Колониальное движение в Германии: организации, идеология и пропагандистская деятельность

 

Что было с нескрываемой тревогой встречено великими державами - Англией, Францией и Россией, во владениях, которых проживали миллионы мусульманских подданных. Одновременно высочайшее паломничество явилось своего рода демонстрацией «христианского империализма», в присутствии кайзера в Иерусалиме была освящена основанная им евангелическая церковь Христа Спасителя. В продолжавшейся европейской «религиозной экспансии» принимали участие и немецкие католики, получившие за это от кайзера в подарок дом, в котором, по преданию, скончалась Богородица (59; с. 3).

 

Вовремя поездки на Восток, кайзер, ослепленный яркой природой, восторженными криками и подарками, почувствовал внезапную симпатию к Турции и возможность создание в Малой Азии новой германской колонии. Багдадская железная дорога, постройку которой он немедленно приказал начать и которую он называл «моя железная дорога», а льстивый посол - «единоличное предприятие вашего величества», послужила поводом к весьма серьезным политическим последствиям. Предполагалось, что в случае возникновения мировой войны взовьется зеленое знамя пророка, будет объявлена священная война, и влияние Англии и Индии и Африки будет уничтожено народными восстаниями. Однако это мероприятие привело лишь к тому, что Германия оказалась впутанной в балканский вопрос, от чего всегда предостерегал Бисмарк. Железная дорога, построенная поличному желанию кайзера, связала Германию с опаснейшим пунктом, в котором резко столкнулись интересы обоих главных европейских противников Германии и Англии (37; с. 165-166).

 

Пожалуй, более важным явился прямой нажим Вильгельма II на директора «Дойче банк» Георга Сименса, не торопившегося приобретать концессию на Багдадскую дорогу (7; с. 169).

 

Таким образом, в эпоху империализма железнодорожное строительство  превратилось в орудие борьбы за передел  мира (28; с. 13-14).

 

Здесь следует подчеркнуть, что  поездка Вильгельма в Турцию имела  один немаловажный для немцев результат - расширение сферы торгово-финансовых интересов Германии на Ближнем Востоке (57; с.145).

 

В Турции создавалась заповедная зона гарантированных германских капиталовложений. Происходило это главным образом за счет германских банков (13; с. 33).

 

Германия занимала почти последнее  место по числу колоний в мировой  колониальной системе, отставая от Великобритании и Франции. Поэтому перед германским капитализмом встал вопрос о переделе мира. Началась экономическая экспансия, увеличился экспорт капиталов в Турцию, Китай, в страны Южной Америки (58; с. 46).

 

Завершение раздела мира ведущими державами на рубеже XIX - XX вв. послужило  сигналом для более интенсивной эксплуатации колониальных владений. Влиятельные круги крупного германского капитала, экспансионистский натиск которого, связанный со вступлением Германии в эру « мировой политики», резко усилился, активизировал свою деятельность, в колониях осуществляя строительство железных дорог и основывая новые предприятия (51; с. 238).

 

Ещё весной 1900 года, выступая в бюджетной  комиссии рейхстага, Б. фон Бюлов  в ответ на просьбу объяснить  значения термина «мировая политика»  заявил: «Под словами «мировая политика» я понимаю только заботу о решении ставших перед нами задач, проистекающих из роста нашей индустрии, нашей торговли и нашего судоходства. Мы не можем препятствовать нарастанию германских заморских интересов. Мы не можем сдерживать нашу торговлю, нашу промышленность, рабочую силу, активность и интеллект. Мы не помышляем о том, чтобы проводить агрессивную, экспансионистскую политику. Мы хотим только защитить весомые интересы, которые приобрели во всех частях света в ходе естественного развития событий… Политикой, осуществляемой мною как в Восточный, так и в Малой Азии, я достаточно ясно показал, что католические интересы столь же близки моему сердцу, как и евангелические. Я провожу не протестантскую, не католическую, а германскую политику. Агрессивные тенденции полностью чужды нам, мы не хотим осуществлять ни авантюристической, ни фантастической политики, мы хотим, и впредь развивается только в мирных условиях, как в экономическом, так и в политическом отношении... » (2; с.78).

 

Как были далеки эти слова то реальной действительности! В. Гучи отмечает, что уже на рубеже веков, когда германский империализм только приступал к осуществлению своей «мировой политики», используя преимущественно методы «мирного» проникновения, интенсивно применявшиеся на Ближнем Востоке (в особенности при строительстве Багдадской железной дороги), на Балканах, в странах Центральной и Западной Европы, в Южной Америке, Азии и Африке, он всё чаще прибегал к угрозам или открытому использованию силы, как это было в 1897-1898 гг. при захвате (под вводом аренды) Киао-Чао (Цзяочжоу) в Китае, в 1899 году при оккупации Каролинских, Марианских островов и островов Палау, в 1900-1901 гг. в том же Китае при подавлении восстания ихэтуаней. В 1901-1902 гг. в Германии совместно с Великобритании посредством морской блокады принудила Венесуэлу к уплате долгов немецким кредиторам. К шантажу и угрозам германский империализм прибегал во время первого (1905 г.) и второго (1911 г.) марокканских кризисов, во время аннексии Боснии и Герцеговины Австро-Венгрией в 1908 году и в период Балканских воин в 1912-1913 гг.

