Сергей Геннадьевич Нечаев

А.С.Суворин:

"Это Хлестаков – агитатор, Хлестаков, сознательно бросившийся в обман и увлекшийся этой ролью, подобно бессмертному Ивану Александровичу."

"Московские ведомости", на процессе Нечаева: 

"Обвиняемому 25 лет, роста  он небольшого. Фигура его пред  двумя рослыми и здоровыми  жандармами кажется совсем тщедушною... Наружность его не представляет ничего замечательного, — такие лица попадаются довольно часто среди франтоватых мещан. Довольно густые, но не длинные каштановые волосы зачесаны назад; узенькие, глубоко провалившиеся глаза с бегающими зрачками, тоненькие усики с просветом под носом и подкрученными концами, жиденькая бородка, расходящаяся по щекам еще более жиденькими баками. И усики и бородка светлее волос на голове. Профиль правильный, но широкий лоб и скуластость делают облик лица квадратным и дают ему вульгарный вид".

М.А.Бакунин:

"Это фанатик опасный, способ  действий его - отвратительный".

А.Успенская:

"...Он был простым русским  парнем, с виду похожим на рабочего, несколько пообтесанного городской  жизнью. Говорил он по-владимирски  на «о», совсем просто, нисколько не выдвигая себя, любил шутить и добродушно смеяться".

Пуцикович Ф.Ф.:

"Все, один или несколько  раз видевшие его, видели в  нем прежде всего человека  работящего, вечно занятого, вечно  о чем-то хлопочущего. Встретить  его можно было не иначе как с книгой: ту он относил, ту приносил, ту читал. Суета эта с книгами происходила от того, что он любил постоянно читать и читал по нескольку книг в одно время, перебегая от одной к другой. На столе у него лежало по нескольку раскрытых и заложенных книг. Все вышедшее и выходящее на русском и отчасти на французском языке было им тотчас прочитываемо, и, если оно казалось ему замечательным, он употреблял все усилия, чтобы приобрести это в собственность. Последнее особенно можно сказать по предмету его специальности, а специальностью его были прежде: история и география, а потом естественные науки. Писать же, кажется, он ничего не писал. Впрочем, занятия его не ограничивались книгами; много времени он жертвовал изучению разных ремесел: портняжного, сапожного, переплетного и столярного. На вопрос, зачем он это изучает, отвечал: "пригодится в жизни". И только один раз высказал, что он не намерен быть чиновником, а, изучив эти ремесла, постарается уехать в Англию для окончательного в них усовершенствования и для изучения машинного производства и это все вместе будет служить ему средством для существования. Как товарищ он был, с одной стороны, хороший товарищ: честный, правдивый, охотно делящийся всем материальным с другими, но с другой стороны, был несносный, много спрашивающий и ничего о себе не говорящий, все толкующий в дурную сторону, чересчур жестокий в обращении с другими, пренебрегающий приличиями, способный иногда на цинические выходки. 
Но что всего более было в нем отталкивающего, это его крайний деспотизм относительно образа мыслей. Он не мог мириться с тем, что его знакомые имеют понятия, убеждения не такие, как он смотрит на вещи, и действуют не так, как он смотрит и действует. Но он не пренебрегал этими людьми, нет, он, напротив, с непонятною настойчивостью преследовал их, навязывая им свое. Нередко при этом приходилось страдать его личности, но он, кажется, обращал мало на это внимания. И вообще личностью своею он, по-видимому, нисколько не дорожил, с нуждою очень легко мирился, никогда не заявлял неудовольствия на свое положение и часто даже говорил: "Мы и так заедаем чужой хлеб". <...>

Скрытность эта его простиралась до того, что едва ли кто из самых  близких его знакомых может сказать, откуда он родом, где учился, где  был прежде и как попал на то место, которое занимал. Но, наоборот, вся жизнь, вся родословная его знакомых были ему известны, — этим, отчасти, он тоже держал некоторых около себя."

Енишерлов Г.П.:

"Нечаев был одним из тех  людей, которые хотели эксплуатировать  студенческое движение для  своих целей. Я находил всегда Нечаева в озлобленном и скептическом настроении человека, которому не удалось предпринять дело, который не услышал сочувственного отклика. По его выражению, русское общество состоит из холопов, в которых не вспыхнет революционная искра, как бы ни раздували. Из этого общества студенческая среда наиболее благоприятна революционной пропаганде; но и в ней пропаганда тогда только будет иметь успех, когда скроется на первых порах под каким-нибудь лично студенческим делом. Нечаев искал сочувствия в студенческой среде и не встретил. Разочарованный, он задался намерением, с одной стороны, отомстить несочувствующим людям, а с другой стороны, выставить, за неимением революционной оппозиции, ее призрак, смутить и встревожить общество какой-нибудь шумной, безобразной выходкой."

"Вестник Европы":

"...Вся цель таких пройдох  в том и состоит, чтобы прославить  себя устройством ни для чего  не годной «организации".

А.К.Кузнецов:

"Решая вопрос о личности  Нечаева в полном объеме, нужно  принять во внимание, что мы, вступившие в нечаевскую организацию, были шестидесятники с большим уклоном в область социалистических мечтаний, альтруистических побуждений и с беззаветной верой в честность учащейся молодежи. Привычно он, ночуя у нас, спал на голых досках, довольствовался куском хлеба и стаканом молока, отдавая работе все свое время. Такие мелочи на нас, живших в хороших условиях, производили неотразимое впечатление и вызывали удивление. Но главный секрет его огромного влияния на нас, студентов Академии, заключался в том, что почва для его проповедей была подготовлена."

