В обществе
сложилась весьма сложная духовная
атмосфера. С одной стороны,
многим хотелось верить, что жизнь
становится лучше и веселее,
что трудности
пройдут, а сделанное ими останется навсегда
— в светлом будущем, которое они строят
для следующих поколений. Отсюда энтузиазм,
вера, надежда на справедливость, гордость
от участия в великом, как считали миллионы
людей, деле. С другой стороны, царили страх,
ощущение собственной незначительности,
незащищенности, утверждалась готовность
беспрекословно выполнять данные кем-то
команды. Полагают, что именно такое —
взвинченное, трагически расколотое восприятие
действительности свойственно тоталитаризму,
который требует, говоря словами философа,
«восторженного утверждения чего-то, фанатической
решимости ради ничто».
Символом
эпохи можно считать принятую
в 1936 г. Конституцию СССР. Она
гарантировала гражданам весь
набор демократических прав и
свобод. Другое
дело, что большинства из них граждане
были лишены. СССР характеризовался как
социалистическое государство рабочих
и крестьян. Конституция отмечала, что
социализм в основном построен, утвердилась
общественная социалистическая собственность
на средства производства. Политической
основой СССР признавались Советы депутатов
трудящихся, за ВКП(б) закреплялась роль
руководящего ядра общества. Принцип разделения
властей отсутствовал.
ГЛАВА II. Последствия установления
однопартийной системы в СССР
Если проанализировать события, описанные
в предыдущей главе, и прибавить
к ним нынешнее состояние Российской
Федерации то можно выделить следующие
последствие однопартийной политики:
• Уничтожение врагов
внутри партии
• Полное сращивание
партийного и государственного аппаратов
• Ликвидация системы
разделения властей
• Уничтожение гражданских
свобод
• Создание массовых
общественных организаций
• Распространение культа
личности
• Массовые репрессии
• большие человеческие потери,
зачастую лучших представителей различных
социальных групп
• техническое, экономическое
и выборочно научное отставание
от развитых демократических
стран Запада и Востока
• идеологическая каша
в головах, безынициативность,
рабская психология у многих россиян и
жителей некоторых других республик бывшего
СССР в настоящее время
ГЛАВА III. Противоречия
Вопрос о судьбе различных
политических партий до Октябрьской
революции не ставился даже
теоретически. Более того, из марксистской
теории классов естественно вытекал тезис
о сохранении многопартийности в обществе,
разделенном на классы, даже после победы
социализма. Однако практика Советской
власти вошла в разительное противоречие
с этой теорией.
Репрессии против небольшевистских
партий начались сразу же после
победы Октябрьской революции
и не прекращались вплоть до
их полного исчезновения, что
позволило сделать первый вывод:
вывод о решающей роли насилия
в установлении однопартийности.
Другой подход к этой проблеме исходил
из факта эмиграции большинства лидеров
этих партий, что давало возможность сделать
иной вывод - об отрыве их от страны и оставшейся
в ней членской массы. Однако прекращение
деятельности КПСС в августе 1991 г. дало
в наше распоряжение новый исторический
опыт гибели партии, где репрессии или
эмиграции не играли никакой роли. Таким
образом, теперь имеется достаточный эмпирический
материал, позволяющий рассмотреть цикл
эволюции политической партии в России
вплоть до ее распада и определить его
причины. На мой взгляд, они коренятся
в противоречиях, присущих партии, как
историческому явлению. Однопартийность
облегчает этот анализ, обеспечивая единство
предмета исследования.
Водораздел между многопартийностью
и однопартийностью заключается не
в количестве партий, существующих в стране,
а в их реальном воздействии на ее политику.
