Реформы А. Косыгина

инициатив, получивших название "косыгинских реформ". Эти  реформы,  с  одной

стороны, были призваны покончить с "хрущевскими" экспериментами  с  системой

управления народным хозяйством, с другой  -  дать  новые  импульсы  развитию

экономики. Первая задача была выполнена успешно - взамен  совнархозов  снова

вернули министерства. Успешно начали проводиться  в  жизнь  и  главные  идеи

"косыгинских реформ" в области  планирования народного хозяйства. Смысл  этих

реформ, по мнению одного из референтов Косыгина Игоря  Карпенко,  заключался

в том, чтобы "сменить военно-штабную систему с  ее  главным  лозунгом  "План

любой ценой".

      Косыгин стремился вдохнуть новую  жизнь  в  плановую  социалистическую

экономику комплексом  взаимосвязанных  между  собой  мероприятий.  В  основу

планирования  были   заложены   объемы   только   реализованной   продукции,

количество плановых показателей, спускаемых сверху и  регламентировавших  до

мелочи каждый шаг предприятия, было  снижено  с  30  до  9  показателей,  из

отчислений  от  прибыли   на   предприятиях   создавались   фонды   развития

производства и материального поощрения,  заводы  и  фабрики  получили  право

самим   реализовывать   сверхплановую   продукцию,   устанавливать   штатное

расписание и сметы.  В  сельском  хозяйстве  закупочные  цены  на  продукцию

повышались в 1,5-2 раза, вводилась льготная  оплата  сверхпланового  урожая,

снижались цены на запчасти и технику, уменьшились ставки подоходного  налога

на  крестьян.  Кстати,  именно  Косыгин  подписал  в   августе   1974   года

постановление Совмина, по которому крестьяне наконец-то стали  полноправными

гражданами страны - на них распространили паспортную систему.

      Реформы дали благоприятные  результаты в годы восьмой  пятилетки  (1965-

1970 гг.). Не будем утруждать читателя цифровыми показателями,  укажем  лишь

на  то,  что  именно  в  эти  годы  был  налажен  массовый  выпуск  легковых

автомобилей  "Жигули".  По  инициативе  Косыгина  был  заключен  договор   с

итальянской  фирмой  "Фиат"  на  строительство  автозавода   и   организацию

производства современных автомобилей в  Тольятти.  Были  достигнуты  большие

успехи в капитальном строительстве,  улучшилось  положение  дел  в  сельском

хозяйстве  (в  1970  году  общий  рост  сельскохозяйственного   производства

составил 9%).

      Однако,  уже   в   самом   начале   реформ   Косыгин   сталкивался   с

противодействием   некоторых   членов   Политбюро   его    начинаниям.    По

воспоминаниям Байбакова, когда на одном из заседаний  Политбюро  обсуждалась

концепция реформы, председатель Президиума Верховного Совета СССР  Подгорный

"со свойственной ему грубоватостью  и недоверчивостью произнес: "На  кой  черт

нам реформа? Мы плохо развиваемся, что ли?",  -  на  что  Косыгин  возразил:

"Реформа необходима, темпы развития экономики стали снижаться.  Все  валовые

методы исчерпаны, поэтому надо развязать инициативу, поднять  в  коллективах

интерес к результатам труда". "Но Подгорный, - вспоминает далее Байбаков,  -

напыщенно и напористо отстаивал свое, споря не только с Косыгиным,  но  и  с

недостаточно уверенным в необходимости реформы Брежневым, не говоря  уже  об

остальных: "Если проводить реформу, то нужно  к  ней  тщательно  готовиться.

Рано проводить", - настаивал Подгорный".

      Многие современники  свидетельствуют о том, что  "косыгинские"  реформы

были свернуты  во  многом  из-за  того,  что  Брежнев  ревниво  относился  к

Косыгину и постепенно  лишал  его  все  больше  и  больше  реальных  рычагов

управления экономикой. Бывший  первый  секретарь  Московского  горкома  КПСС

Николай Егорычев вспоминал, что в 1966 году Брежнев как-то сказал  ему:  "Ну

скажи, зачем это Косыгин поехал по украинским заводам? Что ему  там  делать?

