В канун царского венчания: политическая борьба и кризис власти в 20—40-е годы XVIв

     Естественной  основой для рождения новых ведомств стали Большой и областные дворцы, Казна (ее роль особенно велика), боярские комиссии. Хотя первые приказы появились ранее 50-х годов XVI в., реальное их рождение как системы управления происходило в эпоху Избранной рады. Обычно говорят о приказах трех видов. В первую группу входили учреждения с функциональными по преимуществу прерогативами в масштабах государства. Так упоминавшийся Посольский приказ ведал дипломатическими сношениями. Поместный — учетом земель, контролем над их оборотом, обеспечением поместьями служилых дворян, составлением исходной базы для государева фиска. В Разрядном приказе были сосредоточены функции по организации военного дела и воинской службы благородных сословий. Аналогичные задачи в отношении служилых людей по прибору исполняли возникшие немного позже Пушкарский и Стрелецкий приказы. Несколько приказов заведовали сбором прямых и косвенных налогов (Казна, приказ Большого прихода) и др. Сыском и судом по делам высшей уголовной юрисдикции ведал Разбойный приказ (он был верхней инстанцией для всех местных судов). В Холопьем приказе велся учет и осуществлялся контроль над всеми сделками с холопами.

     Приказы второго вида надзирали в административно-управленческом и судебном планах над определенными  территориями и отдельными разрядами  населения. Такими были, по ряду функций, Большой и областной дворцы. В них и боярских судебных комиссиях судились обычно служилые люди по отечеству. Немногим позднее известны так называемые судные приказы — в них вершился сословный дворянский суд. Тяглое население (городское и сельское) ведалось в особых учреждениях (впоследствии именовались приказами-четвертями): они, в частности, были высшей судебной инстанцией по гражданским и иным делам для земских судов. В столице тяглецы посадов и сотен управлялись и судились Земским приказом.

     Оформились  приказы, обязанные существованием разнообразию потребностей царского двора. Принадлежавшие государю на правах личной собственности вотчины управлялись Большим и областными дворцами, а отчасти Казной. Но были и специализированные учреждения, в функции которых входило обеспечение двора едой, медом и винами, поддержание в надлежащем порядке всего того, что связано с царскими конюшнями, охотой, одеждой.

     Серьезные перемены в структуре центральных  органов государственного управления шли в русле изменений, начавшихся еще в конце XV в. В 50-е годы XVI в. они были ускорены и заметно углублены отменой кормлений, введением институтов самоуправления на местах. Их воздействие было и прямым, и опосредованным. Таким же было их влияние на налоговую систему. В число весомых прямых налогов, взимавшихся в Казну, вошла подать, заменившая платежи и поборы в пользу кормленщиков. В центральные ведомства отсылались судебные пошлины, взимавшиеся при решении дел излюбленными головами и земскими судейками. Содержание же новых учреждений на местах обеспечивалось особыми денежными сборами в их пользу.

     Отмена  кормлений стала важным шагом  в кристаллизации сословной структуры  российского общества. Принципы комплектования местных органов подталкивали локальные сообщества к оформлению сословной самоорганизации. Особенно нагляден пример со служилыми людьми по отечеству. Господствующий класс становился единым по следующим важным признакам: в правилах материального обеспечения (наделение поместьями и выдача денежного жалованья через государственные кассы; отличия в размерах и регулярности выдачи не имели принципиального значения); в юридическом статусе (подсудность монарху или приравненному к нему суду); в нормах военной службы. Последнее определялось специальным уложением, принятым в 1556 г . Это не просто совпадение с завершающими шагами земской реформы: налицо внутренне обусловленная связь. Теперь с каждых 150 десятин возделываемой земли феодал должен был выставить одного полностью экипированного конного воина.

