Отречение от престола Николая II. Судьба последнего императора и его семьи

Меньшевики  и эсеры, руководящие в то время  Петроградским Советом, как всегда оказались верными самим себе: громкие слова о водворении Николая  в Трубецкой бастион Петропавловской  крепости, боевой план поездки в  Царское Село и … поверка арестованного  царя в его дворце.

Но все  же содержание Романовых под Аресом находилось с этого времени под  некоторым контролем Петроградского Совета. 

Правительство должно было считаться с действиями Совета и временно отказаться от выполнения своего намерения вывезти Романовых  в Англию.

С 22 марта  вся семья находилась под «арестом» в Александровском дворце Царского Села, бывшего постоянным местопребыванием царской фамилии в предреволюционные годы.

Водворение  Романовых в Царскосельское заключение мало успокоило широкие рабочие и солдатские массы. Они по-прежнему настаивали на более суровом отношении к бывшей царской семье, как на лучшем обеспечении революции от возможных попыток монархической реставрации.

Озабоченное сохранением царской семьи, Временное  правительство решает вывезти ее из Царского в боле укромное место, подальше от большевистских Питера и Кронштадта.

Необходимость принятия такой меры приобретала  в глазах Временного правительства  тем большую настоятельность, что  начавшееся «разложение» в армии коснулось и Царскосельского гарнизона.

В первых числах августа в Царское приехал  Керенский и устроил совещание  с председателями охраны по вопросу  о вывозе семьи. Совещание было обставлено весьма конспиративно; о решениях его  знал лишь ограниченный круг лиц. Начальником  отряда был назначен комендант охраны полковник Кобылинский. Последний своей фигурой еще раз подчеркивает, как мало внимания уделяло Временное правительство охране семьи Романовых, фактически предоставляя им возможность бежать из Тобольска.

Служа «верой и правдой»,  Кобылинский скоро завоевал расположение к себе царской семьи, которая видела в нем больше своего человека, чем коменданта охраны.

12 марта  царской семье было объявлено  об отъезде. 

Утром 14 августа царская семья была перевезена на автомобилях под конвоем драгун 3 Прибалтийского полка на станцию  Александровская. В тот же день два  поезда под японским флагом повезли  царя и охрану в Сибирь. «японская  миссия Красного Креста», - так значилось на роскошных «международных» вагонах поезда, бешено мчавшегося к Уралу.

В дороге царскую семью сопровождали два  представителя временного правительства  – Макаров и Вершинин. Были приняты все меры к тому, чтобы «путешествие» закончилось без инцидентов. Станции, где останавливались поезда, на большом расстоянии оцеплялись войсками местных гарнизонов, и вся публика и лишние служащие на это время удалялись. Во все время стоянок никого из вагонов не выпускали.

Вечером 17 августа поезда прибыли в Тюмень, и Романовы сразу были переведены на пристань р. Тобола, где прихода  эшелонов ждали уже три парохода: два больших – «Русь» и «Кормилец» – и один буксирный.

Офицеры местного гарнизона, во главе с начальником  гарнизона, устроили для прибывших целый парад. Выстроившись у входа на пристань, они при выходе из вагона бывшего царя приветствовали их отданием чести.

К Тобольску  пароходы прибыли вечером 19 августа. Помещение для бывшего царя и  охраны ремонтировалось, и семье  пришлось пробыть несколько дней на пароходе.

Только 26 августа началась выгрузка на берег.

Тобольский  дом, где жила заключённая царская  семья, находился на улице, получившей после переворота название «улица свободы». Ранее в нём жил губернатор.

«Царская  семья заняла весь верхний этаж губернаторского  дома, просторного и удобного здания. Свита поселилась в доме Корнилова, богатого Тобольского купца; этот дом  был расположен на другой стороне  улицы почти напротив губернаторского. Караул был образован из солдат Царскосельского  гарнизона (бывший полк стрелков императорской фамилии), конвоировавших нас в пути. Они были под командованием полковника Кобылинского, человека честного, искренно всем сердцем привязавшегося к охраняемой им царской семье».

Дом был  каменный, в два этажа, с коридорной системой, тёплый и светлый. Через  дорогу в маленьком домике разместились домочадцы и учителя. Дом губернатора сразу обнесли высоким забором. Членам царской семьи строго-настрого было запрещено выходить из дома; им разрешалось только ходить в церковь, куда их сопровождала усиленная охрана.

Первое  время, приблизительно месяца полтора, было едва ли не лучшем в заключении семьи.

Власть  была в руках полковника Кобылинского. Местным властям он не подчинялся. Посланцев же центра не существовало.