Все о своем авторитете печется. Пусть бы лучше  в  Москве  сидел  да  делами

занимался". Однако есть свидетельства и о  том,  что  отношения  Брежнева  и

Косыгина стали портиться  не  в  середине  60-х,  а  с  1975  года.  Так,  в

частности, считает бывший заместитель Косыгина по Совмину Владимир  Новиков.

"В течение десяти лет, - пишет он. - отношения между ними, смею  утверждать,

были хорошими. Я не раз бывал на даче Брежнева вдвоем с  Устиновым.  Устинов

был не очень доброжелателен к Косыгину. Брежнев же,  наоборот,  в  то  время

при мне ни разу не отозвался о  нем  плохо.  И  хотя  Брежнев  очень  хорошо

относился к Устинову, но, когда тот в домашней обстановке начинал  отпускать

какие-либо  колкости  в  адрес  Алексея   Николаевича,   Леонид   Ильич   не

поддерживал беседу в этом  направлении.  Роковую  роль,  на  мой  взгляд,  в

ухудшении отношений между Брежневым и Косыгиным сыграл Н.А. Тихонов. С  1974

г. Брежнев начал болеть, уже через год недуг стал резко  прогрессировать.  У

него явно развилась подозрительность, и Тихонов умело  направлял  ее  против

Косыгина, стремился вбить клин между ними. Это ему удалось, и с 1975  г.  их

взаимоотношения начали ухудшаться. Тихонов без конца докладывал  Брежневу  о

тех или иных, большей  частью  надуманных  ошибках  Алексея  Николаевича.  В

оппозицию Косыгину  он  стремился  втянуть  и  остальных  его  заместителей.

Например, мне он говорил: "Знаешь, ведь мы в Совмине - простые  пешки,  даже

не  имеем  права  подписать  незначительное  распоряжение.  Вся   власть   у

председателя и его заместителя Дымшица,  который  располагает  материальными

ресурсами". Реформы Косыгина буксовали не  только  из-за  интриг  в  верхних

эшелонах власти. Им активно сопротивлялись многие министерства. Вот один  из

ярких примеров на эту тему, описанный  референтом  Косыгина  Карпенко.  Речь

идет о так называемом бунте сорока министров. "Суть дела заключалась в  том,

- пишет Карпенко, -  что  реформа  резко  увеличила  цену  срыва  договорных

обязательств. Предприятие, скажем, из-за недопоставки  чепуховой,  копеечной

детали могло задержать выпуск дорогостоящей продукции,  сорвать  задание  по

ее  реализации,  а  значит,  потерять  значительную   сумму   отчислений   в

поощрительные фонды. По новым условиям в  таких  случаях  можно  было  через

Госарбитраж  взыскать  с  недобросовестного  партнера  не  только  штраф  за

недопоставленную продукцию,  но  и  потребовать  возмещения  всех  потерь  и

убытков, которые  понесло  предприятие.  Госарбитраж  получил  право  решать

такие  споры,  даже  если  они   возникли   у   коллектива   с   собственным

министерством.  Однако  охотников  обращаться  в  Госарбитраж  с   подобными

жалобами  находилось  очень  мало  -  получалось   себе   дороже.   Ведь   с

поставщиком, не говоря уж о собственном  министерстве,  работать  предстояло

многие годы, и портить с ним отношения было  просто  опасно.  Чтобы  поднять

дисциплину взаимных поставок, Косыгин пошел  на  такую  меру:  было  принято

постановление,  по  которому  выполнение  плана  засчитывалось  лишь   после

удовлетворения всех заказов потребителей. Против  этого  и  восстали  дружно

Госплан  и  наиболее   сильные   министерства   и   авторитетные   министры,

утверждавшие, что в таком случае все их предприятия останутся не только  без

премий, но и без зарплаты. В итоге победа осталась  за  министрами.  И  хотя

распоряжение Косыгина официально отменено не было, оно  практически  никогда

так и не вступило в действие".

