Революция 1917 г. в России

Почему  же эта «наиболее вероятная» возможность  не реализовалась? Согласно В. Старцеву, во всем мире виновато Октябрьское  вооруженное восстание ибо "Временное  правительство Керенского имело  шансы довести страну до Учредительного собрания, если бы не было свергнуто Октябрьским вооруженным восстанием в Петрограде"[7]. Куда же делась "значительная поддержка массами" этого правительства, как оно дошло до того, что оказалось свергнутым?

Такой исход  Февральской революции был с  самого начала заложен в расстановке  общественно-политических сил России, в революционности народа и нереволюционности  буржуазии, в нараставших бедах  ведущейся войны, порвать с которой  Временное правительство никак  не могло в силу своей социальной природы, что и предопределило утрату им авторитета.

В. Ленин  лучше, чем кто-либо другой, понимал, что сразу после Февраля сложившаяся  в стране ситуация, когда ни буржуазно-помещичье  правительство, и соглашательские Советы не осуществляют назревшие меры, а значит, сохраняют и обостряют недовольство граждан, таит в себе смертельную опасность для решительного завершения задач буржуазной революции и тем ибо "Временное правительство Керенского имело шансы довести страну до Учредительного собрания, если бы не было свергнуто Октябрьским вооруженным восстанием в Петрограде"[1]. Куда же делась "значительная поддержка массами" этого правительства, как оно дошло до того, что оказалось свергнутым?

Такой исход  Февральской революции был с  самого начала заложен в расстановке  общественно-политических сил России, в революционности народа и не революционности буржуазии, в нараставших бедах ведущейся войны, порвать с которой Временное правительство никак не могло в силу своей социальной природы, что и предопределило утрату им авторитета.

В. Ленин  лучше, чем кто-либо другой, понимал, что сразу после Февраля сложившаяся  в стране ситуация, когда ни буржуазно-помещичье  правительство, и соглашательские Советы не осуществляют назревшие меры, а значит, сохраняют и обостряют недовольство граждан, таит в себе смертельную опасность для решительного завершения задач буржуазной революции и тем самым исключает возможность развития России по обычному капиталистическому пути. Он сознавал и то, что спасти революцию и перспективу радикального осуществления ее буржуазно-демократических задач может вовсе не буржуазия, а революционный союз рабочих и крестьян, возглавляемых сознательным пролетарским авангардом. Короче говоря, по иронии судьбы только революционные силы, возглавляемые большевиками, могли решительно реализовать задачи "не своего класса", назревшей буржуазной революции, но для этого был необходим новый (второй) этап. Другими словами, выход заключался в том, чтобы, мобилизовав и организовав растущее число недовольных, обеспечить новый классовый сдвиг. В ходе этого второго этапа все той же буржуазно-демократической (а вовсе не социалистической) революции и должна была установиться более радикальная политическая власть, способная справиться с нерешенными задачами буржуазной революции. Это должна быть отнюдь не социалистическая диктатура пролетариата, а революционно-демократическая диктатура пролетариата и беднейшего крестьянства или даже демократическая диктатура пролетариата (о такой разновидности революционно-демократической власти Ленин писал еще во время революции 1905 года)[14].

Но пока В. Ленин разрабатывал свою новую  концепцию углубления революции  в России и собирался возвратиться в страну, жизнь не стояла на месте. Вернувшиеся из ссылки в Петроград 12 марта (на 22 дня раньше Ленина) И. Сталин и Л. Каменев возглавили Бюро ЦК РСДРП (б), подчинили себе редакцию "Правды" и, стремясь ориентировать трудящихся в сложной ситуации, стали в ряде статей излагать свою особую, в сущности, оппортунистическую позицию, в корне противоречившую ленинскому пониманию перспектив революции, его отношения к Временному правительству, к соглашательским Советам, к вопросам войны и мира, — т.е. по всем ключевым вопросам стратегии и тактики. Венцом этого оппортунизма стало мартовское совещание большевиков, о котором и сегодня остаются в неведении не только студенты-историки, но и целое поколение их учителей-профессоров.

28 марта 1917 года, т.е. всего за несколько дней до приезда В. Ленина и апрельских конференций, одновременно с совещанием представителей самых влиятельных Советов, в Петрограде открылось Всероссийское совещание большевиков, созванное бюро ЦК. Месяц, прошедший не уменьшил, а из-за путаных статей в "Правде" и меняющихся установок руководства даже усилил растерянность и разброд в партийных рядах. Основной докладчик - И. Сталин так характеризовал происшедшее в России: "Власть поделилась между двумя органами, из которых ни один не имеет полноты власти... Совет фактически взял почин революционных преобразований, Совет - революционный вождь восставшего народа, орган, контролирующий Временное правительство. Временное правительство взяло фактически роль закрепителя завоеваний революционного народа. Совет мобилизует силы, контролирует. Временное правительство, упираясь, путаясь, берет роль закрепителя тех завоеваний народа, которые уже фактически взяты нами". Здесь каждая фраза - шедевр оппортунизма.