Жизнь сразу  вошла в спокойное и ровное русло. Взрослые преподавали детям  разные предметы, в свободное время  читали книги, девушки занимались рукоделием. Александра Фёдоровна с дочерьми связали тёплую шерстяную одежду к Рождеству и подарили каждому  их домочадцев. Николай Александрович, привыкший к физической работе, колол  дрова в маленьком дворике, построил лестницу на крышу дома к маленькой  теплице, где они всей семьёй и со слугами грелись на скудном сибирском солнце. Вечерами читали вслух, играли в разные игры, шили.

Жители  Тобольска, в большинстве своём потомки сибирских ссыльных, были, как правило, очень доброжелательны. Когда семья шла к ранней Литургии, люди на улице становились на колени, пока они не пройдут, и стояли, окало дома, осеняя себя крестом, в надежде хоть краем глаза увидеть кого-нибудь в окошке. Одно время монахиням из монастыря разрешали передавать им яйца и сахар, а местные торговцы поставляли другие продукты.

В сентябре месяце в Тобольск прибыл комиссар Панкратов и его помощник Никольский. Это были посланники центра.

Полковник Кобылинский показал: «Панкратов привёз с собой бумагу за подписью Керенского, в коей говорилось, что я поступаю в полное подчинение Панкратова и  должен исполнять то, что он мне  будет приказывать».

«В сентябре в Тобольск приехал комиссар Панкратов, присланный Керенским. Его сопровождал  в качестве помощника Никольский, бывший политический ссыльный, как  и сам Панкратов. Последний был  человек довольно образованный, по природе добрый и мягкий. Но зато Никольский был настоящее грубое животное, и вся деятельность его  носила в высшей степени злостный характер».

Наглядное поведение Никольского развращало солдат, они тоже мстили. Государь надел  черкеску, на которой у него был  кинжал. Увидели это солдаты и подняли целую историю: «Их надо обыскать. У них есть оружие». Кобылинскому кое-как удалось уговорить эту потерявшую всякий стыд ватагу не производить обыск. Он сам пошёл и Государю, и тот сам отдал кинжал.

Провожая  старых солдат, выражавших чувства  преданности семье, Государь и Государыня поднялись на ледяную гору во дворе, чтобы через забор видеть их отъезд. Оставшиеся солдаты ночью срыли гору.

Во время  Литургии в первый день Рождества  диакон Евдокимов, по приказанию священника, провозгласил за молебном многолетие Императору по старой формуле. Это вызвало  бурю в солдатской среде. Солдаты  вынесли постановление убить  священника, и ему пришлось удалиться  в монастырь.

Без всякого  видимого повода солдаты выселили свиту  и прислугу, живших в доме напротив, и поселили всех с царской семьёй, стеснив её удобства.

Кобылинский показывает: «Панкратов сам лично  не был способен причинить сознательно  зло кому-либо из царской семьи, но темнее менее выходило, что эти  люди его причиняли. Это они делали как партийные люди. Они завели школу, где обучали солдат грамоте, преподавая им разные предметы, но после  каждого урока понемногу они  освещали солдатам политические вопросы. Это была проповедь эсеровской программы. Солдаты слушали и переваривали по-своему. Эти проповеди делали солдат, благодаря их темноте, большевиками».

Кроме пропаганды были и другие причины, разлагавшие  солдат. Когда отряд уходил из Царского в Тобольск, Керенский обещал солдатам всякие льготы: улучшенное вещевое довольствие по петроградским ставкам, суточные деньги. Условия эти не соблюдались, суточные деньги совсем не выдавались. Это сильно злобило солдат и способствовало развитию среди них большевистских настроений.

Пребывание  в Тобольске Панкратова и Никольского  продолжалось довольно долго: они пережили власть Временного правительства, оставаясь  комиссарами и после большевистского  переворота. Их выгнали сами солдаты, обольшевичившиеся в громадной массе. Это произошло 9 февраля 1918 года

Проблем состояла ещё и в том, что у  семьи не было денег.

Императору, как бывшему главе России, приличествовал известный образ жизни. Создать  и поддерживать уклад этой жизни, было обязанностью Временного правительства, так как оно лишило Царя свободы. Личные же сбережения семьи были не так велики, как все думали и находились они за границей, были не доступны. В результате Кобылинский был вынужден пойти по городу и просить денег на содержание семьи и свиты. Он достал их под вексель за своей личной подписью.

Когда Керенский  отправлял семью в Тобольск, он говорил Кобылинскому: «Не забывайте, что это бывший Император. Его  семья ни в чём не должна нуждаться». На допросе же он показал: «Конечно, Временное правительство принимало  на себя содержание самой царской  семьи и всех, кто разделял с  ней заключение. О том, что они  терпели в Тобольске нужду  в деньгах, мне никто не докладывал».

