Народный архив

10 лет 

существует Центр  документации "Народный архив". Срок не большой, но если учесть время, когда  возник и в котором существовал  архив, то не такой уж он и маленький. За это бурное и не всегда прекрасное время масса интересных и перспективных  начинаний возникло и погибло  или так и не выбралось из эмбрионального состояния. Однако, Народный архив не только не заглох, но с уверенностью входит в третье тысячелетие.

ИДЕЯ. 

Конечно, за окном  не предрассветный сумрак средневековья. Но и современный человек не может  не насторожиться вблизи тройной  хронологической грани: вот-вот мы ступим за неосязаемую черту столетия, тысячелетия и двух тысячелетия. Что там? Скорее всего, все тоже: рождение, жизнь, смерть… Но, кто знает?.. Нам  не дано предугадать даже то, что  произойдет завтра на рассвете. 

Рождение, жизнь, смерть…  Можно впасть в уныние, предчувствуя тоску вечного колеса жизни, воспринимать ее как карму. Но можно принимать  жизнь и как дар — или  Бога, или великого слепца — Случая. Так или иначе, но никто не в  состоянии быть равнодушным к  себе, к своей жизни, к своему прошлому и будущему. Мы сами, наша жизнь, наша судьба, наша свершенность — это  высшая внутренняя ценность. И в  этом нет примитивного эгоизма. Сказано  было: любите ближнего своего, как самого себя. Значит, чтобы понять, как любить другого, надо полюбить себя. Человек  начинается с самоутверждения. Многие застывают в этой фазе "замкнутого Я". Как жаль! Но значительное большинство  выходит намного дальше своих  внутренних границ. 

Наша личность не кончается границами нашего тела. Огромная часть нашего Я — это  наши близкие. И дело не только в  родственных чувствах или генетической близости. Миллионы людей не испытывают никаких родственных чувств. Часто  эти чувства отрицательны. Даже дети — эта, выражаясь библейским языком, плоть от плоти нашей — нередко  восстают на родителей. Да и родители бывают, недостойны своих детей. А  отношения с более дальней  родней у многих складываются еще  более причудливо. Дальний может  быть ближе, чем близкий. Тем не менее, часть нашего существа — это одновременно и часть их существа, часть нашего сознания — это и часть их сознания. Частицы нашего Я продолжают резонировать в других как отголоски бесконечно затухающего эха, после каждого  прямого или косвенного соприкосновения  с ними. Любя и ненавидя друг друга, сплачиваясь и отрицая, мы создаем  формулу "расширенного Я". Мы сплетаемся друг с другом, но не так, как корни  многолетних трав. Мы прорастаем друг в друга, но не так как срастаются клетки многоклеточного организма. Наши связи — это не только связи  контовской или марксисткой социологии. Мы не коллективны, но мы и не отдельны, не атомарны. Мы все вместе, живые  и мертвые — это особое измерение  Вселенной. 

Когда умирает человек, в человеческой Вселенной образуется затемненная область, как бы "черная дыра". Вслед за человеком в  ней исчезает все то, что связывало  его с миром. Вся совокупность этих "черных дыр" и есть коллективное прошлое человечества. Как личное, так и коллективное прошлое —  это не пустота и не воображаемая реальность. Это и не сновидческое "коллективное бессознательное" Карла Юнга. И это не распадающееся  вместе с телом и вещами тление. Все перечисленное лежит в  настоящем. Прошлое — это иная, это "расфокусированная" реальность. Поэтому все прошлое, в принципе, может быть восстановлено, воскрешено, "сфокусировано" вновь, но, конечно, в новом, ином жизненном качестве. 

Воскрешение отдельных  проявлений жизни — это обыденная  повседневность. Мы сталкиваемся с  этим чудом каждый день, можно даже сказать – каждый миг. Благодаря  формуле "расширенного Я", умерший  или просто отсутствующий человек  воскресает до тех пор пока его  помнят. Помнят — значит живешь. Но одно-два поколения помнящих тоже умирает, а вместе сними, погружается  в затемненную область прошлого тающий образ. Повезет тому, кто волею  случая или благодаря своим особым качествам останется в памяти многих поколений, о ком напишут  историки, соберут исторические источники  архивисты, музейщики, краеведы, коллекционеры. О ком поставят спектакли, снимут кинофильмы и т.д. Но большинство  обречено на забвение, или, в лучшем случае, на редчайшее искрообразное, без образное воскрешение. Так археолог воскрешает народы и культуры, но крайне редко людей. Историк – народные массы или героев, но почти никогда  – людей.  

Таким образом, мертвые  устремлены в будущее, живые —  в прошлое, не родившиеся — в настоящее. Умирая, мы алкаем будущего воскрешения; живя, мы постоянно вглядываемся в  прошлое, чтобы соизмерять себя; рожая, мы проращиваем жизнь в настоящее. 

