«Слово и дело государево»: политический сыск в конце XVII – начале XVIII вв.

Министерство сельского хозяйства Российской Федерации

ФГБОУ ВПО «Красноярский государственный аграрный университет»

Институт Международного Менеджмента и Образования (ИММО)

Кафедра истории и политологии

К О Н Т Р О Л Ь Н А Я      Р А Б О Т А

по дисциплине

ИСТОРИЯ

Тема: «Слово и дело государево»: политический сыск в конце XVII – начале XVIII

                                                          Выполнил:

студент заочной формы обучения

Матанина Екатерина Сергеевна

Институт: ИММО                                                                                 курс _1_ группа __УПЗ 12-14                                                                                     Направление подготовки                                                                                                        38.03.03                                                                                        Квалификация: бакалавр                                                    Проверил: Павлюкевич Р.В

 

 

Красноярск 2014

Содержание:

 

Введение…………………………………………………………………………..2ст

«Слово и дело государево»: политический сыск в конце XVII – начале XVIII

……………….…………………………………………………………………….3ст

 

Заключение………………………………………………………………………..8ст

 

Список используемой литературы……………………………..………………...9ст

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Введение.

Во все времена была своя судебная и политическая власть. В разные  временные отрезки она была со своими характерными особенностями.

  «Слово и дело Государево» - это система государственной безопасности в России XVII —XVIII вв. Понятие «политическое (государственное) преступление» появилось в русской жизни не раньше XIV века, но поначалу его не выделяли среди других тяжких преступлений.

 Понятия «Государево слово», «Государево дело», «Наше государево дело», «Верхнее государево дело» говорят об особой важности политических дел, о принадлежности их к исключительной компетенции самодержца. На этом основании политический сыск строил всю свою работу, и сколько бы ни становились значительны права местных и центральных учреждений при расследовании политических преступлений, окончательное решение по ним выносил все же самодержец. Кричанье «Государева слова и дела» тотчас выводило изветчика из обычных отношений, делало его причастным к «верховому», «великому», «тайному» (позже — «секретному») полю, сакральной сфере власти государя[4].

Цель контрольной работы: изучить харрактерные особенности политического сыска в конце XVII – начале XVIII

Задачи контрольной работы:

- изучить литературу по данной теме

- изучить характерные  особенности становления и развития  политического сыска изучить в конце XVII – начале XVIII

- про анализировать политический сыск в конце XVII – начале XVIII

При выполнении контрольной работы были использованы учебные пособия по истории России, хрестоматии, сборник исторических бесед, интернет ресурсы и другие источники.

 

 

«Слово и дело государево»: политический сыск в конце XVII – начале XVIII

Система государственной безопасности с кричанием «Слово и дело Государево» распространилась с царствования  Федора Михайловича. Каждый, кому становилось известно о злых умыслах по отношению к царю, оскорблении царского имени, государственной измене и т. д., обязан был под страхом смертной казни донести об этом властям, выкликнув фразу «Слово и дело Государево». И это означало что было совершенно государственное преступление.

Только знаменитое Соборное уложение царя Алексея Михайловича (1649 год) четко отделяет политические преступления от других.

Также при первом из Романовых появляются первые приказы это были Разрядный, Поместный Посольский, Большой и ряд других  здесь стали рассматриваться дела государевы.  При Алексее Михайловиче появляется Приказ тайных дел, он подчиняется лично царю и стоит над всеми государственными учреждениями и лицами.

Организации политического сыска большое внимание уделил и Петр I в начале этим занимался Преображенский приказ. Позднее царь утвердил Тайную канцелярию, чем-то напоминающий Приказ тайных дел его отца. Сюда сходились все сведения царских соглядатаев и доносчиков. Здесь вершились следствия и расправа по политическим делам, в которых царь сам принимал активное участие. Привлеченные к следствию по «Слову и делу Государеву», в т. ч. и доносчики, заключались в тюрьму для выяснения истины и нередко подвергались пыткам.

