Суворов Александр Васильевич

Измаил обороняли 35 тысяч солдат во главе с опытнейшим военачальником. Суворов не скрывал  трудностей от солдат, но те отвечали хором, что они возьмут эту крепость.

Тогда Суворов  далеко в тылу организовал учебу  солдат и тщательно готовился  к решающему штурму. И 2 декабря  в 3 часа ночи русские войска кинулись на штурм неприступной твердыни. Турки  дрались отчаянно. Каждый дом приходилось  брать с бою. Жертвы с нашей  стороны громадные. Но к часам  пополудни все было кончено. Крепость была не просто взята, здесь была истреблена наиболее боеспособная часть турецкой армии - истреблена меньшинством, воодушевленным одним лишь присутствием Суворова. Турки пали потому, что встретили  в русских войсках самую высокую  степень духовного возбуждения, высшую самоотверженность и самопожертвованность. Все действовали как Суворов.

Теперь путь русским на Балканы был открыт. Турки впали в панику. Суворов  сделался национальным героем. К нему пришла всеевропейская слава. В честь него все выдающиеся поэты слагали оды. Тогда все понимали, что он есть величайший русский богатырь. Но благодаря Потемкину, сгоравшему от зависти, Суворов на этот раз был обойден наградами. Для видимости он спросил героя, чем того наградить. Раздраженный Суворов в присущей ему манере отвечал: "Ниче, князь. Я - не купец и не торговаться сюда приехал. Кроме Бога и Государыни, никто меня наградить не может". Суворов заслужил фельдмаршальство, но получил это звание Потемкин. Суворов был ограблен в заслугах, наградах и славе...

Интриги Потемкина  помешали Суворову многократно прославить русское оружие. Другие уже доводили разгром турок до конца. А Суворова отправили укреплять... финскую границу. Суворов пребывал в страшном нравственном положении. Лишь после скоропостижной смерти Потемкина в 1792 году Екатерина  вновь вспомнила о Суворове и  назначила его главнокомандующим  на юге России. Для Суворова истинным делом была только война. Страдая  от отсутствия онной, он даже подал прошение об отставке, чтобы уйти волентором в иноземную армию. Но Суворов занимался хозяйственными делами и мучился. Пока на помощь к нему не пришел Румянцев. В это время снова поднялось восстание в Польше: поляки были чем-то недовольны. Румянцев, сам воин, был единственным человеком, который хорошо понимал Суворова. Его справедливая оценка заслуг Суворова возрастала с каждым годом, он даже не обращал внимания на некоторую ершистость Суворова, понимая, что перед ним гений русского орудия. Румянцев вытащил Суворова из тыла и отправил действовать. Румянцев отправил Суворова на театр войны, дополнив официальный документ признанием, что Суворов "всегда был ужасом поляков и турок", что "имя его подействует лучше многих тысяч". Так оно и было. Суворову было поручено третьестепенное дело, демонстрация сил и имени, а он сделал это первостепенным делом, решающим, он создал условия боевых действий. Для начала Суворов уничтожил лучший корпус поляков. Это потрясло поляков Лишь малочисленность войска удерживала Суворова от самых решительных действий и быстрой победы. Получил незначительные подкрепления он ринулся на Варшаву и ярым штурмом взял предместье. Суворовцы, ведомые своим отцом-командиром, готовы были хоть Небо штурмовать, был бы на то приказ. Поляки объявили о капитуляции, причем Суворов принял капитуляцию на самых благоприятных для поляков условиях. После дикого фанатичного возбуждения последовала мирное разоружение, совершенно добровольное. Так подействовали на поляков имя Суворова, его доброжелательность. Суворова чествовали невыразимо, он даже писал, что "болен от радости". Императрица писала ему, что он сам произвел себя в фельдмаршалы. Племянник. Суворова, князь Александр Горчаков - будущий герой Бородина, привез ему фельдмаршальский жезл. Варшавяне же назвали Суворов своим избавителем.

Но личная жизнь у Суворова не сложилась. Ему  пришлось расстаться с женой, оказавшейся  совершенно далекой от интересов  супруга. Не оправдала надежд его  дочь, вышедшая замуж за Николая  Зубова, брата фаворита. С 2 лет при  Суворове стал находиться сын Аркадий - впоследствии блестящий офицер, генерал, утонувший в реке в самом начале военной карьеры. Снова наступила  мирная жизнь. Суворов ведет прежний  аскетичнеский образ жизни. Учит иностранные языки - финский, турецкий, татарский, принимает посетителей. Вокруг него круг поклонников и поклонниц. Где бы он ни появлялся, он всех влюблял в себя своей задушевной искренностью, простого обращения, прямотой, за исключением, конечно, дворца.

После смерти, Екатерины Суворов попал в  опалу: Павел, завидуя славе Суворова, которая была выше монаршей, третировал его по пустякам. На 67 году служения России Суворов был отправлен  в отставку даже без права ношения  своего фельдмаршальского мундира! Его водворили в родное село Кончанское фактически под арест. Дом был  полуразрушен. Суворову пришлось поселиться на зиму в простую крестьянскую избу. К нему никого не допускали, письма перехватывались, а на него, бессеребренника, посыпались всевозможные обвинения в корысти, и таковых исков набралось уже за сто тысяч. Шла травля и разорение Суворова. И тут спасла из опалы Европа. Венский двор потребовал на помощь своей бездарной армии самого выдающегося полководца современной истории, и Павел отпустил Суворова за новой славой.