При этом не столь существенно, находятся
ли партии в правительстве или оппозиции:
важно, что их голос услышан, с ними считаются,
политика государства формируется при
их участии. С этой точки зрения существование
в НРБ, ГДР, КНДР, КНР, ПНР, ЧССР во второй
половине 40 - начале 80-х гг. нескольких
партий, а в СССР, НРА, или ВНР - лишь одной
партии не играет роли, ибо «союзнические
партии» не имели собственной политической
линии и целиком подчинялись руководству
коммунистов. Не случайно они поспешили
дистанцироваться от правящей партии,
как только начался кризис 80-х гг. Поэтому
о формировании в нашей стране однопартийной
системы можно говорить с июля 1918 г., потому
что левые эсеры, не участвуя в правительстве
в октябре-ноябре 1917 г. и марте-июле 1918
г., располагали местами в Советах всех
уровней, руководстве наркоматов и ВЧК,
при их заметном участии создавались первая
Конституция РСФСР, важнейшие законы Советской
власти (особенно - Основной закон о социализации
земли). Активно сотрудничали в Советах
в то время и некоторые меньшевики.[4]
В начале 20-х гг. формируется явление,
получившее название «диктатуры
партии». Этот термин впервые
был пущен в оборот Г.Е. Зиновьевым
на XII съезде РКП(б) и вошел в резолюцию
съезда. И.В.Сталин поспешил отмежеваться
от него, однако, на мой взгляд, этот термин
отражал реальную картину: с октября 1917
г. все государственные решения предварительно
принимались руководящими учреждениями
Коммунистической партии, которая, располагая
большинством в Советах, через своих членов
проводила их и оформляла в виде решений
советских органов. В целом ряде случаев
и эта процедура не соблюдалась: ряд решений
государственной важности существовал
только в форме постановлений партии,
некоторые - совместных постановлений
партии и правительства. Посредством коммунистических
фракций (с 1934 г. - партийных групп) партия
руководила Советами и общественными
объединениями, через систему политорганов
- силовыми структурами и отраслями экономики,
становившимися «узкими местами» (транспорт,
сельское хозяйство). Практически все
«первые лица» в государственных органах,
общественных организациях, на предприятиях,
в учреждениях культуры были членами партии.
Это руководство было закреплено номенклатурной
системой назначения и утверждения руководителей
и ответственных работников.
Теоретически обоснованием права
Коммунистической партии на руководство
служило своеобразное толкование
идеи классов, выдвинутой, как известно,
еще до К.Маркса французскими историками
времен Реставрации. Ее ленинская трактовка
состояла в последовательном сужении
концентрических кругов: носителями прогресса,
важнейшей частью народа являются только
трудящиеся, среди них выделяется рабочий
класс, за которым стоит будущее. Внутри
него ведущая роль принадлежит фабрично-заводскому
пролетариату, а в нем -рабочим крупных
предприятий. Наиболее сознательная и
организованная часть, составляющая меньшинство
пролетариата, объединяется в коммунистическую
партию, возглавляемую узкой группой вождей,
которой право на руководство дается «не
силой власти, а силой авторитета, силой
энергии, большей опытности, большей разносторонности,
большей талантливости».
В условиях однопартийности последняя
часть формулы не соответствовала действительности.
Располагая всей полнотой государственной
власти, правящая элита поддерживала свое
руководящее положение как раз «силой
власти», с помощью репрессивных органов.
Но это означало для партии утрату одного
из существенных признаков партийности
-добровольности объединения. Все, стремящиеся
к политической деятельности, понимали,
что нет иного пути в политику, кроме принадлежности
к единственной партии. Исключение из
нее означало политическую (а в 30-40-е гг.
нередко и физическую) смерть, добровольный
выход из нее, осуждение ее политики, следовательно,
и нелояльность к существующему государству,
по меньшей мере - угрозу репрессий.
Политический плюрализм, предполагавший
соперничество разных партий, представлявших
множественность интересов социальных
групп, борьбу партий за влияние на массы
и возможность утраты одной из них статуса
правящей, был противоположен этой системе.
Презумпцией ее было молчаливое утверждение,
что вожди лучше масс знают их интересы
и потребности, но этим всевидением обладают
только большевики. Подавление плюрализма
началось сразу же после Октябрьской революции.
Декретом «Об аресте вождей гражданской
войны против революции» от 28 ноября 1917
г. была запрещена одна партия - кадеты.
Практическими соображениями это вряд
ли было оправдано: кадеты никогда не были
представлены в Советах, на выборах в Учредительное
собрание они сумели провести в него всего
17 депутатов, к тому же часть из них была
отозвана решением Советов. Сила кадетов
заключалась в их интеллектуальном потенциале,
связях с торгово-промышленными и военными
кругами и поддержке союзников. Но как
раз это запрещение партии подорвать не
могло, скорее всего это был акт мести
некогда самому влиятельному противнику.
Репрессии только еще более ослабили престиж
большевиков в глазах интеллигенции и
подняли авторитет кадетов.[5]
Реальными соперниками большевиков
в борьбе за массы были, прежде
всего, стоявшие левее их анархисты.
На их усиление накануне Октябрьского
восстания указывалось на расширенном
заседании ЦК РСДРП (б) 16 октября 1917 г. Они
приняли активное участие в установлении
и упрочении Советской власти, но представляли
угрозу большевикам с их требованием централизма.