      Реформы Косыгина  постепенно  были  свернуты  и  в  силу  благоприятной

экономической конъюнктуры для СССР на  нефтяном  и  газовом  рынке.  Мировой

энергетический кризис совпал с бурным развитием в нашей  стране  нефтяной  и

газовой промышленности. Развитые страны были готовы платить за  тонну  нефти

по 100 долларов, в то время как  ее  себестоимость  в  Самотлоре  составляла

около 5 рублей, а общий объем нефтедобычи СССР быстро довел до 600, а  затем

и 650 миллионов тонн. Открытие нефтяных и газовых месторождений  в  Западной

Сибири постепенно привело  к  тому,  что  к  середине  80-х  гг.  две  трети

общесоюзной добычи нефти и  более  60%  добычи  газа  обеспечивала  Западная

Сибирь. Этот мощный прорыв  имел  свои  как  позитивные,  так  и  негативные

стороны. С одной стороны, на валюту, вырученную от экспорта  нефти  и  газа,

закупалось  западное  комплектное  оборудование  для   строительства   новых

заводов. На нефтедоллары было закуплено оборудование для  КамАЗа,  Волжского

автомобильного  завода,  Уфимского  мотостроительного  завода,  выпускавшего

двигатели  для  автомобилей  "Москвич".  С  другой  стороны,   на   эти   же

нефтедоллары закупалось и продовольствие, что постепенно привело  к  подрыву

отечественного сельскохозяйственного  рынка.  Впрочем,  ставка  на  массовый

импорт продовольствия была сделана еще при Хрущеве, однако в 70-е годы  этот

импорт не только не был свернут,  но  и  значительно  увеличился. Советский

Союз становился все более зависимым от закупок продовольствия  за  границей.

Если в 1973 г. импорт  зерна  составил  13,2  %  от  всего  его  количества,

производимого в стране, то в 1975 - 23,9%, в  1981  -  41,4%.  Причем  зерно

покупали уже не только на нефтедоллары, но  и  на  средства,  вырученные  от

продажи золотого запаса страны. Если  в  1967  году  (в  разгар  косыгинских

реформ) на закупку зерна было затрачено 50,2 тонны золота, то в 1972 году  -

458,2 тонны (!) (эти данные историки  А. Коротков и А. Степанов обнаружили  в

архивах Политбюро ЦК КПСС). Это уже были не реформы, а путь в никуда...

 

                                 Заключение

 

      Алексей Косыгин, безусловно, как и остальные  члены  Политбюро,  несет

ответственность за срыв реформ середины 60-х годов. Может быть, если  бы  он

чувствовал себя политиком, а не инженером, ему бы удалось использовать  свой

гораздо более высокий  политический  и  административный  потенциал,  чем  у

других членов брежневского Политбюро, для проведения в жизнь своих идей.  Но

этого не случилось не только из-за отсутствия у Косыгина  политической  воли

в середине 70-х годов, но во многом из-за  причин  личного  свойства.  После

смерти жены в 1967 году в нем что-то надломилось, он перенес  два  инфаркта,

попадал в автокатастрофы, чуть  не  утонул,  плавая  на  байдарке.  В  конце

концов его вынудили подать в отставку.  Зять  Косыгина  Гвишиани  вспоминал,

что незадолго до отставки Алексею Николаевичу позвонил в больницу  Черненко.

Между ними состоялся примечательный диалог:

      - Алексей Николаевич, вы все болеете, есть мнение, что  вам надо подать

в отставку.

      - А почему Леонид  Ильич мне об этом не скажет?

      - Да он сам болеет...

      Вот таким трагикомическим  образом  заканчивалась  карьера  одного  из

самых талантливых сталинских выдвиженцев конца 30-х...