Современные люди убеждены в том, что как до них, так и  после них были и будут земля, небо, воздух, огонь и звезды…Однако, когда мы приходим в эту жизнь, мы устремлены в нее, ничего не зная о прошлом, и даже не понимая того, что нас ждет будущее. Ницше утверждал, что животное тем и отличается от человека, что у него нет прошлого. Ему казалось, что пасущаяся на лугу корова тут же забывает то, что  случилось с ней минуту назад. Но достаточно хотя бы раз посмотреть на то, как буренка встречает свою хозяйку или отставшего теленка, чтобы усомнится в справедливости слов великого безумца. Но в отношении  людей он прав: человек — это  животное с долгой памятью. Жизнь  нужно нажить! И речь здесь не только о продолжительности жизни  высоко организованной колонии клеток, а о наполненной качественности жизни.  

Прошлое для нас, живых, особо притягательно в  той степени, в какой оно сливается  с настоящим. Слияние настоящего с прошлым, превращает нашу жизнь  в вершину, в венец истории  человечества. В какую бы эпоху  человек не жил, и не зависимо от того оценивает ли он ее как эпоху  подъема, упадка или застоя, в любом  случае — его эпоха воспринимается им как высшая точка, с которой  виден весь исторический ландшафт. Можно подумать, что человек только для того и восстает из небытия, чтобы  добавить свою толику к прошлому, к  истории, к "вершине"... Жизнь и  История суть едины.  

Прошлое дает нам  удивительное ощущение уникальности и  одновременно ординарности нашей жизни. Действительно, в любой прожитой жизни нет ничего такого, чего бы не было в жизни другого человека. В тоже время все, что происходит с нами — это сугубо наше, оно  уникально неповторимо. Мы желаем и  боимся быть как все, мы боимся и  желаем быть уникальными, не похожими ни на кого. Судя по всему, эта спасительная двойственность жизни инстинктивно улавливается даже младенцем. 

Такова вкратце  идеология "Народного архива".

ПРИНЦИПЫ. 

Архив был создан в декабре 1988 года,после того как  фонд "Культурная инициатива" (фонд Дж. Сороса) поддержал эту идею и  проект получил на первых порах материальную поддержку. В первый же год сложилась  структура архива и основные направления  его деятельности. Структура была достаточно гибкая. Иногда она менялась в зависимости от научных задач  и материальных возможностей. Сразу  выявились три-четыре основных направления. В первую очередь, это были сбор, обработка и хранение личных фондов граждан СССР, а также сбор документов многочисленных политических и религиозных, экологических, культурных и других общественных организаций, которые  возникали и распадались в  огромном количестве во всех республиках  СССР. Мы начали также сбор писем  граждан страны в редакции газет  и журналов. Речь идет о письмах  людей, которые рассматривали эти  издания как единственную возможность  откликнуться на злобу дня. В рамках "устной истории" мы в течение  десяти лет брали интервью, делали видеозаписи людей с неординарной судьбой, но такой обычной биографией. 

С первых же дней мы заявили, что не выступаем в качестве конкурентов Государственной архивной службе СССР. Мы просто заняли издревле пустовавшую нишу – объекты комплектования, документами которых государственные  архивы, как до революции, так и  в советское время пренебрегали. В первую очередь это относится  к личным архивам так называемых "рядовых" людей. Дореволюционная  архивная и историческая наука об этих проблемах почти не задумывалась. Да и низкий уровень грамотности  и общей культуры народов царской  России мало способствовал этому. После  революции, и даже после осуществления  программ всеобщего образования  положение мало изменилось. В 60-е  и особенно в 70–80-е годы архивисты, историки, источниковеды довольно бурно  обсуждали вопросы комплектования архивов "общенародного" государства  документами не очень выдающихся граждан. Но дальше общих разговоров дело не пошло. Да иначе и быть не могло, так как государство "рабочих, крестьян и трудовой интеллигенции" не видело ничего ценного в том, что  происходило вне официальных, государственных  институтов. В конечном счете, государство  как некую "сверх персону" интересовала только своя, "личная" история. История  же подлинной личности, история Человека была ему нужна лишь в той степени, в какой она была частью истории  этого монстра. 

Насколько известно, вопрос о тотальном сборе массовых личных документов и коллекций не ставился в то время и в развитых демократических государствах. Современным "массовым" человеком в основном занимались социологи, политологи, философы. И только историки знаменитой школы "Анналов" изучали историю "повседневности", но средневековую. Впрочем, и для  последних интересен был не сам  человек как центральный субъект  истории, а история создаваемой  им повседневной культурной среды. Мы, по-видимому, одними из первых поставили  в практическую плоскость вопрос о тотальном сборе источников и информации, отражающих индивидуальную жизнь каждого человека. 

