Л.В. Милов о влиянии географической среды на российский исторический процесс

Л.В. Милов о влиянии географической среды на российский исторический процесс  по монографии «Великорусский пахарь и особенности российского исторического процесса»

Поставленный  Леонидом Васильевичем Миловым во введении тезис о том, что «простой возврат  к восстановлению в историографии отечественной истории постулатов С.М. Соловьева сейчас уже недостаточен», а необходим и учет всей «социально - экономической истории России и особенно крестьянства» получил воплощение в его работе. В этом аспекте исследование Л.В. Милова на новой базе, именно на фундаменте результатов освоения достижений исторической науки по аграрной истории, предпринятого в 50-90 - е годы, продолжает традиции историко - аграрной науки прошлого века, начатой описаниями отдельных местностей России Л. Челищева, П. Палласа, А. Болотова и первым теоретическим исследованием об экономических законах размещения сельского хозяйства.

Для того, выявить основные моменты, связанные с исследованием влияния географической среды на российский исторический процесс, необходимо рассмотреть монографию Л.В. Милова «Великорусский пахарь и особенности российского исторического процесса». В ней глубоко анализируется роль природно-географического фактора, ранее недооценивавшегося в нашей историко-экономической литературе; оригинально решается важная проблема происхождения крепостничества в России и его социально-экономическая сущность, особенности генезиса капитализма, характер и функции русской крестьянской общины, характеристика российской государственности. Указанные проблемы рассматриваются Л.В. Миловым в сравнении с условиями и особенностями исторического развития западноевропейских стран. Одиннадцать очерков части I-ой - “Великорусский пахарь в XVIII столетии” созданы на основе чрезвычайно разнообразных источников, отражающих специфику паровой системы, ассортимент посевов и уровень урожайности, объем физических усилий великорусского крестьянина во всем цикле сельскохозяйственных работ и т.д. показали, что природная среда является условием, наиболее резко территориально дифференцирующим сельское хозяйство. Историко - экономическая интерпретация природных условий в книге - это точное авторское соизмерение народно–хозяйственной эффективности тех или других способов использования земель, тех или других производственных форм сельского хозяйства в разных типах природной среды. Наглядный пример этому - параграф с характерным подзаголовком: «Москва и Тверь рядом, а все по-разному» - в нем показаны различия в сроках и нормах высева сельскохозяйственных культур с указанием на то, как пишет Леонид Васильевич, вполне очевидное, «что разнообразие сроков высева, хотя они и различались нескольким днями, определяло жесткое соблюдение традиций и учет особенностей микроклимата, почвы» и т.п. Практическое земледелие в этих условиях исходило прежде всего из принципа «экономии и целесообразности, а не.... непременного увеличения урожая».

Необходимо обратить внимание на  первый раздел монографии, а именно очерк пятый – «Что такое сам -3 или сам -7. Какие урожаи были в России», в котором сконцентрирован огромный запас данных о воздействии на конечный результат земледелия, как минимум трех факторов - качества плодородия почв, погодных условий и агротехнических приемов. Опираясь на топографические описания по губерниям Леонид Васильевич анализирует данные по Московской, Тверской, Архангельской, Вологодской, Пермской и иным губерниям и приходит к аргументированным наблюдениям о том, с какой тщательностью крестьяне выбирали способ хозяйствования на земле, находя эффективные приемы интенсификации производства, приводившие при удабривании к повышению урожая серых хлебов в 2 - 3 раза.

Вместе с тем в  монографии содержится всестороннее объяснение причин общих и региональных неурожаев. Сводная таблица об урожайности в Европейской России за последнее двадцатилетие ХVIII века представляет итоги критического сравнительного анализа разнородных материалов топографических описаний отчетов губернаторов, что позволило увидеть куда более точную и конкретную картину урожайности в зоне рискованного земледелия - урожайности низкой в целом, несмотря на почти максимальные трудовые усилия русского крестьянина.

Материалы, введенные в научный  арсенал Л.В. Миловым, неопровержимо  доказывают, что в европейской  части России ХVIII веке низкий уровень урожаев наблюдался в подавляющей части зоны дерново -подзолистых почв, особенно низкий - на территориях, где господствуют легкие почвы, в частности на всем пространстве Мещерской низины, менее низкий там, где почвы формируются на лессовидных суглинках, а также в опольях (где распространены почвы типа серых лесных). На этом фоне выделяется относительно повышенной урожайностью территории, где постепенно в ХIХ веке создаются районы пригодные для молочно - животноводческого хозяйства (например, вокруг Москвы). Таким образом, влияние более интенсивной по удобрениям системы земледелия пригородной полосы сказывается на урожайности зерновых культур вполне отчетливо.

Рисуя картину географии урожайности  в ХVIII веке Леонид Васильевич выделил тенденции повышения урожайности с переходом в зоны серых лесных почв и с оподзоленным “и выщелоченным” черноземами (например, в пределах Средне-Русской возвышенности и Окско-Донской возвышенности.