 В Москве в XVII в. рассмотрение  дел происходило в Разрядном, Разбойном, Стрелецком и др. приказах. Итоги следствия докладывались  царю или в Тайный приказ (в 1654 — 76). «Тайное» всегда есть принадлежность высшего, «Верхнего государева дела». С таким толкованием связано и название «Тайный приказ», и название органов политического сыска в XVIII в. Понятие «тайный» отмечает принадлежность слова, действия, документа или учреждения к исключительной компетенции высшей власти. Напротив того, у подданного не должно быть ничего тайного. Тайное у подданного могло быть только преступным. Тайное подданного есть темное. Люди, собиравшиеся по ночам, уже только поэтому вызывали у власти подозрение и казались опасными. Исключительность тайного как особо важного государственного дела видна и в том, что в документах политического сыска так часто встречаются заявления изветчиков, что «Государево слою и дело» они могут сообщить тайно, один на один, только самому государю. Известно, что Петр I лично выслушивал некоторых из изветчиков — тех, кто особенно настаивал на этом. Так, царь сам допрашивал Родиона Семенова — крепостного князя Хилкова, который даже под пыткой отказывался открыть Ромодановскому «Слово и дело» на своего помещика и согласился сделать это только в личной беседе с царем[2. 208c].

В 1721—26 политические преступления рассматривались также и в Тайной канцелярии.

Учреждение Тайной концелярии как бы венчало создание стройной, все проникающей и беспощадной бюрократической системы центрального управления, где все управленцы были холопами рабами царя. То, о чем мечтал, но так и не смог осуществить Иван Грозный, сделал в первой четверти XVIII в. Петр I.

Время Петра I – переломная эпоха во многих смыслах, в том числе и для сыска: тогда произошло резкое расширение рамок преступлений, называемых государственными[3. 164c].

Еще в 1713 году царь провозгласил на всю страну: «Сказать во всем государстве, что все преступники и повредители интересов государственных… таких без всякие пощады казнить смертию…» Десять лет спустя Петр I разделил все преступления на «партикулярные» (частные) и государственные, к которым отнесли «все то, что вред и убыток государству приключить может», в том числе и все служебные проступки чиновников. Царь был убежден в том, что чиновник-преступник наносит государству ущерб даже больший, чем воин, изменивший государю на поле боя, поэтому такой чиновник подлежал смертной казни «яко нарушитель государственных праф и своей должности». В то время государственным преступлением стало считаться все, что совершалось вопреки законам. В законодательстве возник обобщенный тип «врага царя и Отечества» – «преслушник указов и положенных законов».

Так же к политическим преступлениям относились Умысел на жизнь и здоровье государя считался самым страшным преступлением. Речь идет о разных способах нанесения ущерба здоровью государя – от убийства его до «порчи». В XVIII веке фактически не было реальных (а не придуманных следствием) покушений на правящего монарха. Так как угроза убийства существовала  всегда,  а определить, насколько она реальна, можно было только при расследовании, то власти, при любом  намеке на подобный умысел, хватали каждого подозрительного. 

Защита государя от колдунов и волшебников была одной из важнейших задач политического сыска,  он уделял внимание малейшему намеку, сплетне и слуху на эту тему. Арестовывали и допрашивали всех, кто говорил или знал о чьих-либо намерениях «портить» государя. В основе борьбы с магией и колдовством лежала вера в Бога, а значит и в дьявола, договор с которым закон признавал недопустимым, но вполне возможным. Наказание за сделку с дьяволом было суровым, в законе прямо говорилось: надлежит сжечь того, кто вступил в договор с дьяволом и этим «вред кому причинил». Между тем отличие колдуна, знахаря от дипломированного врача тогда было незначительным: и тот и другой лечили людей одними и теми же травами и кореньями, любого врача можно было признать колдуном, что и было с придворными медиками допетровских времен, которых казнили. 

Измена считалась не только тяжким государственным преступлением, но и страшным грехом. Изменника ставили на одну доску с убийцей, богоотступником, он подлежал церковному проклятью. Само слово «изменник» являлось запретным. Обозвать верноподданного изменником значило оскорбить его и заподозрить в измене. 