Другая идея –  отказ от оценочных суждений как  принципа работы архивиста. Как в  советском, так и в зарубежном архивоведении сложились так  называемые критерии ценности архивных документов. В отечественном архивоведении  система критериев доведена до абсурда  и так заформализована, что превратилась, в конечном счете, в набор мертвых  инструкций. Возникла некая формальная шкала оценки "исторического вклада" каждого человека и "информационной" значимости каждого вида документов. В "бесклассовом" и "общенародном" государстве все было расфасовано  на ценное, мало ценное и совсем не ценное. В этот "ценник" попали учреждения и люди, их деятельность, а также  следы их деятельности — документы, источники, информация. На самом же деле государству в лице Государственной  архивной службы СССР (а ныне России) нужно "научно" оправдать практику комплектования архивов, когда за основу берется сохранность государственной  истории, так как оно (государство) эту историю видит. Все это, конечно, не означает, что в современных  государственных архивах собрана  не та информация и не о том. Это  лишь означает, что как советская, так и современная архивная практика под прикрытием псевдонаучной терминологии оставляет за бортом не менее, а в  чем-то более ценную информацию. Это  информация о феномене человека. 

В Народном архиве мы отказались от принципов традиционной экспертизы ценности документов. Мы принимаем  практически все, что считает  ценным главный "коллективный" эксперт: фондообразователь и фондодержатель, коллекционер, архивист, историк, человек, принесший с улицы пачку квитанций  или писем. Для нас ценно все  то, что представляет хоть какой-то интерес для любого другого человека. На практике это означает, что мы берем все, так как для нас  нет "серого", "массового", "рядового", порочного, "обычного" человека. Мы не страшимся вслед за знаменитым испанским философом Ортегой-и-Гассетом очередного "восстания масс". Мы приветствуем то, что "массовый" человек  занимает очередную нишу человека "выдающегося" (аристократа по происхождению и  аристократа духа, сверхчеловека, гения  и т.д.). Что он устремляется вслед  за ним не только к материальным и культурным благам, к творчеству, но и к историческому бытию, добиваясь  и с нашей помощью права  на бессмертие. Каждый человек, где  бы и когда бы он ни родился, обладает этим правом самим фактом появления  на свет. 

Народный архив  принимает не только практически  все документы (из чисто рациональных соображений мы иногда не берем на хранение большое количество дубликатов), но и документы от любого человека (или организации) вне зависимости  от его социального и национального  происхождения, партийной и конфессиональной принадлежности, моральных, этических  и других качеств. Провозгласив, что  каждый человек имеет право на личное бессмертие, мы тем самым  связали себя обязательствами принимать все и от каждого. В данном пункте мы не только вступаем в противоречие с современным государством, но и с большинством религиозных доктрин, в которых идея воскрешения и бессмертия рассматривается как особая даруемая свыше благодать. Я убежден, что в будущем жизнь "бессмертного" мало чем будет отличается от ощущения обычной, "смертной", жизни. Возможно, разница лишь в том, что не жизнь, а смерть будет рассматриваться в качестве отдаленной, но желаемой цели. Как утомленный длительной дорогой человек жаждет уснуть и забыться, так и утомленный жизнью человек должен обладать правом исчерпать себя полностью даже в качестве исторического мифа или предания. Ведь жить — это значит чувствовать. Но бесконечно чувствовать человек не может. Как и сейчас выбор — жизнь или смерть, так и в будущем — историческая жизнь или смерть должен быть подвластен.

СОСТОЯНИЕ. 

К настоящему времени  в Народном архиве собрано более  четырех семидесяти архивных фондов и коллекций, более ста тысяч  дел и еще более значительное количество россыпи. Полная оценка затруднена, так как архив комплектуется  в основном документами, попадающими  к нам в виде коллекций или  россыпи, а не в виде заранее сформированных "дел", как это практикуется в деятельности государственных  архивов. Кроме того, мы имеем дело не с полноценными классическими  фондами, а с их фрагментами. Это  еще в большей степени затрудняет учет, а процесс организации и  описания документов делает очень трудоемким. Положение усугубляется также и  за счет того, что к нам поступает  чрезвычайно разнообразная по составу  и виду документация. Встречаются  практически все виды документов государственного делопроизводства и  все виды документов личного происхождения: письма, фотографии, фото, видео и  кинопленка, звукозаписи, дневники, записки, художественные и научные произведения, рисунки, графика, чертежи, фотоальбомы  и т.д. и т.п.  

Помимо видового разнообразия к специфике Народного  архива следует отнести и то, что  основная масса документов охватывает период с конца XIX по 90-е годы XX вв. И хотя у нас есть отдельные  коллекции документов, относящиеся  к XVIII и первой половине XIX вв., все  же Народный архив в большей степени  отражает историю жизни россиян  нового и новейшего времени.