Оттепель и духовная жизнь

Трансгенная соя — соя, полученная с применением генной инженерии (см. генетически модифицированный организм). На сегодня на рынке присутствует только один вид трансгенной сои, устойчивой к гербициду Раунда́п.

 

История

Что такое «оттепель», как  с легкой руки Ильи Эренбурга стали  называть тот период в жизни страны и литературы, началом которого явились смерть тирана, массовое освобождение безвинных людей из заточения, осторожная критика культа личности, а конец оттиснулся в постановлении октябрьского (1964 г.) Пленума ЦК КПСС, в приговоре по делу писателей Синявского и Даниэля, в решении о вводе войск стран Варшавского Договора в Чехословакию. Что это было?

 

Историческое, общесоциальное и общекультурное значение оттепели состоит прежде всего в том, что она разрушила насаждавшийся десятилетиями миф о духовной монолитности, об идеологической, мировоззренческой однородности советского общества и советской литературы, когда казалось, что есть единое подавляющее большинство.

 

По монолиту пошли первые трещины — и столь глубокие, что в дальнейшем, в дни и  годы застоя, их удалось только зама­зать, замаскировать, объявить либо несущественными, либо несуществующими, но не ликвидировать.

 

Выяснилось, что писатели, художники отличаются друг от друга  не только «творческими манерами» и  «уровнем мастерства», но еще и гражданскими позициями, политическими убеждениями  и эстетическими взглядами.

 

И открылось, наконец, что  литературная борьба есть лишь отражение  и выражение бурно идущих в  обществе процессов.

 

После литературы оттепели многое стало нравственно невозможным  для уважающего себя писателя, например, романтизация насилия и ненависти, попытки сконструировать «идеального» героя или желание «художественно»  проиллюстрировать тезис о том, что жизнь советского общества знает  конфликт только между хорошим и отличным.

 

После литературы оттепели многое стало возможным, порою даже нравственно  обязательным, и никакие позднейшие заморозки уже не сумели отвлечь  как настоящих писателей, так  и настоящих читателей ни от внимания к так называемому «маленькому», человеку, ни от критического восприятия действительности, ни от взгляда на культуру как на то, что противостоит власти и социальной рутине.

 

Многозначной по своему духовному  воздействию на общество была деятельность Александра Твардовского на посту главного редактора журнала «Новый мир», давшего  читателю множество новых имен и  поставившего перед ним много  новых проблем.

 

К читателям вернулись  многие произведения Анны Ахматовой, Михаила  Зощенко, Сергея Есенина, Марины Цветаевой  и других.

 

         Оживлению  духовной жизни общества способствовало  возникновение новых творческих  союзов. Были сформированы Союз  писателей РСФСР, Союз художников  РСФСР, Союз работников кинематографии  СССР. В столице был открыт  новый драматический театр “Современник”.  В литературе 50-х годов возрос  интерес к человеку, его духовным  ценностям (Д.А. Гранин “Иду на грозу”, Ю.П. Герман “Дорогой мой человек” и др.). Росла популярность молодых поэтов - Евтушенко, Окуджавы, Вознесенского. Широкий резонанс общественности получил роман Дудинцева “Не хлебом единым”, где впервые была поднята тема незаконных репрессий. Однако со стороны руководителей страны это произведение получило негативную оценку.

         В  начале 60-х годов усилилось разоблачение  “идейных шатаний” деятелей  литературы и искусства. Неодобрительную  оценку получил фильм Хуциева  “Застава Ильича”. В конце  1962 г. Хрущев посетил выставку  работ молодых художников в  московском Манеже. В творчестве  некоторых авангардистов он увидел  нарушение “законов красоты”  или просто “мазню”. Свое личное мнение в вопросах искусства глава государства считал безоговорочным и единственно правильным. На состоявшейся позднее встрече с деятелями культуры он подверг грубой критике произведения многих талантливых художников, скульпторов, поэтов.