Ведь  еще не так давно И. Сталин вслед  за Лениным повторял обще - признанную идею о не революционности буржуазии в России, что она не может быть ни двигателем, ни тем более вождем революции, что она - убежденный враг, что в ходе революции именно против нее следует вести решительную борьбу, чтобы реализовать ее задачи. Теперь же И. Сталин доказывал нечто прямо противоположное: он изображал взаимоотношения между двумя основными классами как разделение труда между двумя "органами": Советы, т.е. рабочие и солдаты, совершают революцию, а правительство, т.е. капиталисты и либеральные помещики, "закрепляют" ее! "Нам не выгодно форсировать сейчас события, ускоряя процесс откалывания средне буржуазных слоев, чтобы подготовиться к борьбе с Временным правительством"[1]. Здесь почти целиком исчезает отличие сталинских позиций от меньшевизма.

Таким образом, вопреки сталинской исторической "правде", много лет выдававшейся за "марксистско-ленинскую", вовсе не Л. Каменев и Г. Зиновьев были главными глашатаями анти - ленинской линии в канун апрельской конференции большевиков. Главным идеологом был И. Сталин, которому потом только ценой неимоверных усилий, "дозированной лжи", прямых фальсификаций и полу - признаний, сокрытия протоколов и физического устранения свидетелей, надолго удалось затуманить суть дела, возложить главную вину за содеянное на своего тогдашнего союзника - Л. Каменева. До сих пор история пишется так: о мартовском совещании большевиков ни слова, об оппортунистическом докладе И. Сталина - молчок, о его удивительном хамелеонстве и непорядочности - тишина[14].

Однако  настал день, в Петроград вернулся В. Ленин со своей концепцией углубления революции в России. Эту позицию  он излагал перед большевиками и  меньшевиками на совещаниях, митингах и конференциях, встречая возражения не только со стороны открытых противников из лагеря буржуазии, от конкурентов-меньшевиков, но и от многих коллег-единомышленников. Внимательно изучив не только суть ленинской концепции, но и характер многочисленной ее критики, я утверждаю, что большинство оппонентов Ленина, сплошь и рядом, не поняли его концепцию и по сути дела критиковали не ленинскую концепцию, а собственную - фальшивую - ее версию. Если кадет П. Милюков утверждал, будто Ленин и его партия делали вывод: к буржуазной революции социалисты не должны прикасаться, то все другие – от меньшевика Г. Плеханова до большевика Л. Каменева - обвиняли Ленина за то, что он, якобы, предлагал оставить уже закончившуюся буржуазную революцию и перейти к революции социалистической, выступал за непосредственное перерастание или "перерождение" первой во вторую и "введение социализма" в России. Мы еще вернемся к этим фальшивым обвинениям, здесь же выясним, как И. Сталин отнесся к начавшемуся повороту большевиков к новой ленинской концепции? "Лично для Сталина апрельское перевооружение партии имело крайне унизительный характер. Из Сибири он приехал с авторитетом старого большевика, со званием члена ЦК, с поддержкой Каменева и Муранова. Он тоже начал со своего рода "перевооружения", отвергнув политику местных руководителей как слишком радикальную и связав себе руки рядом статей в "Правде", докладом на совещании, резолюцией Красноярского Совета. В самый разгар этой работы, которая по характеру своему была работой вождя, появился Ленин. Он вошел на совещание, точно инспектор в классную комнату и, схватив на лету несколько фраз, повернулся спиной к учителю и мокрой губкой стер с доски все его беспомощные каракули. У делегатов чувства изумления и протеста растворялись в чувстве восхищения.

У Сталина  восхищения не было. Были острая обида, сознание бессилия и желтая зависть. Он был посрамлен перед лицом  всей партии неизмеримо более тяжко, чем на тесном Краковском совещании  после его злосчастного руководства "Правдой". Бороться было бы бесцельно: ведь он тоже увидел новые горизонты, о которых не догадывался вчера. Оставалось стиснуть зубы и замолчать. Воспоминание о перевороте, произведенном Лениным в апреле 1917 г., навсегда вошло в сознание Сталина острой занозой. Он овладел протоколами мартовского совещания и пытался скрыть их от партии и от истории"[1].

Совсем  иначе реагировал Л. Каменев - друг и соратник Ленина: он, подтверждая свой принципиальный подход к делу, открыто выступил против ленинских тезисов. В чем состояла суть его позиции?

В своих  выступлениях и статьях Л. Каменев, как и другие, обвинял В. Ленина в том, что тот ошибочно считал буржуазную революцию уже законченной  и выступал за непосредственное перерастание (по терминологии Л. Каменева "перерождение") буржуазной революции в социалистическую, за преждевременное нацеливание  масс на "шаги к социализму", т.е. на преждевременный переход к  социализму. Когда знакомишься с  подобными обвинениями, раздававшимися в то время не от одного Л. Каменева, невольно возникает вопрос: неужели В. Ленин, неоднократно писавший о недоступности смешения "реально-демократического переворота" с "мнимо-социалистическим", не видел и не понимал этого?

