Эстетические категории

Введение

Одной из древних и  наиболее развитых на Востоке была египетская культура. Египтяне добились больших успехов в области  астрономии (открыли «знаки зодиака», изобрели календарь), математики (особенно в геометрии), инженерно-строительных науках(В то время, когда другие народы находились еще на стадии доисторического развития, египтяне обладали уже высоким и развитым искусством. История архитектуры начинается в Египте.), медицине (У врачей Древнего Египта была хорошая репутация, и правители других империй даже просили фараона прислать к ним врачей, чтобы лечить своих родственников. Имена некоторых из врачей Египта даже остались в истории. Протезирование в виде искусственных пальцев или глаз существовало), истории, географии. Много внимания уделялось в Египте искусству, достигшему там необычайного расцвета. Раннее изобретение письменности (древнейшие памятники датируются III тысячелетием до и. э.) способствовало тому, что до наших дней сохранились многие оригинальные образцы древнеегипетской словесности; притом словесности высокохудожественной в современном смысле слова и развитой практически во всех основных литературных жанрах. 
   Особенно хочется остановиться на любовной лирике. Она, хотя и сохранилась в очень небольшом количестве, поражает и современного читателя силой и глубиной лирического чувства, утонченностью и даже изощренностью поэтического мастерства. Не случайно поэтому именно в лирике Древнего Египта «впервые встретился ряд «извечных» мотивов мировой литературы. Утренняя песнь любовников, после ночи объятий и утех взывающих к птицам с просьбой повременить с возвращением нового дня; обращение к двери, отделяющей юношу от любимой им девушки; описание и восхваление ее достоинств и красоты и т. п. Все это потом бессчетное количество раз будет перепеваться и повторяться в художественном творчестве почти всех народов, и прежде всего в «Песне песней»... Затем эти мотивы прозвучат у великих лириков Греции и Рима: Сафо, Анакреона, Катулла, Вергилия, Горация, будут восприняты трубадурами и миннезингерами и от них перейдут к поэтам Возрождения. 
   С древности, прежде всего в связи с культовыми действами и церемониями, развивались музыка и изобразительные искусства. Фараоны и номархи окружали себя скульпторами, певцами, танцовщицами, музыкантами. В более поздний период развивается религиозная драма. Высокого художественного уровня достигли древнеегипетская живопись и скульптура. 
   Важной и значимой в истории духовной культуры чертой художественного мышления, впервые проявившейся в Египте, является гуманизм. Уже от эпохи Древнего царства (111 тыс. до н. э.) до нас дошли высказывания типа надписи жреца Шеши: «Я спасал несчастного от более сильного.., Я давал хлеб голодному, одеяние нагому. Я перевозил на своей лодке не имеющего ее. Я хоронил не имеющего сына своего...» 
   Именно в древнеегипетской культуре впервые совершенно четко, хотя и в мифологической форме, выражена идея вселенской ответственности человека за собственную жизнь. Считалось, что судьба умершего всецело зависит от нравственного характера земной жизни. Каждый человек готовился представить подробнейший отчет об уровне совершенства своего земного бытия на загробном суде перед Осирисом. 
   От Древнего Египта до нас не дошло никаких сочинений, специально посвященных эстетическим проблемам. По всей вероятности, таковых и не существовало. Поэтому об эстетических идеях древних египтян мы можем судить лишь на основании отдельных высказываний, которые, встречаются в различного рода литературных произведениях (жизнеописания фараонов и вельмож, гимны богам, повести, сказки и т. п.), высеченных на камне или написанных на папирусе.