Бунт – тяжкое государственное преступление – был тесно связан с изменой. «Бунт» понимался как «возмущение», мятеж с целью свержения существующей власти. Наказания за бунт следовали самые суровые. В 1698 году казнили около двух тысяч стрельцов по единственной резолюции Петра I: «А смерти они достойны и за одну противность, что забунтовали…» [5. 49c].

«Бунтовщиками» считались не только стрельцы 1698 года, но и восставшие в 1705 году астраханцы, а также Кондратий Булавин и его сообщники в 1707-1708 годы, Мазепа с казаками в 1708 году. Разумеется, несомненным бунтовщиком был и Емельян Пугачев в 1774-1775 годах. 
«Бунт» понимался не только как вооруженное выступление или призыв к нему в любой форме, но как всякое, даже пассивное, сопротивление властям, несогласие с их действиями, «упрямство», «самовольство». Само слово «бунт» было таким же запретным, как и слово «измена». Сказавшего это слово обязательно арестовывали и допрашивали.  Очень часто в приговорах понятие «бунт» соседствовало с понятиями «скоп» (преступное объединение) и «заговор». Власть рассматривала всякое добровольное объединение людей не иначе как преступный «скоп и заговор», поэтому она крайне недоброжелательно относилась ко всяким собраниям, депутациям и другим коллективным действиям.

Самозванство было тяжким государственным преступлением. Его не знали в России до начала XVII века. В эту эпоху оно принесло неисчислимые беды стране. К началу XVIII века казалось, что время самозванцев навсегда миновало, однако этот век принес такое их количество, какого никогда еще небыло. Несколько самозванцев появилось уже при Петре I и сразу же после его смерти. В 1730-1750-х годах было выловлено восемь самозванцев, а в 1760-1780-е годы число «Петров Федоровичей» точно даже не подсчитали – около десятка. Последний лже-Петр III был выловлен в 1797 году. Власть весьма нервно относилась к малейшему намеку на самозванство. Все подобные факты тщательно расследовались и выловленных самозванцев жестоко наказывали.

В 1731—62 политический сыск производился в Канцелярии тайных и розыскных дел. 
   В условиях безграничного самовластия всякое слово, сказанное подданным об этой власти, могло быть интерпретировано как «непристойное», «хулительное», оскорбляющее честь государя. Петр I окончательно расставил все по своим местам: преступлением были признаны все слова подданных, которыми они ставят под сомнение любые намерения и действия верховной власти. К государственному преступлению можно было при желании отнести (и относили) любое высказывание подданного о государе, всякие суждения, мнения, воспоминания, рассказы о государе и его окружении, даже если в них упоминались общеизвестные факты или они были лишь безвредными сплетнями или слухами [1. 590c].

Как оскорбление чести государя расценивалось небрежное или непочтительное обращение подданных с изображением государя на монетах, гравюрах, живописных портретах, которые с Петровской эпохи стали вывешивать в присутственных местах и в домах подданных. В XVIII веке не раз издавали указы, запрещавшие продавать изображения государей, если высочайшее лицо оказывалось мало похожим на прекрасный оригинал, тем же, кто будет портреты писать не красиво, били плетнями. Возможно, с этим отчасти связаны успехи русского портретного искусства во второй половине XVIII века.  

«Описка» – пропущенная, незамеченная переписчиком  ошибка при написании титула или имени монарха – также считалась государственным преступлением. Никаких оправданий при описках следствие не принимало. Слова провинившегося канцеляриста, не спасли его от телесного наказания и денежного штрафа.

И еще множество и крупных и мелких нарушений  были отнесены к разряду политических и строго наказывались.

«Слово и дело Государево» формально отменено по указу от 21 февраля 1762. Но все самодержцы и самодержицы XVIII в. были причастны к политическому сыску, все они занимались его делами. Даже от имени двухмесячного императора Ивана Антоновича, «правившего» Россией чуть больше года, издавались указы и манифесты по делам сыска. В этом можно видеть традицию, уходившую к истокам самодержавия, к исключительному праву самодержца разбирать такие дела.