 

В колониальной политики Германии оба  метода были тесно связаны и взаимно  дополняли друг друга. Как откровенно писал своей жене заместитель  начальника большого генерального штаба  прусской армии Х. фон Мольтке 11 июля 1900 г. об истинах мотивах участия в германских войск в подавлении народного восстания в Китае, «мы хотели зарабатывать (там) деньги, строить железные дороги, эксплуатировать рудники, нести европейскую культуру, одним словом зарабатывать деньги. В этом мы ни на йоту не лучше, чем англичане в Трансваале!» (59; с. 21-22).

 

«Мировая политика» автоматически  влекла за собой рост вооружений, а  значит дополнительное бремя для  бюджета. Государство фактически оплачивает чьи-то сомнительные экономические махинации и удовлетворение великодержавных потребностей отдельных лиц, рискуя при этом быть втянутым в конфликт, с другими странами (29; с. 15).

 

«Долги государства, - говорилось в  программе Свободомыслящей партии 1890 года, - достигли рискованных пределов. Повышаются затраты на вооружение, из года в год они все менее соответствуют тем требованиям, которые предъявляет нам мировое положение. Колониальная же политика, которая потребует затрат, уже сейчас не поддающихся учету, давно перешагнула отведенные ей рамки, причем - не имея в виду при этом никаких преимуществ, для нашей торговли и промышленности даже в отдаленной перспективе».

 

Маленькая Свободомыслящая Народная партия продолжала некоторое время  сопротивляться «мировой политике». Ее лидер Ойген Рихтер понимал опасность этого увлечения. Сама по себе «мировая политика» еще не страшна, говорил он, но в какой-то момент слово «мировая политика» начало подменяться словом («мировая держава»), а из «мировой державы» уже растет лозунг о «мировом господстве. Рихтер справедливо полагал, что сам по себе клочок Африки хоть и бесполезен, но не так уж опасен, гораздо опаснее то, что, раз приступив к «мировой политике», государство и народ не смогут остановиться (45; с.74).

 

Германия претендовала на обширные английские владения в Африке и стремилась предотвратить захват англичанами бурских республик, отсюда - приветственная телеграмма Вильгельма II Крюгеру президенту Трансвааля в связи с неудачей набега английского отряда на Трансвааль (начало1896года), вызвавшая резкое недовольство правящих кругов Великобритании (19; с. 434).

 

Позднее, летом 1896года, лидер «Пангерманского  союза» Хассе, выступая в Западной Африке. «Я спрашиваю, - говорил он, - не следует  ли считаться с возможностью, что  те самые Флибустьеры, которые вторглись в Трансвааль, могут позариться и на территорию германской колонии?». Тревожился и Вильгельм. Он не раз пытался внушить Гогенлоэ мысль, что кампания английской прессы, направленная против Германии, может оказаться прелюдией к захвату германских колоний в Африке (12; с. 299).

 

Казалось, все идет хорошо и, заручившись  поддержкой рейхстага, правительство  может более активно шествовать по пути колониальной политики. Но вскоре и правительству и рейхстагу  стало ясно, что рост колониальных амбиций вовсе не может устранить существующий страх потерять ранее захваченные территории в результате происков или активных действий со стороны держав, выступающих в качестве соперников на колониальном поприще. Этот страх возрос весной 1896года, когда в Берлине стало известно, что готтентоты и герреро, мирные племена, населяющие Германскую Юго-Западную Африку, не выдержав гнета германских колонизаторов, подняли восстание. Но где они взяли оружие? Доктор Кайзер утверждал (возможно, не без основания), что оно поставлялось английскими агентами через северную, восточную и южную границы германских колоний.

 

В рейхстаге и в прессе открыто  начали называть Англию «очень неудобным  соперником в Африке. Правительство  решило применить чрезвычайные меры для подавления восстания в Юго-Западной Африке. Оно потребовало в рейхстаге дополнительных ассигнований для отправки в колонию военных контингентов. Средства были тотчас отпущены. Доктор кайзер заявил, что поскольку африканские племена «притесняют немецких колонистов», германские войска имеют одну цель: «истребление герреро». Пангерманская пресса объявила, что Германия ведет против герреро «расовую войну», и пресса реакционно-аграрных кругов быстро усвоила эти лозунги. Весь лагерь сторонников колониальной политики, который только что требовал закрепление германских позиций в английских колониях, возмущался тем, что английскому капиталу удаётся проникать в германские колонии. Он требовал изгнания английского капитала, прежде всего из Юго-Западной Африки. Стремясь захватить новые колонии в Африке, он в то же время был объят страхом, потерять и старые. «Энтузиасты флота» использовали это во внутренней политике: их пропаганда флота как орудие колониальной политике усилилась (25; с. 188-189).