6-ой раздел монографии - “Семь потов”характеризует труд русского пахаря, вынужденного употреблять и плуг, и косулю, и легкую соху, чтобы примениться к почве и прочим условиям и пахать одну и ту же землю по два, а нередко и по три раза (“двоить” и “троить”), проходя до 100, а то и 200 км, направляя лемех по борозде, вес которого был до 2-х пудов.

Леонид Васильевич, опираясь на весь комплекс источников и особенно на офицерские описи, экономические примечания, представил подробные данные и собственные выкладки, касающиеся трудовых усилий (человеко- и коне-дни), каких требовало русское поле (дифференцировано по уездам и губерниям). Общий его вывод показывает, что, например, «затраты труда на монастырской барщине в России должны были быть на 4,2-4,4 человека-дня больше, чем затраты труда по Парижскому региону в 1750 году, но при этом во Франции эта нагрузка распределяется на 10 месяцев, во время которых в силу более мягкого климата возможны сельскохозяйственные работы, в то время как в России - срок сельскохозяйственных работ был вдвое меньше». Для крестьянина это означало “неизбежность труда буквально без сна и отдыха, труда днем и ночью, с использованием всех резервов семьи (труда детей и стариков, использование на мужских работах женщин и т.д.).

В части второй «Феодальная Россия - социум особого типа» в очерченных природных и социальных параметрах, в каких функционировало российское сельское хозяйство ХVIII - первой половине ХIХ века, Леонид Васильевич Милов, по его собственным словам, «предельно обнажено характеризует драматизм повседневной жизни большинства российских крестьян огромного Нечерноземья с его безнадежно нерентабельным земледельческим производством». Во 2-ой главе этой части раскрыты «компенсационные механизмы выживания». Сельская община предстает как институт, осуществлявший «социальные и производственные функции посредством перераспределения надельной земли и удержания хозяйственно - бытового распорядка жизни». Да и само общество могло функционировать только при «сохранении жизнедеятельности буквально каждого деревенского двора, ибо разорение крестьянина не переключало его в иную сферу производственной деятельности, а ложилось бременем на само общество». Отсюда и принцип, положенный в основу помещичьих инструкций: «чтоб бедные тяглом отягчены не были, запрет выдачи молодых девушек в чужие владения, “благосклонное” отношение к возвратившимся из бегов крепостным, традиции обрабатывать господскую пашню всем миром» - и вывод: «система крепостного права объективно способствовала поддержанию земледельческого хозяйства там, где условия для него были неблагоприятны, ибо результаты земледелия всегда были общественно -необходимым продуктом», это крепостное право «органично свойственно данному типу социума, ибо для получения обществом даже минимума совокупного прибавочного продукта необходимы были жестокие рычаги государственного механизма, направленные на его изъятие». Тем самым, крепостное право являлось как бы той объективной необходимостью, которая была нацелена на нейтрализацию защитной функции общины с целью изъятия части прибавочного продукта в виде феодальной ренты.

Нелишним будет заметить, что  сопоставление поместья и вотчины в части возможностей по сохранению необходимого минимума производственного потенциала крестьянского хозяйства как источника ренты привело Л.В. Милова к вполне доказанному выводу о том, что вотчина к середине ХVII века оказывалась более жизнеспособной, чем поместье и ею были явлены «более мощные потенции развития» в отличие от поместья - в ней «вотчинник как наследственный владелец крепостного населения наиболее эффективно сочетал функции эксплуатации с поддержкой слабеющих хозяйств. В совокупности с воздействием общинной организации это была сложная антагонистически - патриархальная система производства в неблагоприятных природно-климатических условиях России».

Л.В. Милову в полной мере удалось  проследить зависимость эволюции общины в ХVII -первой половине XIX века от конкретной формы феодальной ренты, преобладавшей в тех или иных регионах страны. В этом плане важно подчеркнуть ту особенность обсуждаемого исследования, которая состоит в том, что в нем последовательно изучена эта взаимосвязь с разными типами общины - северной, развивавшейся от тягловой к уравнительной (с правом распоряжения пахотными угодьями) и в центре России, подчиненной феодальной власти. Таким образом, разнородный материал, накопленный в исторической науке в XIX и ХХ веках, наконец, получил обобщенную оценку.

В монографии Л.В. Милова доказано важное, едва ли не решающее, влияние природно-географического фактора на состояние земледельческого хозяйства. Вместе с тем исторический опыт России и других стран показывает, что в связи с ростом агротехнического уровня земледелия под воздействием процесса индустриализации состояние земледелия уже меньше зависит от капризов погоды, а при применении новых удобрений – и от качества почвы. Следовательно, природно-географический фактор в этих новых условиях уже не играет такой самодовлеющей роли, как при экстенсивном характере земледелия. При этом экстенсивное ведение хозяйства (не за счет повышения его агротехнического уровня, а за счет расширения площадей) требовало больше угодий на душу населения. Отсюда “аграрное перенаселение” при сравнительно (с развитыми европейскими странами) низкой плотности населения, проблема “малоземелья”, обострение аграрного вопроса в России. Отмечается и такой немаловажный фактор – роль неземледельческих промыслов в крестьянском хозяйстве, особенно в северных и центрально-нечерноземных губерниях, в которых крестьянин не мог обеспечить свое существование только за счет земледелия.