ограниченный характер, не затрагивая основ социально-экономической системы. К 1936 году "новый курс" выдохся, попытка подновить экономическую  систему без фундаментальных  перемен достигла своего предела. Как  признавал в 1937 году сам президент: "Огромное число американцев оставались плохо одетыми, голодными, не имеющими достойного человека жилища". Но Рузвельт не оставлял мысль о дальнейших преобразованиях. В преддверии новых выборов 1940 года Рузвельт вновь обратился к испытанному  пропагандистскому способу - апелляции  к "забытому человеку".

Весной и летом 1937 года рабочее  движение начинает решительную борьбу за свои права, против "открытого  цеха". Стачки сотрясают промышленность. Высшей точки достигло движение безработных, активизировалась борьба черных американцев.

Реакция подняла крик о "провокационной роли" реформистской деятельности администрации "нового курса". Между  тем все острее вставал вопрос о том, "возможно ли в условиях нашего общественного уклада обеспечить каждой семье безопасность и освободить ее от гнета нищеты и нужды". Пришлось признать, что безработица - вечный спутник современного капитализма. Мечта либералов - запустить на полный ход производственный механизм, пораженный кризисом - оказалась неосуществимой. Экономическая система ставит жесткие  пределы способности правительства  управлять механизмом общественного  производства. В 1937 году проявились признаки нового надвигающегося кризиса.

В условиях постоянно высокой безработицы  система общественных работ превращалась в постоянно действующий сектор экономики, то есть частичное огосударствление рынка наемного труда. Этот сектор играл  роль предохранительного клапана для  системы и не составлял конкуренции  частному сектору, так как ставки заработной платы были в два - три  раза ниже, чем на частных предприятиях. Наиболее последовательные апологеты "нового курса" считали, что спасение капитализма - в далеко идущем "приспособлении к реальности жизни, на которое частный  капитал должен решиться как в  своей повседневной деятельности, так  и в мировоззрении".

Резкое обострение классовой борьбы и вновь обретенное буржуазией чувство  уверенности в прочности ее экономических  и политических позиций создавали  благоприятную среду для реакции  и свертывания "нового курса".

Рузвельт всегда был предрасположен к компромиссу и интриганству. В преддверии президентских выборов 1940 года он стремился удержать левые  и прогрессистские силы под своим  влиянием и укрепить в тоже время  свои позиции на правом фланге социального  спектра. Определилась новая линия  на сближение администрации "нового курса" с крупным капиталом. Было дано понять, что президент не будет  больше тревожить капитал реформами.

В канун новых  выборов

Историки много пишут по поводу того, когда Рузвельт принял решение (одно из самых трудных в его  политической карьере) о выдвижении своей кандидатуры на пост президента в третий раз. Все сходятся на том, что это случилось где-то после  нападения Гитлера на Польшу т. е. после 1 сентября 1939 года. Есть все основания, однако, считать, что именно беседы в Уорм-Спрингсе в марте - апреле 1939 года окончательно утвердили Рузвельта в мнении не оставлять поста президента в критический момент нарастания военной угрозы, с одной стороны, и внутренней нестабильности, активизации реакционных элементов - с другой. Какую роль в этом сыграл Гарри Гопкинс - несостоявшийся кандидат в президенты - так и остается неизвестным: он всегда тщательно хранил молчание.

Но именно Гопкинс возвестил о начале контрнаступления либералов, объявив, что у них есть лидер, способный, как никто другой, сплотить нацию и вернуть ей динамическое руководство, столь необходимое в условиях мирового кризиса. В прессе было много разговоров по поводу раскола в лагере демократов и абсолютной невозможности для Рузвельта баллотироваться в третий раз. Тем внушительнее прозвучало заявление Гопкинса в поддержку Рузвельта. Он сделал его 17 июня 1939 года "Окончательно, бесзаговорочно и бесповоротно, - сказал он, - я сделал свой выбор в пользу Франклина Д. Рузвельта, и я верю, что огромное большинство нашего народа солидарно со мной". Это означало, что единственный претендент из старой плеяды "ньюдиллеров", теоретически способный сохранить Белый дом за демократической партией и оживить надежды идущих за ней избирателей на возвращение конструктивной политики, добровольно отказывается от борьбы. Оставался только Ф. Рузвельт: иного выбора у тех, кто опасался победы реакции со всеми вытекающими отсюда последствиями для внутренней и внешней политики страны, не было.

Оценка общей ситуации в связи  с провозглашением республиканцами  более гибкой линии приводила  Рузвельта к выводу о необходимости  строить всю кампанию на четком разграничении  между достижениями либеральной  реформы, либерализмом и реакцией, относится  к ней и тех, кто нападал  на "новый курс", исходя из каких-либо местных интересов.

Точно такой же представлялась сложившаяся  расстановка сил и Икесу. Он писал Робинсу в начале августа 1939 года: "Концентрированное богатство собирается нанести поражение Рузвельту, если оно сможет, конечно, не считаясь с катастрофическими последствиями для страны в целом. Я полагаю, что концентрированное богатство всегда, во все времена было таким. Оно абсолютно лишено чувства здравого смысла и морали... Но, как Вы сами знаете, предприниматели, банкиры, угольные короли и строительные воротилы, и я могу в этот перечень включить многих других, сейчас объединились для борьбы с Рузвельтом. Что случиться в будущем, я не знаю, но считаю, что самые трудные времена в впереди В лагере демократов, я думаю, их кандидатом может быть только Рузвельт, и никто другой. Я твердо знаю, что есть много людей в демократической партии, которые скорее предпочтут республиканцев Рузвельту, поскольку жаждут, чтобы именно так и было". Угроза организации настоящего экономического саботажа со стороны многих представителей финансово-промышленного капитала, сообщал Р. Робинс, была реальна.

Нападение Германии на Польшу 1 сентября 1939 года и начало войны в Европе открыли новую фазу избирательной компании. Стало ясно, что демократы в большинстве своем не изменят лидеру, если он сам примет решение еще раз сломать сложившуюся традицию и в третий раз согласится не выдвижение своей кандидатуры. Даже в монополистической верхушке, где с недоверием и без всяких симпатий относились к Рузвельту, настроения начали меняться в его пользу. Джон Херц писал Рузвельту 11 июня 1940 года, за месяц до открытия съезда демократической партии в Чикаго: "Недавно я беседовал с группой чикагских бизнесменов, которые политически враждебно относятся к Вам, но сейчас они все до одного сошлись на том, что время для партийных раздоров осталось позади и что Вы заслуживаете и потому получите поддержку у всех настоящих американцев. Дюди в Чикаго (он имел в виду деловые круги), которых я знаю, в конце концов пришли к выводу, что изоляционизм мертв и что все мы должны сейчас смотреть на вещи реально". Рузвельт, не забывая обид, не дал спровоцировать себя на откровенность, попросив Гопкинса подготовить ответное письмо - лаконичное, но внушительное. "Я убежден, - писал президент, - что подавляющее большинство американцев полно решимости защитить демократию любыми способами, которые будут признаны необходимыми".