 

Немецкие власти поощряли приезд белых  колонистов, отнимаю землю у местного населения -- тем более ценную, что местные племена гереро и нама были животноводами, а земель, пригодных для пастбищ было мало. В 1903 году под рукводством Самуэля Махареро гереро подняли восстание, убив более сотни немецких поселенцев. Германия направила в Юго-Западную Африку 14 000 солдат во главе с генералом Лотаром фон Трота, который объявил, что все герреро должны быть изгнаны из страны. В битве при Ватерберге герреро потерпели тяжёлое поражение. Выжившие попытались добраться через пустыню Калахари в британское владение Бечуаналенд (ныне Ботсвана). Британия обещала дать герреро убежище, если они не будут продолжать восстание. Многие погибли, не выдержав этого перехода.

 

По данным 1905 года, когда немцы  провели первую перепись населения, в Юго-Западной Африке оставалось около 25 000 герреро, в основном женщины и дети. Они были помещены в концентрационные лагеря, подобные тем, что англичане устраивали во времена войны против буров. Множество герреро погибло из-за ужасных условий и рабского труда. Ко времени закрытия лагерей в 1908 году, по разным оценкам, было уничтожено от 50 до 80 % всех герреро. Многие историки разделяют мнение, что геноцид герреро был первой формой массового этнического уничтожения нового времени.

 

Вскоре после подавления восстания герреро против немцев выступили нама. Их лидерами были Хендрик Витбоой и Якоб Моренга. Боевые действия продолжались до марта 1907 года, когда было подписано мирное соглашение (хотя Моренга вёл партизанскую войну и позже). Оценки численности нама, погибших в ходе восстания, сильно колеблются: по всей видимости, их было около 40 000 (31; с. 90-91).

 

В конце 1908 г. рейхсканцлер Бюлов оказался в сложной ситуации, вызванной  бестактностью кайзера. В октябре  лондонская газета «Дейли телеграф» опубликовала интервью Вильгельма II, в котором он утверждал, «что является большим другом Англии, но вынужден считаться с господствующими в немецком обществе антибританскими настроениями. Далее кайзер заявил, что война с бурами (1899--1900) велась по разработанному им плану, который он якобы послал королеве Виктории, и что именно он воспрепятствовал созданию антианглийской Континентальной лиги. Наконец, он утверждал, что Германия строит свой флот не для войны против Британии, а для действий на Тихом океане, что было направлено явно против Японии» (2; с. 123).

 

В Германии все политические партии, даже консерваторы, потребовали, «чтобы впредь император был более осмотрительным и воздерживался от необдуманных заявлений. Сторонники широкой экспансии  тоже выразили сожаление, но по иной причине -- чрезмерного, на их взгляд, дружелюбия кайзера по отношению к коварному Альбиону. Следует, однако, отметить, что император в данном случае действовал достаточно корректно. Он отправил текст интервью рейхсканцлеру, спрашивая, нет ли каких-либо возражений против его опубликования. Бюлов то ли специально «подставил» кайзера, то ли, занятый массой дел, на самом деле не читал интервью, перепоручив это чиновникам иностранного ведомства, которые, естественно, не отважились на правку высочайшего сочинения, возвратив его автору с незначительными замечаниями. При обсуждении этого скандала в рейхстаге Бюлов под огнем критики депутатов от всех партий не решился ни защищать кайзера, ни взять ответственность на себя. Свалив всю вину на Вильгельма II, рейхсканцлер заявил, «что он не в состоянии отвечать за политику империи, если и впредь монарх не будет проявлять сдержанность и благоразумие». В уклончиво-трусливой позиции Бюлова кайзер не без оснований усмотрел предательство и сделал вывод о необходимости при первом удобном случае заменить рейхсканцлера, хотя и не принял прошения главы правительства об отставке» (2; с. 123-124).

 

Лишившись опоры в рейхстаге, Бюлов  в июле 1909 г. подал в отставку. Необычность этой ситуации состояла в том, что впервые в Германской империи рейхсканцлер ушел со своего поста после парламентского поражения. Новым рейхсканцлером стал образованный и трудолюбивый прусский чиновник Т. Бетман-Гольвег. Однако в отличие от энергичного и изворотливого Бюлова Бетман-Гольвег не обладал сильным характером, он предпочитал политику компромиссов, с трудом принимал решения и обычно подчинялся монарху, впрочем, ценившему нового рейхсканцлера как раз за это (2; с. 124).

 

В ходе формирования финансового капитала в Германии сложилось пять мощных финансовых групп, организующим центром которых являлись Немецкий банк, Учетное общество, Дрезденский банк, Берлинское торговое общество и Торговый и промышленный банк (Дармштадский банк). Значительное влияние также приобрел усилившийся после 1900г. Коммерческий банк. Эти банки стали главным орудием зарубежной экспансии соответствующих финансовых групп.