Эстетические  категории 
    
  Прекрасное 
  

 У древних египтян,  видимо, впервые в истории культуры  мы находим уже высоко развитое  чувство красоты, прекрасного  (нефер). Прекрасное здесь еще не выступает вполне определившейся эстетической категорией, которая была бы объектом исследования особой науки — эстетики. Прекрасное большей частью конкретный предмет — реальный или нереальный, но не понятие прекрасного вообще. Как общее понятие прекрасное выступает позже и у других народов. Вместе с тем важно указать, что в мышлении древних египтян уже сушествовали общие представления прекрасного, это видно из того, что разнообразнейшие суждения о прекрасных предметах и явлениях действителыюсти они объединяли с фантазией в виде общего вывода о прекрасном. 
   В Египте традиционно развивалась териоморфная мифология. Их персонифицированные божества изображались со звериными или птичьими головами, однако ни одно из животных не было идеалом красоты для египтянина. В этом удивительный парадокс и важная закономерность египетской эстетики. Бык, корова, сокол, баран, шакал, ибис, змея и т. п. считались священными. Им поклонялись, приносили жертвы, но красота богов связывалась египтянами не с обликом животных, а с физической и нравственной красотой человека, с одной стороны, и с красотой солнечного света—с другой. 
   В многочисленных высказываний о прекрасном, рассеянных по различным литературным памятникам, представление о нем постоянно употребляется в двух различных смыслах. В одних случаях о прекрасном говорится как о высоком достоинстве вполне конкретных и земных вещей и явлений, а в других оно понимается как эпитет, прилагаемый к сверхъестественным, порожденным религиозным сознанием силам и явлениям. 
   В литературных памятниках Древнего Египта мы встречаемся с частыми упоминаниями о прекрасных областях и краях, где растут смоквы и виноград, а вина больше, чем воды, где имеются в изобилии масло и мед, вызревают в садах всевозможные плоды, а на лугах пасутся разнообразные и неисчислимые стада. Мы встречаемся и с упоминанием о прелестях прекрасных девушек, о прекрасных украшениях из золота, серебра и лазурита, о красивой одежде и утвари, прекрасных птицах и животных красивой масти, прекрасных юношах и т. д. 
   Это говорит о том, что древние египтяне понимали под прекрасным очень широкий круг природных вещей и явлений, отличающихся соразмерностью частей и красотою расцветок животных и птиц, людей, тела которых гибки и грациозны. Так же, как и современные люди, они называли известные вещи и явления прекрасными потому, что последние вызывали в них определенные чувства: радовали, ласкали их глаза и слух; они ценили в них проявление полноты жизни. 
   Примером же отождествления красоты с богом и божественной красотой является, например, славословие царя, найденное в гробнице вельможи Схотепибра. Царь сравнивается с богом премудрости, с лучезарным солнцем, озаряющим Землю больше самого солнечного диска, с силой, которая зеленит землю больше Нила и наполняет все живое силой. «...Он жизнь — дающая дыхание. Дает он питание последующим ему, насыщает идущих по пути его. Питание есть царь, умножение — уста его, он — производитель существующего, он — Хнум, родитель людей...». Бог (он же царь) — это нечто абсолютно прекрасное и творческое, из которого произрастает все существующее. 
   В подобных представлениях о прекрасном заключено, с одной стороны, наивно-первобытное обожествление элементов красоты, существующих в реальности, персонификация их в боге-царе, превращение красоты в некий абсолют, стоящий над людьми. 
   С другой стороны, есть и более прагматическая основа. Очевидно стремление господствующей верхушки древнего Египта возвеличить, обожествить царя как верховного собственника земли и людей перед лицом широкой массы крестьян, ремесленников и рабов, 