Сила анархистов была в том, что они выражали
стихийный протест крестьянства и городских
низов против государства, от которого
они видели только налоги и всевластие
чиновников. В апреле 1918 г. анархисты, занявшие
26 особняков в центре Москвы, были разогнаны.
Предлогом к их разгрому послужила их
несомненная связь с уголовными элементами,
что дало власти повод называть всех без
исключения анархистов бандитами. Часть
анархистов ушла в подполье, другая - влилась
в партию большевиков.
С другой стороны
с большевиками соперничали правые
меньшевики и эсеры, выражавшие
интересы более умеренных слоев
рабочих и крестьян, жаждавших
политической и экономической
стабилизации в целях улучшения
своего материального положения.
Большевики, напротив, делали ставку
на дальнейшее развертывание классовой
борьбы, перенеся ее в деревню, что еще
более увеличило разрыв между ними и левыми
эсерами, образовавшийся в связи с заключением
Брестского мира. Характерно, что как большевики,
так и их политические противники и даже
бывшие союзники не помышляли о легальном
соперничестве на базе существовавшего
режима. Советская власть прочно отождествлялась
с властью большевиков, единственным методом
разрешения политических противоречий
признавался вооруженный путь. В результате
в июне - меньшевики и правые эсеры, а после
июля - левые эсеры были исключены из Советов.
В них оставались еще эсеры-максималисты,
однако ввиду своей малочисленности существенной
роли они не играли.
В годы иностранной
военной интервенции и гражданской
войны в зависимости от изменения политики
партий меньшевиков и эсеров по отношению
к власти Советов они то разрешались, то
вновь запрещались, переходя на полулегальное
положение. Попытки как с той, так и с другой
стороны к условному сотрудничеству развития
не получили.
Новые, гораздо
более основательные надежды
на установление многопартийности
были связаны со введением
нэпа, когда допускаемая многоукладность
экономики, казалось, могла получить
естественное продолжение и закрепление
в политическом плюрализме. И первые
впечатления это подтверждали.
На X съезде РКП(б)
в марте 1921 г. при обсуждении
вопроса о замене продразверстки
натуральным налогом, когда нарком
продовольствия А.Д.Цюрупа высказался
против возрождения свободной
кооперации ввиду преобладания там
меньшевиков и эсеров, докладчик В.И.Ленин
возразил ему в более широком плане: «Разумеется,
что всякое выделение кулачества и развитие
мелкобуржуазных отношений порождают
соответствующие политические партии,
которые в России слагались десятилетиями
и которые нам хорошо известны. Здесь надо
выбирать не между тем, давать или не давать
ход этим партиям, - они неизбежно порождаются
мелкобуржуазными экономическими отношениями,
- а нам надо выбирать, и то лишь в известной
степени, только между формами концентрации,
объединения действий этих партий»[6].
Однако, всего год
спустя, в Заключительном слове
по Политическому отчету ЦК XI
съезду РКП(б) Ленин сказал
прямо противоположное: «Конечно,
капитализм мы допускаем, но
в тех пределах, которые необходимы
крестьянству. Это нужно! Без этого крестьянин
жить и хозяйствовать не может. А без эсеровской
и меньшевистской пропаганды он, русский
крестьянин, мы утверждаем, жить может.
А кто утверждает обратное, то тому мы
говорим, что лучше мы все погибнем до
одного, но тебе не уступим! И наши суды
должны все это понимать»[7]. Что же произошло
за этот год, чтобы большевики диаметрально
изменили свой подход к вопросу о политическом
плюрализме?
На мой взгляд,
решающую роль здесь сыграли
два разных, но глубоко связанных
между собой события: Кронштадт и «сменовеховство».
Восставшие в Кронштадте,
как и ранее левые эсеры,
задачу свержения Советской власти,
в чем их обвиняли большевики,
не ставили. Среди их лозунгов
были: «Власть Советам, а не
партиям!» и «Советы без коммунистов!».
Можно говорить о лукавстве П. Н.Милюкова
и В. М. Чернова, подсказавших эти лозунги
кронштадтцам, но они сами в них, очевидно,
верили. Реализация же этих лозунгов означала
не только ликвидацию монополии РКП(б)
на власть или отстранение ее от власти,
но, учитывая опыт только что закончившейся
гражданской войны, -запрещение РКП(б),
репрессии не только в отношении руководителей,
но и членской массы, и беспартийных советских
активистов. Великодушия победителей
«русский бунт, бессмысленный и беспощадный»,
не знал никогда. Для большевиков это был
буквально вопрос жизни и смерти.