С.Нечаев:

"Когда рассуждениями и разговорами  нельзя больше действовать на  людей, надобно прибегнуть к  другим средствам. Ну, например, всех  перессорить в каком-нибудь кружке  — здесь, например, всех эмигрантов, потом поодиночке на них действовать, толковать с ними".

А.С.Суворин:

"...А что это за заговорщики,  что это за деятели! Это дрянь,  говорю прямо: дрянь полнейшая,  исключая какого-нибудь десятка  человек... Во время следствия  они оговаривали друг друга, писали высокочтимой следственной комиссии (ipsius verba) откровенные признания, а на суде начавшие рисоваться и выставлять себя мучениками за народ и его благосостояние... Их даже в тюрьмы сажать не следовало бы, а просто с сожалением отвернуться от них – вот наказание, которого они заслуживали и которое похоронило бы их со всеми их затеями.

Говоря откровенно, суд был слишком  мягок не в приговоре своем, который  мог бы быть еще мягче, а в самом  ведении процесса."

Из записки III Отделения:

"Вообще говоря — нельзя назвать автора личностью дюжинной. Всюду сквозит крайняя недостаточность его первоначального образования, но видна изумительная настойчивость и сила воли в той массе сведений, которые он приобрел впоследствии. Эти сведения, это напряжение сил развили в нем в высшей степени все достоинства самоучки: энергию, привычку рассчитывать на себя, полное обладание тем, что он знает, обаятельное действие на тех, кто с той же точкой отправления не могли столько сделать. Но в то же время развились в нем и все недостатки самоучки: подозрительность, презрение, ненависть и вражда ко всему, что выше по состоянию, общественному положению, даже по образованности..."

"Московские ведомости":

"На преступников обрушились  кары, рассчитанные по такой-то  и такой статье уголовного законодательства, но образ мыслей, лежавший в основе их деятельности, не только не подвергся отрицанию, но даже прославлен".

Из донесения агента III отделения:

"... Собственно, роли переменились: не общество и государство  в лице суда являются обвинителем, а, напротив, они становятся обвиняемыми и обвиняются с силою и красноречием фанатического убеждения, как бы напрашивающегося на мученичество. Такие примеры всегда создают последователей".

Л.Ф.Мирский - П.Е.Щеголеву:

"...Фактически Нечаев был выдающимся революционером, и русское правительство решило уничтожить его во что бы то ни стало. Он обладал каким-то почти магическим даром влиять на окружающих и подчинять своей воле нужных ему лиц. Говорят, что даже Карл Маркс поддался его мистификации и поверил, что Нечаев располагал миллионами революционеров, готовых восстать в нужную минуту. Он не стеснялся в средствах и приемах для достижения своих целей, и за это его даже собирались судить в эмигрантских кругах. Но он попал в равелин и там использовал свои таланты: четырех жандармов он приучил и заставил смотреть на вещи своими глазами, а через жандармов действовать и на караульных солдат, составляя для них популярные брошюры известного направления. Одним словом, Нечаев стал авторитетом в тюрьмах: смотритель его боялся, жандармы и солдаты обожали его и готовы были сделать для него все, чего бы он ни потребовал. Только сношения с внешним миром были невозможны. Нечаев долго жил за границей, затем его выдали, судили и законопатили в секретную тюрьму. За это время все переменилось, прежние связи порвались, а через солдат и жандармов их нельзя было восстановить."

Ю. М. Стеклов:

"Вспоминаю ... Кира Бызова  и Ивана Тонышева. Несмотря на  злоключения ссыльной жизни, несмотря  на то, что некоторые из них  не обладали достаточной политической устойчивостью, впоследствии несколько опустились, все же они сохранили революционное настроение и в особенности, горячую преданность Нечаеву. Какого бы мнения ни быть о приемах, которые пускал в ход во время своей революционной деятельности Нечаев, как бы ни относиться даже к его личности, но его жизнь в крепости и, в частности, то обстоятельство, что он, будучи бесправным, лишенным всех прав узником, сумел приобрести такое поразительное влияние на солдат, показывает, что он был незаурядным человеком и чрезвычайно крупной революционной силой."

О.К.Буланова:

"Там же, в Тюмени, догнали  нас солдаты петропавловского  гарнизона, так называемые нечаевцы, осужденные на поселение за  сношения, которые через них вел  Нечаев с народовольцами. Помню двоих из них: средних лет, добродушные, они с удивительной любовью говорили о Нечаеве. Он точно околдовал их, так беззаветно преданы были они ему. Ни одни из них не горевал о своей участи, напротив, они говорили, что и сейчас готовы за него идти в огонь и воду."

Использован материал с  сайта "Народная Воля" - http://www.narovol.narod.ru/

Литература:

Нечаев и нечаевцы: Сб. материалов. М.; Л., 1931.

Козьмин Б. П. С. Г. Нечаев и его противники в 1868-1869 гг. // Революционное движение 1860-х годов. М., 1932.

Житомирская С. В., Пирумова Н. М. Огарев, Бакунин и Н. А. Герцен-дочь в нечаевской истории (1870 г.) // Герцен и Запад: Литературное наследство. М., 1985. Т. 96.

Пирумова  Н. М. М. Бакунин или С. Нечаев? // Прометей. М., 1968. Т. 5.

Пирумова  Н.М. Разрушитель//Родина. 1990 N 2.

Щеголев П. Е. С. Г. Нечаев в равелине (1873-1882) // Алексеевский равелин. Секретная государственная  тюрьма России в XIX в. Л., 1990. Т. 2.

Будницкий О. В. "Теоретическое" убийство // Будницкий О. В. История терроризма в России в документах, биографиях, исследованиях. Ростов-на-Дону, 1996.