   В условиях древнего Египта, когда все формы идеологии не были еще такими сложными, какими они встали впоследствии, превращение земной красоты в красоту богов и фараонов выступает особенно ясно и наглядно. Примером может служить превращение красоты солнца и его животворящего действия на землю и людей в бога солнца. 
   Древний Египет является, по всей видимости, родиной световой религии и эстетики света. Бог солнца Ра издавна был главным богом египетского пантеона. Свет и красота с древнейших времен отождествлялись в египетской культуре. Сущность божественной красоты нередко сводилась к сиянию. 
   В «Гимне Атону», созданном в период, фараона — «еретика» Эхнатона, почитается солнце, дающее жизнь на земле. В нем восхваление бога выступает как восхваление небесного светила, животворящая сила которого, в сущности, отождествляется с его красотой. Вот что говорится в этом гимне: 
   «Прекрасен восход твой, о Атон живущий, владыка веков. Ты лучезарен, прекрасен, могуч. Любовь твоя велика и возвышенна, лучи твои озаряют все человечество. Ты сияешь, чтобы оживить сердце, ты наполняешь обе земли своею любовью, Бог священный, создавший себя сам, сотворивший все страны и все, что в них, всех людей, стада, коз, деревья, произрастающие на земле. Они живут, когда ты светишь им. Ты — мать и отец для тех, глаза которых ты сотворил. Когда ты светишь им, они видят благодаря тебе. Ты озаряешь всю-землю. Все сердца ликуют при виде тебя, когда ты восходишь, как их владыка». 
   Свет и красота выступают здесь «жизнедателями», началом и основой жизни, которую египтяне в своих мифах производили от солнца, являются высшим благом, пределом мечтаний древнего египтянина. Поэтому так высоко ценил он свет и прекрасное, не уставал восхищаться красотой солнечного сияния, перенося ее в качестве главного атрибута на своих богов. 
   Древние египтяне сближали прекрасное в боге с прекрасным в природе. Они вплотную подходили к пониманию красоты как жизни и рассматривали красоту в виде вполне материального, хотя и обожествляемого явления (солнца), грандиозного и могучего носителя всего животворящего. Правда, в древнеегипетских источниках встречаются также высказывания, на основании которых можно заключить, что египтяне сближали прекрасное не только с жизнью, но и со смертью. Но здесь надо учесть, что те, кто верил в посмертную жизнь и ревностно чтил заупокойный культ, самим исполнением этого культа стремились или продлить существование души умершего в этом мире, или обеспечить ей загробную жизнь, аналогичную земной. То есть, в любом случае речь шла о жизни, о красоте окружающего мира. 
   С природной красотой египтяне не расставались и дома. С помощью художественного творчества многие бытовые предметы становились продолжением природного совершенства: на ручке ложки распускался лотос, бокал для вина также делался в форме цветка, потолок над головой превращался в звездное небо, пол - в зеленый покров из речных трав, меж которыми скользили рыбы, стены украшали изображения пальм с летающими над ними бабочками. 
   Прекрасное в представлении древних египтян не простой объект созерцания, а могучая действенная сила, несущая человеку жизнь, радость и ликование. Прекрасное в египетской эстетике, как и во многих культурах древности и Средневековья, теснейшим образом связано с благом, добром. 
   Представление о прекрасном в людях согрето теплом человечности. Например, в красоте высокопоставленных особ авторы Древнего Египта желали видеть прежде всего красоту простого человека. И если в данном случае красота простого человека выступает в косвенной, несколько завуалированной форме, то в любовной лирике Древнего Египта это восхваление звучит открыто. Именно здесь ясно выявляются гуманизм и стихийный реализм простого египтянина в представлении о красоте, о прекрасном.  