         Ещё  до ХХ съезда КПСС появились  публицистические и литературные  произведения, обозначившие рождение  нового направления в советской  литературе - обновленческого. Одной  из первых таких работ стала  опубликованная в 1953 г. в «Новом  мире» статья В. Померанцева  «Об искренности в литературе»,  где он впервые поставил вопрос  о том, что «честно писать - это значит не думать о выражении  лиц высоких и не высоких  читателей». Здесь же поднимался  и вопрос о жизненной необходимости  существования различных литературных  школ и направлений. В «Новом  мире» появились написанные в  новом ключе статьи В. Овечкина, Ф. Абрамова, М. Лифшица, а так  же ставшие широко известными  произведения И. Эренбурга («Оттепель»), В. Пановой («Времена года»), Ф.  Панферова («Волга-матушка река»)  и др. В них авторы отошли  от традиционной лакировки реальной  жизни людей в социалистическом  обществе. Впервые за многие годы  здесь был поставлен вопрос  о губительности для интеллигенции  той атмосферы, которая сложилась  в стране. Однако власть признала  публикацию этих работ «вредной»  и отстранила А. Твардовского  от руководства журналом. В ходе  начавшейся реабилитации жертв  политических репрессий были  возвращены читателю книги М.  Кольцова, И. Бабеля, А. Веселого, И. Катаева и др. Сама жизнь  поставила вопрос о необходимости  изменения стиля руководством  Союзом писателей и отношений  его с ЦК КПСС. Попытка А.  Фадеева добиться этого через  изъятие у Министерства культуры  идеологических функций привели  к его опале, а затем и  к гибели. В своем предсмертном письме он отмечал, что искусство в СССР «загублено самоуверенно-невежественным руководством партии», а литераторов, даже самых признанных, низвели до положения мальчиков, уничтожали, «идеологически ругали и называли это партийностью».

       Из предсмертного  письма А. А. Фадеева

 

май 1956 г.

 

Не вижу возможности дальше жить, так как искусство, которому я отдал жизнь свою, загублено  самоуверенно-невежественным руководством партии, и теперь уже не может  быть поправлено. Лучшие кадры литературы — в числе, которое даже не снилось  царским сатрапам, физически истреблены или погибли благодаря преступному  попустительству власть имущих; лучшие люди литературы умерли в преждевременном  возрасте; все остальное, мало-мальски  способное создавать истинные ценности, умерло, не достигнув 40—50 лет. Литература — это святая святых — отдана на растерзание бюрократам и самым  отсталым элементам народа...

 

Об этом же говорили в своих  произведениях В. Дудинцев («Не хлебом единым»), Д. Гранин («Искатели»), Е. Дорош («Деревенский дневник»). Невозможность действовать репрессивными методами вынуждала партийное руководство искать новые приемы воздействия на интеллигенцию. С 1957 г. регулярными стали встречи руководства ЦК с деятелями литературы и искусства. Личные вкусы Н. С. Хрущева, выступавшего на этих встречах с многочисленными речами, приобрели характер официальных оценок. Подобное бесцеремонное вмешательство не находило поддержки не только у большинства самих участников этих встреч и интеллигенции в целом, но и у самых широких слоев населения. В письме, адресованном Хрущеву, Л. Семенова из Владимира писала: «Вам не следовало выступать на этом совещании. Ведь Вы не специалист в области искусства... Но хуже всего то, что высказанная Вами оценка принимается как обязательная в силу Вашего общественного положения. А в искусстве декретирование даже абсолютно правильных положений вредно». На этих встречах откровенно говорилось и о том, что, с точки зрения власти, хороши лишь те работники культуры, которые в «политике партии, в ее идеологии находят неисчерпаемый источник творческого вдохновения». После ХХ съезда КПСС было несколько ослаблено идеологическое давление и в области музыкального искусства, живописи, кинематографии. Ответственность за «перегибы» прежних лет была возложена на Сталина, Берию, Жданова, Молотова, Маленкова и др. В мае 1958 г. ЦК КПСС издал постановление «Об исправлении ошибок в оценке опер «Великая дружба», «Богдан Хмельницкий» и «От всего сердца», в котором признавались бездоказательными и несправедливыми прежние оценки Д. Шостаковича, С. Прокофьева, А. Хачатуряна, В. Шебалина, Г. Попова, Н. Мясковского и др. Таким образом, с выдающихся представителей отечественного музыкального искусства было снято сталинское клеймо представителей «антинародного формалистического направления». В то же время в

 ответ на призывы  в среде интеллигенции отменить  и другие постановления 40-х  гг.

 по идеологическим  вопросам заявлялось, что они «сыграли огромную роль в развитии художественного творчества по пути социалистического реализма» и в своем «основном содержании сохраняют актуальное значение». Это свидетельствовало о том, что, несмотря на появление новых произведений, в которых пробивались ростки свободомыслия, в целом политика «оттепели» в духовной жизни имела вполне определенные границы. Говоря о них на одной из своих последних встреч с литераторами, Хрущев заявил, что достигнутое в последние годы «вовсе не означает, что теперь, после осуждения культа личности наступила пора самотека... Партия проводила и будет последовательно и твердо проводить... ленинский курс, непримиримо выступая против любых идейных шатаний». Одним из ярких примеров допустимых пределов «оттепели» в духовной жизни стало «дело Пастернака». Публикация на Западе его запрещенного властями романа «Доктор Живаго» и присуждение ему Нобелевской премии поставили писателя буквально вне закона. В октябре 1958 г. он был исключен из Союза писателей и вынужден отказаться от Нобелевской премии, чтобы избежать высылки из страны.