 

Отъезд в Екатеринбург

 

После прихода  к власти нового, большевистского  правительства страсти вокруг заключенной  в Тобольске царской семьи  продолжали накаляться. В конце января 1918 года Совнарком принял решение  об открытом суде над бывшим царем, причем главным обвинителем должен был выступить Лев Троцкий. Суд  должен был состояться в Петербурге или Москве, причем для того, чтобы  доставить туда бывшего царя. В  Тобольск был направлен комиссар В. В. Яковлев, В книге следователя  белой армии Н.А. Соколова сохранились  глухие намеки о недоброжелательстве  «революционной охраны» и подстрекательстве  к самосуду, а также авантюрного  характера заговоре с целью вывоза царской семьи в Германию.

22 апреля 1918 года комиссар Яковлев прибыл  в Тобольск. От первоначального  плана - вывезти из Тобольска  семью в полном составе пришлось  отказаться, так как 12 апреля Алексей  достаточно сильно ушибся и  был не в состоянии самостоятельно  передвигаться.

25 апреля  Яковлев встретился с бывшим  царем и официально объявил,  что собирается увезти его  одного. Николай попытался спорить,  но Яковлев недвусмысленно напомнил  о его статусе арестанта, и  пригрозил насилием, или, же отказом от исполнения, возложенного на него поручения, в случае которого «могут прислать вместо меня другого, менее гуманного человека». Ни пункт назначения, ни причина отъезда по свидетельству полковника Кобылинского бывшему царю сообщены не были. Сам Николай держался мнения, что его собираются вынудить скрепить своей подписью Брестский мир, и резко протестовал против подобного. Царица приняла решение сопровождать супруга. Остается неизвестным, как случилось, что к ним присоединилась Мария. Высказывались мнения, что она это сделала добровольно, или же наоборот, была выбрана матерью как самая физически крепкая из сестер.

26 апреля  в 9 часов вечера кортеж прибыл  в Тюмень. Полковник Кобылинский  за прошедшие два дня успел  получить две телеграммы от  своих людей, удостоверившие успех экспедиции. 27 апреля, Яковлев разместил семью в вагоне первого класса, причем отделил царя от жены и дочери. На следующий день Кобылинскому была направлена телеграмма следующего содержания: «Едем благополучно. Христос с нами. Как здоровье маленького. Яковлев». По дороге стало известно, что Екатеринбург собирается силой задержать бывшего царя.

Следует заметить, что в Екатеринбурге  не было сделано предварительных  приготовлений к приему царской  семьи. Инженер Ипатьев получил  приказ очистить дом к 3 часам пополудни 29 апреля, охрану вначале несли спешно командированные для этого охранники  из местной тюрьмы. Сопровождавшие царя фрейлина Шнейдер, граф Татищев, князь  Долгоруков (у которого при обыске было найдено 80 тыс. рублей и два  револьвера), и графиня Гендрикова были немедленно арестованы и препровождены в местную тюрьму.

Остальные были доставлены в дом Ипатьева, причем для арестованных первоначально  были выделены четыре угловых комнат на втором этаже, где в общей спальне  разместились царь, царица и великая  княжна.

 

Расстрел

 

Установив надежный надзор за Романовыми и приняв меры к предупреждению каких – либо покушений на освобождение их из «дома особого назначения» (так назывался в то время дом Ипатьева), Областной Совет занялся вопросом о дальнейшей участи семьи.

На одном  из своих заседаний Совет единодушно высказался за расстрел Николая Романова. Все большинство Совета не хотело брать на себя ответственности без  предварительных переговоров по этому вопросу с центром. Решено было вновь командировать в Москву Голощекина для того, чтобы поставить вопрос о судьбе Романовых в ЦК партии и президиуме ВЦИК.

Президиум ВЦИК склонялся к необходимости  назначения над Николаем Романовым  открытого суда. В это время  созывался V Всероссийский съезд Советов. Предполагалось поставить вопрос о судьбе Романовых на съезде – о том, чтобы провести на нем решение о назначении над Романовыми открытого суда в Екатеринбурге. Головощекину предложено было ехать в Екатеринбург и к концу июля подготовить сессию суда над Романовыми.

По приезде  из Москвы Голощекина, числа 12 июля, было созвано собрание Областного Совета, на котором был заслушан доклад об отношении центральной власти к расстрелу Романовых.

Областной Совет признал, что суда, как это  было намечено Москвой, организовать уже  не удастся – фронт был слишком  близок, и задержка с судом над  Романовыми могла вызвать новые  осложнения. Областной Совет решил  Романовых расстрелять, не ожидая суда над ними. Расстрел и уничтожение  трупов предложено было произвести комендатуре  дома, с помощью нескольких надежных рабочих – коммунистов.