 На основе представлений древних египтян о красоте и прекрасном формировался цветовой канон египтян. Он включает простые цвета: белый, красный, зеленый. Но особо высоко ценили египтяне цвета золота и лазурита. Это божественные и прекраснейшие цвета. «Золотой» нередко выступает в египетских текстах в качестве синонима «прекрасного». «Золото» и «лазурит» употреблялись египетскими писцами часто в паре в качестве своеобразного клише для обозначения красоты или высших благ.

Безобразное

Безобразное, как и  прекрасное, не выступает у древних египтян еще в виде общей эстетической категории, а существует только как представление о безобразных вещах и явлениях, имеющих определенные общие отрицательные черты. 
   В чудесной сказке «Правда и Кривда» рассказывается о двух братьях, один из которых — Правда — «прекрасен всем телом своим, и не было ему равных во всей стране». Другой же брат — Кривда, наоборот, безобразен. Причем, первый — не только прекрасный юноша, он обладает силой бога, добр и правдив. Второй брат и безобразен, и вероломен. 
   Безобразное рассматривалось египтянами в виде силы, враждебной прекрасному, силы, ведущей борьбу с прекрасным. Это видно, например, из древнеегипетского мифа «Гор и черная свинья», в котором рассказывается, как злой бог Сет, принявший вид черной свиньи, наносит удар в глаза доброму и прекрасному богу Гору и как эта свинья становится отвратительной Гору. 
   Однако внимательно изучая источники, мы убеждаемся, что египтянам не чужды были, правда, еще наивные, облаченные в религиозно-мифологическую форму мысли о внутренней связи прекрасного и безобразного, о переходе первого во второе, о борьбе между ними. 
   Древнейшие египтяне считали, что солнце как источник всего прекрасного на земле ведет неустанную борьбу со своими врагами, тучами, туманами и грозами, с ночным мраком. Солнце удаляется на чужбину, когда небо омрачено, возвращается, когда бог света прогонит этих врагов; оно само превращается в огнедышащую змею на челе бога. Бог света, поднимающийся из первобытного хаоса, заключенный в лотос и начинающий собой мир, бог юный и прекрасный, олицетворяющий силу земной растительности и падающий жертвой враждебных сил, — все это и многое другое, разнообразное в различных областях и единое по духу, в связи с верой в силу слова, имени и магического действия, выступает перед ламп готовым уже на заре египетской истории и в первых крупных памятниках ее книжной словесности. 
   Позднее, особенно в период Среднего царства, наивно-диалектические представления египтян о прекрасном и безобразном получают, с одной стороны, мифологическую форму развития, особенно в мифах об Исиде и Осирисе, а с другой — форму житейских выводов из наблюдений над реальными фактами жизни. Так, постигая диалектику прекрасного и безобразного, древние египяне отмечали, что в процессе старения все здоровое и красивое становится больным и безобразным, «хорошее превращается в дурное, вкус теряется». 
  

  Возвышенное

   Идею  возвышенного легче всего проследить в искусстве, конечно же, в первую очередь, архитектуре, древних египтян. 
   Древнеегипетская цивилизация поражает значительной долей алогизма, расточительностью человеческой энергии из-за неуемного стремления к исполинскому, гигантскому, величественному. 
   Наиболее грандиозное из всех сооружений - пирамида Хеопса. Она возводилась из двух с половиной миллионов каменных блоков, которые выложены без какого-либо цементирующего раствора и плотно подогнаны друг к другу так, что швы едва различимы. Поверхность этого сооружения была облицована гладкими известняковыми плитами, придававшими ее облику удивительную кристальную ясность. Всего в Египте было воздвигнуто более семидесяти пирамид. 
   Однако не следует забывать, что именно в монументальных пирамидах запечатлена удивительная целостность эстетического мировосприятия, рациональная ясность культуры, сумевшей подняться до прозрения всеобщей одухотворенности бытия, великой объединяющей, консолидирующей идеи. Правда, по сравнению с этой вселенской грандиозностью человек казался не самым значительным существом, не рассматривал себя как венец природы. Он был обязан склонять голову перед этой незримой метафизической силой, боготворить ее. Но главное, что мировосприятие древних египтян было проникнуто глубиной осмысления беспредельных человеческих возможностей, прозрением всеобщего смысла бытия, над которым не властен случай. 
   В этом беспримерном созидательном труде, вырастающем из суровой реальности, ковалась духовная мощь человека. Стремясь актуализировать потребность в абсолютной гармонии, общество создавало титанический, исполинский, монументальный, метафизический тип красоты. Именно этот вид красоты дал основание А. Тойнби заметить, что пирамиды, противостоящие разрушительным силам времени, возможно, будут играть свою роль атлантов еще на протяжении сотен тысяч лет. Может быть, они простоят дольше, чем проживет человечество, а в мире, где не останется ни чувств, чтобы воспринять их, ни разума, чтобы их понять, они будут продолжать свидетельствовать о великом духовном прорыве египетского общества. 
    
  