 

        Вот  что пишет современница тех  событий, представительница интеллигенции,  переводчица, детская писательница  М. Н. Яковлева о гонениях  на Бориса Пастернака после  того, как ему присудили Нобелевскую  премию за роман «Доктор Живаго».

 

«...Сейчас один случай наглядно показал мне - как и всем, кто  читает газеты - к чему в наше время  может придти человек-одиночка.

 

Я имею в виду случай с  поэтом Пастернаком, о котором писали во всех газетах, и не раз говорили по радио в конце октября и  начале ноября.

 

...Он уже лет 15 почти  не выступал в литературе; но  в 20-е годы его знали все,  и он был одним из наиболее  популярных поэтов.

 

У него всегда была склонность к одиночеству, к гордому уединению; всегда он считал себя выше "толпы" и все больше и больше уходил в  свою раковину. По-видимому, он совершенно оторвался от нашей действительности, потерял связь с эпохой и с  народом, и вот чем все это  кончилось. Написал роман, для наших, советских журналов неприемлемый; продал его за границу; получил за него нобелевскую  премию /при чем для всех ясно, что премию присудили ему главным образом за идейную направленность его романа/. Началась целая эпопея; восторги, неумеренные, со стороны журналистов капиталистических стран; негодование и проклятия /возможно, тоже неумеренные и не во всем справедливые/ со стороны наших; в результате его исключили из Союза Писателей, облили грязью с ног до головы, обозвали Иудой-предателем, предлагали даже изгнать его из Советского  Союза; он написал Хрущеву письмо, в котором просил не применять к нему этой меры.

 

Сейчас, говорят, он болен  после такой встряски. Между тем, я уверена, насколько я знаю Пастернака, что он не такой уж негодяй, и не контрреволюционер, и не враг своей родины; но он потерял связь с ней и в результате позволил себе бестактность: продал за границу роман, отвергнутый в Союзе. Думаю, что ему сейчас очень не сладко».

 

Это говорит о том, что  не все однозначно относились к происходящему.

 

Интересным является тот  факт, что автор данной записи сама была репрессирована, а в последствии реабилитирована. Также важно отметить, что письмо адресовано военному (возможна цензура). Трудно сказать, поддерживает ли автор действия Власти, или просто боится написать лишнее... Но точно можно отметить, что она не придерживается какой-либо стороны, анализируя ситуацию. И даже по анализу можно сказать, что многие понимали, что действия Советского руководства как минимум неадекватные. А мягкость автора по отношению к Власти можно объяснить малой информированностью (если не страхом).

      Официальные  «ограничители» действовали и  в других сферах культуры. Резкой критике за «идеологическую сомнительность», «недооценку руководящей роли партии», «формализм» и тому подобное регулярно подвергались не только писатели и поэты (А. Вознесенский, Д. Гранин, В. Дудинцев, Е. Евтушенко, С. Кирсанов, К. Паустовский и др.), но и скульпторы, художники, режиссеры (Э. Неизвестный, Р. Фальк, М. Хуциев), философы, историки. Все это оказывало сдерживающее влияние на развитие отечественной литературы и искусства, показывало пределы и истинный смысл «оттепели» в духовной жизни, создавало нервозную обстановку среди творческих работников, рождало недоверие к политике партии в области культуры.

 

         Сложными  путями развивалась и архитектура.  В Москве было сооружено несколько  высотных зданий, в их числе  Московский государственный университет  им. М.В. Ломоносова. В те годы  станции метро рассматривались  и как средство эстетического  воспитания людей. В конце 50-х  годов с переходом к типовому  строительству “излишества” и  элементы дворцового стиля исчезли  из архитектуры. 

 

         Осенью 1962 года Хрущёв высказался за  пересмотр ждановских резолюций по культуре и хотя бы за частичную отмену цензуры. Настоящим потрясением для

 миллионов людей стал  выход в свет произведений  А. И. Солженицына «Один день 

 Ивана Денисовича»,  «Матренин двор», в полный рост  поставивших проблемы

 преодоления сталинского  наследия в повседневной жизни  советских

 людей. Стремясь предотвратить  массовый характер антисталинских публикаций, что било не только по сталинизму, но и по всей тоталитарной системе, Хрущев