     Формировавшаяся с конца XV в. двухчастная структура светских феодалов обретала теперь законченные черты. Государев (царский) двор имел разветвленную систему статусных рангов и групп, объединенных в три категории: думных чинов, московских чинов, выборных дворян («выбор из городов»). Последние были промежуточным слоем между основной массой уездных детей боярских (в их среде они составляли верхушечную группу) и членами государева двора (внутри его структуры они занимали низшую ступень, не считая такой группы, как жильцы). Эпоха преобразований проявила себя в полноте учетной документации. В середине 50-х годов были составлены государев родословец (фиксировал генеалогический состав основной части государева двора), официальная разрядная книга (в ней учтены все значимые, в том числе и в местническом отношении, воинские назначения, свадебные разряды и т.п.), разные учетные списки членов государева двора. К их числу относилась «Тысячная книга», в которую были внесены разбитые на 3 статьи дворовые, не имевшие подмосковных владений, что затрудняло их службу. Ученые много спорили о том, были ли реализованы предписания указа 1550 г . о наделении поместьями под Москвой этих лиц («тысячников»). По последним наблюдениям, большинство из них получили такие владения.

     Провинциальное  служилое дворянство фиксировалось  иными документами, в основание которых была положена связка территориально-владельческой оседлости и службы. Сам по себе этот принцип не нов, но с отменой кормлений внутреннее единообразие дворянских организаций несомненно возросло. В 1555—1556 гг. состоялись грандиозные смотры почти всех уездных корпораций с целью выявления качества службы каждого дворянина в соответствии с уже известными нормами. Персональный состав каждого «служилого города» фиксировался в десятнях. В зависимости от служебных заслуг и стажа, происхождения и родственных связей, материального положения и состояния здоровья дети боярские подразделялись в десятнях на несколько статей, начиная с выборных дворян.

     Отмена  кормлений развеяла последние скрытые  следы вассальных связей между монархом и феодалами. Безраздельно господствуют отношения подданства, военная служба становится прежде всего обязанностью любого представителя «благородных сословий». Административно-управленческие и судебные функции постепенно закрепляются за определенным слоем господствующего класса — верхними группами государева двора, главным же образом за «крапивным племенем» дьяков и подьячих. Так начала формироваться российская, по преимуществу столичная бюрократия.

     Сословное обособление служилых людей по отечеству  продвинулось в середине XVI в. далее  других слоев российского общества. В том же направлении шли процессы у верхушки купечества (оно обособилось в три сословные группы), служилых людей по прибору (они объединялись несением военной службы, освобождением от тягла, групповым обеспечением денежного и поземельного жалованья), тяглых горожан. Своеобразна позиция крестьянства — в его юридическом статусе и экономическом положении не видно как будто серьезных перемен. Резкое возрастание денежной части государственного налогового бремени не сказалось на нем сразу серьезным образом.

     Завершилось формирование вооруженных сил России. Их основу составляло поместное ополчение, включавшее всех годных к службе дворян с нормированным числом боевых холопов-послужильцев. Заметной по численности частью армии стали стрельцы, служилые казаки, пушкари, воротники. Значительная роль «наряда» (артиллерии) в завоевательных походах общеизвестна. Приборные служилые люди составляли основу постоянных гарнизонов в пограничных крепостях. Немалыми тысячами исчислялись контингенты легкой кавалерии. В них включались служилые татары (в основном казанские; касимовские татары воевали под командованием собственного хана), чуваши, марийцы, мордва и т.п. На особых основаниях и притом редко в военных действиях в составе российских сил участвовали отряды ногай. Наконец, вспомогательные части формировались за счет посошных людей, собранных по особой разверстке с тяглого сельского люда. Они обеспечивали транспортное обслуживание армии на марше, инженерно-осадные работы и т.п. Такую структуру вооруженные силы сохраняли более столетия, лишь дополняясь после Смуты отрядами наемников и первыми, еще неустойчивыми полками иноземного строя.