Теория  искусства

   Из  Древнего Египта до нас также  дошли отдельные высказывания  по вопросам искусства и художественного  творчества. Правда, эти сведения  очень скудны. Известно, что в Древнем Египте имелись специальные руководства для живописцев, например «Предписания для стенной живописи и канон пропорций» (название этого труда имеется в списке книг библиотеки храма в Эдфу), но для нас они безвозвратно потеряны. 
   По вопросам искусства, так же как и по вопросам прекрасного, мы обнаруживаем в истории древнеегипетской мысли две противоположные концепции: религиозную с одной стороны, и наивно-реалистическую—с другой. 
   Согласно религии, искусство — откровение богов. Оно, как и все другое, «измышлено» богами и получило значение в результате обозначения соответствующими словами. Все, сделанное человеком, как говорится в одном из богословских трактатов, возникло «по приказанию» мысли или, в конечном счете, бога. Египтяне всю свою культуру считали откровением богов. Боги царствовали некогда над их родиной; Осирис и Исида были цивилизаторами. Тот — покровителем и охранителем культуры, изобретателем письма, культа, всякого знания и государственности. Литературные произведения, будь это религиозный текст или медицинский трактат, возводились к богам, считались упавшими с неба, найденными во времена первых царей в храмах и т. п. «Слово божие» было у них термином для иероглифического письма и для понятия «словесность». Божество заведовало в равной мере и тростью скорописца, и шнуром землемера, и инструментом врача, и резцом ваятеля. 
   Наивно-реалистическая концепция считала искусство-результатом деятельности человека. Оно превыше всех богов и богинь. Эта концепция, правда, обременена магическими привесками. Согласно ей, художник не просто воспроизводитель явлений реальной жизни, а ее творец. Иначе говоря, по представлению древних египтян, когда скульптор создает статую человека, он не только воспроизводит в камне или глине черты этого человека, но и творит, если не целиком, то частично, его жизнь. 
   Из приведенных положении следуют и другие, не менее важные выводы, что египтяне ошибочно принимали образы искусства за саму действительность, изображения ее явлений за создание последних. Они не проводили еще необходимой грани между природой и ее изображением. Влияние религии на искусство в глубокой древности было настолько сильным, что деятельность художника, зодчего, ваятеля рассматривалась тогда как некоесвященнодействие. И тем не менее в магических представлениях египтян содержалась, правда, в скрытой за религиозной оболочкой форме, та истина, что искусство есть не простое, пассивное изображение реальных вещей, а воспроизведение самой их жизни, средство продления их существования в памяти других. 
   Скульптура, например, была тесно связана с культом мертвых: убежденность, что душа жива, пока живо изображение человека, заставляла создавать долговечные скульптуры из прочнейших материалов.  
   Сохраняется у египтян и первобытная форма понимания магической функции искусства. Так же как и их древние предки, они считали, что определенные действия, совершаемые над изображением, способствуют их осуществлению и относительно оригинала. 
   Все области древнеегипетского искусства были основаны не на бескорыстном служении чистой красоте, а достижении вполне определенных, утилитарных целей. 
   Своеобразие представлений египтян о магической функции искусства вытекало из их требования максимально возможного визуального соответствия изображения оригиналу. Именно с заупокойным культом связано большинство предельно реалистических скульптурных портретов египетского искусства, В связи с этим появляются и первые намеки на теорию реалистического или «миметического» (в греческом смысле) изображения. Один и тот же человек мог изображаться в условной и в реалистической манерах. При этом последняя особо оговаривалась. 
   Такое понимание египтянами задач искусства способствовало одновременно развитию и реалистических сторон египетского искусства и сложной системы символов, условностей, глубоко отличных от реалистического отражения действительности. 
   В сохранившихся до нас фрагментах древнеегипетских письменных памятников говорится о правдивом отражении действительности как о высшем критерии художественного творчества вообще. 
   От эпохи Среднего царства до нас дошел интереснейший текст, отразивший понимание египтянами реалистического типа творчества и содержащий его высокую оценку. На заупокойной плите скульптора Иритисена читаем: «...но я был и художником, опытным в своем искусстве, превосходящим всех своими знаниями. Я знал формулы ирригации, взвешивание по правилу, как сделать образ выхождения и вхождения так, чтобы каждый член был на своем месте. Я умел [передать] движение фигуры мужчины, походку женщины; положение размахивающего мечом и свернувшуюся позу пораженного; как один глаз смотрит на другой; выражение ужаса того, кто застигнут спящим; положение руки того, кто мечет копье, и согнутую походку бегущего. Я умел делать инкрустации, которые не горели от огня и не смывались водой. Никто не превосходил меня и моего старшего сына по плоти моей». 