Если  внимательно изучить его тогдашние  работы, речи и выступления, связанные  с апрельскими конференциями  и тогдашними установками большевиков, то очевидно следующее: да, действительно на этом историческом переломе В. Ленин выдвинул весьма спорный для многих курс на новый политический этап уже идущей революции, курс, способный по его мнению, во-первых, обеспечить радикальное завершение задач буржуазной революции, во- вторых, нацелить общество на более отдаленную другую - социалистическую - революцию, вполне понимая, что в условиях незавершенности задач буржуазно-демократической революции об этой спорной перспективе речь следует вести не непосредственно, а опосредовано, в виде осуществления ряда приближенных войной "шагов к социализму".

Чтобы достичь  такого результата необходима перегруппировка  классовых сил, нужен "классовый  сдвиг" в рамках буржуазной революции, сдвиг, обеспечивающий переход от двоевластия к революционно-демократической власти пролетариата и беднейшего крестьянства. С точки зрения развития революции такая власть должна обеспечить осуществление двух целей: первое - в сложившихся условиях рассчитывать на реализацию "старой формулы" большевиков, на утверждение демократической диктатуры пролетариата и крестьянства было нельзя, ибо было неизвестно, «может ли теперь быть еще в России особая "революционно-демократическая диктатура пролетариата и крестьянства", оторванная от буржуазного правительства». Само допущение возможности такой власти (а ведь она орган буржуазной революции) -свидетельство того, что Ленин и здесь считает задачи буржуазной революции не завершенными. А поскольку на неизвестном базироваться в тактике нельзя, возможен только один путь: "немедленное, решительное, бесповоротное отделение пролетарских, коммунистических элементов движения от мелкобуржуазных". Существовало и второе соображение: ни одно завоевание демократии для завершения задач революции не могло быть реализованным без выхода из войны. Но разрыв для этого империалистических - капиталистических связей России, безусловно, не укладывался в рамки задач буржуазной революции: эта задача была не под силу любому, в том числе самому демократическому буржуазному правительству, а потому решать задачу могло только продвижение революционного процесса "чуть дальше" обычного буржуазно-демократического, что было под силу только новому — более радикальному - этапу демократической революции с ее "почти социалистическим" правительством - диктатурой пролетариата и беднейшего крестьянства.[18]

Возвращаясь к реальной ситуации 1917 года - на отрезке между Февралем и Октябрем - есть все основания утверждать, что разговоры о том, будто Ленин и большевики своей нацеленностью на более радикальный этап буржуазной революции сломали возможность поступательного развития капитализма в России, вызывают только смех, ибо в тогдашней России никто не собирался вести страну по капиталистическому пути, а точнее, тогда не было сколько-нибудь влиятельной общественно-политической силы, способной повести страну по такому пути.

Конечно же, сама российская буржуазия очень  хотела быстрого развития в стране капитализма, а вместе с ним и  своего процветания, но она не желала необходимых для этого радикально-революционных  мер, боялась подобных мер, не шла  на них. Это стало ясно уже после  прихода к власти первого буржуазно-помещичьего  Временного правительства, возглавляемого князем Львовым. С каждым месяцем  от Февраля до Октября становилось  все яснее, что буржуазия, придя  к власти, не хочет и не может выполнить свое историческое предназначение: дать мир народу, землю крестьянам, права и свободы всем гражданам. А значит ждать народу облегчения от этой власти нечего, значит, правы были Ленин и большевики, давно заявлявшие, что российская буржуазия не хотела и не могла вести Россию по капиталистическому пути, что сама надежда с ее помощью осуществить возрождение страны — ни на чем не основанная утопия, нереальная мечта вчерашнего и сегодняшнего обывателя, филистера, наслышавшегося басен о том, что если есть буржуазия, то возможен и капиталистический путь развития, строящего свое понимание истории не на реальных фактах, а на пожеланиях вроде "вот если бы, да кабы!".

Не только вчерашним "друзьям народа", но и сегодняшним "демократам", эксплуатирующим  неосведомленность простого человека насчет того, как делается политика, а потому доверчиво прислушивающегося  к тем, кто заявляет, что Октябрь был не нужен. Следовало ограничиться Февралем и идти капиталистическим путем, зададим простенький вопрос: почему же буржуазное правительство, утвердившееся после "славного Февраля", не повело Россию по этому сегодня благословляемому пути? Кто ему мешал дать землю крестьянам, свободу гражданам, мир всему народу? Кто мешал буржуазии, уже стоявшей у власти разрубить, этот гордиев узел острейших проблем, который затягивался все туже, неудержимо увлекая страну к новому революционному взрыву?

Конечно, вывод об отсутствии для тогдашней  России буржуазной альтернативы большевистскому Октябрю можно объявить повторением коммунистической догматики, но тогда придется объяснить, кто и как мог осуществить эту альтернативу, как опровергнуть подобную версию буржуазной историографии, в том числе антикоммунистической?