Петербург ликованием встретил опального фельдмаршала. Даже Павел прослезился и сказал Суворову: "Веди войну по-своему, как умеешь". Суворов и 70 тысяч русского войска явились спасением для Австрии  от Франции. Суворов был объявлен венским двором главнокомандующим  союзной армии, он был удостоен звания фельдмаршала австрийского. Сама личность Суворова исключила возможность  руководства со стороны. Суворов  строго придерживался правила, что "в кабинетах врут, а в поле бьют". Он намеревался вести войну  САМ. Его пребывание в Австрии: было триумфальным. Он ЗАРАНЕЕ был признан  Победителем, ибо это было ТАК!

С жестокими  боями Суворов освобождал Италию. Италия встречала его восторженно. Ему бросали под ноги венки, вставали перед ним на колени, ловили его  руки или полы платья. В полтора  месяца вся северная Италия была очищена, от французов. Но Суворов имел дело с двумя армия ми, которые были каждая в отдельности многочисленнее его войск. От Суворова требовались  все умение, мужество, терпение в  этих жестоких боях. Русские солдаты  показывали всему миру образцы невиданного  мужества, стойкости и воли к победе.

Но австрийцы  отплатили черной неблагодарностью. Войска русские буквально бедствовали. Выдающиеся победы русских войск  и лично Суворова никак не отмечались. Видя такое отношение, Суворов просил Павла отозвать его в Россию. После  жесточайшего боя под Нови император Павел повелел, чтобы Суворову отдавали почести, следующие по уставу только особе императора

Люди специально приезжали, издалека, чтобы только взглянуть  на выдающегося полководца. Он стал героем эпохи. Даже Англия чествовала его. Одна лишь Австрия делала вид, что  победа под Нови была не нужна, австрийцам нужно было освободиться от Суворова для того, чтобы беспрепятственно захватывать чужие земли. Они самонадеянно рассчитывали обойтись без Суворова. Но не прошло и года после ухода Суворова, как все завоеванное для них Суворовым было потеряно навсегда.

А суворовцы  отправились в Швейцарию налегке. Австрийцы чинили всякие препятствия  русским. Это был беспримерный поход, единый подвиг великого русского духа. Пойманный в ловушку Суворов, тем не менее нашел выход и узкой горной тропкой, смертельно опасной, вывел всю армию из ловушки. До самого послед него времени эта тропа на картах Швейцарии обозначалась надписью: "Путь Суворова, в 1799 году". Однако из огня Суворов попал в полымя.

Русские и  австрийские отряды в Швейцарии  были разбиты. Суворов остался наодин с превосходящими силами противника. На военном совете он долго изливал свою душу, и закончил речь следующими словами: "Помощи ждать неоткуда, надежда только на Бога да на величайшее самоотвержение войск, вами предводимых". В ответ все десять генералов ответили, что не посрамят русского оружия, что, если надо, то лягут со славой. После этого Суворов ободренный, заявил: "Будет двойная победа - и над неприятелем, и над коварством". Люди были истощены походами, беспрерывными боями, голодом, многие босы, оборваны. Патронов уже не было, как и артиллерии. Даже генералы ходили в сапогах без подошвы. Особенно блистательной проявил себя Багратион, действовавший всегда на самых опасных направлениях и штыками отбрасывавший французов назад. Самой страшной была ночь на 25 сентября, когда русские преодолевали высокий заснеженный перевал. Проводники разбежались, русские вынуждены были оставаться на самой вершине, под ледяным ветром, замерзать в ожидании рассвета, чтобы продолжить не менее опасный спуск ... Но все преодолели, все превозмогли русские чудо-богатыри!

Суворов должен был погибнуть вместе с армией, но он сделал большее - он спас армию  при обстоятельствах совершенно безнадежных. Он спас ее как непобедимую! Это был венец его военного дарования. Императору Павлу ничего не оставалось только как присвоить Суворову наивысшее воинское звание генералиссимуса, признав при этом, что такой награды "мало". Причем было велено Военной коллегии сноситься с Суворовым не "указами" только "сообщениями".

Весь мир  благоговел перед Суворовым, за исключением  Австрии. …Впрочем австрийский император оставил Суворову звание фельдмаршала и жалованье. В величайшем триумфе возвращались русские домой. Суворова боготворили.

От всего  пережитого Суворов тяжко заболел. Его миссия была окончена. Русскую  армию он сделал НЕПОБЕДИМОЙ.

6 мая 1800 года  он ушел в Надземный Мир.  Величие его военного гения  столь велико, что до сих пор  вызывает удивление. Вся Русская  Земля рыдала, провожая его в  последний земной путь. Он был  настолько велик, что все справедливо  признавали самую невозможность  вознаградить его при жизни  достойно. Как он нужен сейчас  поруганной космополитами Русской  Земле, ОН и ЕГО ЧУДО-БОГАТРЫРИ,  чтобы погнать прочь весь этот  сброд людоедский, захвативший власть и уничтожающий самую душу русскую. Спасибо ВАМ, русские ЧУДО-ВОИНЫ, СУВОРОВЦЫ! И у меня нет слов, чтобы оценить подвиг Ваш той мерой, которую Вы заслужили. Бессмертная слава имя ему.