   Анализ изобразительного искусства Древнего Египта, направленный на изучение его структурных закономерностей, дает возможность выявить еще ряд эстетических принципов, осознанно применявшихся египетскими художниками, но не нашедших отражения в известных пока науке текстах. Речь идет о таких понятиях, как пропорция, гармония, канон. 
   Египтяне ценили математику и применяли ее законы практически во всех областях своей деятельности. Для изобразительного искусства они еще в эпоху Древнего царства разработали систему «гармонического пропорционирования» изображения. Как показывают исследования, модулем этой системы, распространявшейся не только на отдельные фигуры, но и на целые композиции, было числовое выражение «золотого сечения» — число 1,618... Это позволило французскому исследователю А. Фурнье де Кора назвать египетскую систему пропорций «соотношениями божественной гармонии». Гармония, построенная на системе пропорций, лежала в основе всей художественной практики египтян и внутренне связывала их искусство с другими формами общественного сознания. «Поскольку пропорциональные соотношения носили универсальный характер,—отмечает современный исследователь,— распространяясь на многие области науки, философии и искусства, и воспринимались самими египтянами как отражение гармоничного строения мироздания, они считались священными и, что вполне возможно, держались в тайне». 
   Еще одна важная специфическая черта древнеегипетского искусства – то что, мудрость здесь теснейшим образом связывалась с умением зафиксировать ее—с письмом и изобразительным искусством. Это и неудивительно, ведь древнеегипетские иероглифы произошли из рисунка, и пиктографические элементы навсегда остались в их текстах. Писец так и не сумел перестать быть рисовальщиком, в результате — египетская письменность является комбинированной письменностью, где каждое слово изображалось алфавитными, слоговыми и картинно-образными знаками и детерминативами. С другой стороны, в любом древнеегипетском изображении много текста. Он обрамляет его со всех сторон и заполняет все свободные места внутри картины или рельефа. На изображении, в частности, записывались фразы, произносимые персонажами. В записях мифов, драм, мистерий изображения, как правило, не только иллюстрировали текст, но и дополняли его, были его частью. Искусство живописцев практически не отделялось от искусства писцов, то есть мудрецов и словесников. Живописец и назывался в Египте «сеш» (писец) или «сеш-кедут» (писец образов). 
   Высоким было общественное положение живописцев, скульпторов и особенно зодчих в Египте. Почетом и уважением пользовались там писцы, как мудрецы и литераторы в самом широком смысле слова. Сами писцы воспринимали свое искусство как творчество. 
   С древнейших времен в Египте высоко ценили слово, ораторское искусство. От эпохи Древнего царства до нас сохранились такие поучения: «Труднее [умная] речь, чем любая работа...»; «Будь умельцем в речи, дабы ты был силен... сильнее речь, чем любое оружие». 
   В древнеегипетских текстах можно найти истоки еще одной значимой для истории эстетики проблемы—это понятие образа (кедут), подобия, изображения. В гераклеопольском мифе «Сотворение мира» (XXII век до н. э.) говорится о том, что люди—«его (бога) подобия, вышедшие из его тела». Какая степень изоморфизма или соответствия имеется здесь в виду под подобием, сказать так же трудно, как и о библейской парафразе «сотворим человека по образу Нашему и по подобию Нашему» (Быт., I, 26). Ведь речь в мифе идет о боге-солнце.  

Заключение 
  

В Древнем Египте уже  сложился целый ряд интересных эстетических представлений, которым предстоял  длительный путь исторического развития. 
   Идея прекрасного, пожалуй, является наиболее разработанной. И хотя в Древнем Египте она еще не отпочковалась от космологических и религиозных представлений; она неразрывно с ними связана и слита, не вполне выделяется в своей специфике как эстетическая идея. Однако преимущество ее по сравнению с некоторыми более поздними представлениями о прекрасном, например античного идеалиста Платона, состоит в том, что это представление все же не оторвано от земных интересов. 
   Даже поверхностное ознакомление с литературными памятниками Древнего Египта убеждает нас, что египтяне, пожалуй, первыми в истории человечества подчеркнули и развили мысль, что красота, истина и добро неразрывно связаны между собой, хотя эти понятия они четко не различают. 
   Представления древних египтян об искусстве содержат в себе наряду с идеализмом также и вполне отчетливые элементы истины, правды жизни. То же самое наблюдается и в древнейших представлениях египтян о прекрасном. В них содержатся те элементы абсолютной истины, которые сохранились на протяжении веков в науке об искусстве и непрерывно развивались и обогащались на основе разностороннего и прежде всего художественного освоения действительности человеком.