     Осталась  на том же уровне интенсивность законодательства. Объем новых узаконений за 50-е  годы XVI в. не уступал, пожалуй, объему Судебника 1550 г . Основные нововведения — в разделах уголовного и процессуального права (существенно меняется, в частности, характер доказательной базы), в установлениях о земле (в том числе о закладе вотчин) и о владении холопами. Но главная сенсация в другом. Невиданный размах приобрели процессы кодификации права, что было вызвано изменениями в системе судопроизводства, в структуре центральных ведомств. На протяжении 5—б лет было составлено свыше десятка «судебных книг» (уставных или указных книг), принадлежавших отдельным приказам, включая судные боярские комиссии. Содержание этих юридических руководств соответствовало прерогативам учреждений, но что очень важно — они переписывались для нужд местных институтов власти, становились доступными в широкой среде пользователей права.

     Несомненно, преобразования конца 40-х — начала 60-х годов имели комплексный, программный  и структурный характер. Были сформулированы определенные направления и последовательность реформ (на начальном этапе несомненна их спонтанность), они охватили основные сферы общества и государства, серьезным  изменениям подверглись отношения  и институты, а не отдельные учреждения. Налицо преемственность с тем, что  развивалось в конце XV — первой трети XVI в. Но далеко не все из принципиальных перемен середины XVI в. имеет прямые истоки в предшествующей практике. Отмена кормлений — яркий пример тому. Подчеркивание возврата к порядкам «дедовых и батьковых уставов» оправдано лишь отчасти. Нередко за этим скрываются стереотипы средневекового мышления: новое — целенаправленно и неосознанно — облачалось в старое, привычное одеяние.

     Конфессиональные  приметы вообще пронизывают и  содержание многих перемен, и их словесное  истолкование. Мирское (т.е. общественное) устроение рассматривалось как  путь к воплощению нравственных требований «светлой веры» в правильно организованном православном царстве. Недаром в  «судебные книги» были включены нормы  о церковных наказаниях за лжесвидетельство. Не случайно возникли правовые сборники, куда вошли и светское законодательство, и нормы церковного права. Церковный собор утвердил не только царский Судебник, но и формуляр уставных земских грамот. В самой же работе Стоглавого собора активное, деятельное участие приняли царь и члены Боярской думы. В практике 40—50-х годов совместные заседания церковных иерархов со светскими «синклитами» были заурядным фактом. Если православный идеал симфонии светской и церковной властей осуществлялся когда-либо в России, то эпоха «Избранной рады» была к нему ближе всего.

     Выразителен культурно-идеологический контекст преобразований. Это были годы реализации грандиозных замыслов. «Великие Четьи-Минеи» митрополита Макария — полный свод рекомендованных к чтению богобоязненным христианам сочинений, обращавшихся в русской рукописной традиции. Включая жития всех русских святых, в том числе канонизированных на Соборах 1547 и 1549 гг. 12 огромных томов, по одному на каждый месяц. Три редакции «Летописца начала царства» — панегирик правлению Ивана IV, начиная с венчания и вплоть до победоносного начала Ливонской войны (30—40-е годы описывались не столь радужно). «Книга степенная царского родословия» — монументально-историческое сочинение на тему всемирной роли Российского православного царства, происхождения царствующей династии (естественно, от императора Августа и его брата), преемства московскими государями наследия Древней Руси. И одновременно — история святости и служения российской церкви. История в лицах — монархов, иерархов, святых. «Домострой», вобравший в себя поучения о священническом строении, наказы о мирском и домовном устроении. Стоглав, регламентировавший богослужебную практику белого духовенства и все устройство монастырской жизни. Наконец, комплекс росписей и икон, иконография сюжетов которых была задана той же установкой: воплотить феномен российской государственности и церкви в рамки всемирной истории от сотворения мира. То же стремление к упорядочиванию, к универсализму (конечно, в меньших масштабах) проглядывает в отмеченных памятниках: государевом родословце, государевой разрядной книге, Судебнике 1550 г ., последовавших за ним судебных книгах центральных ведомств. Что отнюдь не отменяет, а наоборот усиливает их прагматическую нацеленность.

     Эпоха реформ породила особый и притом распространенный тип «воинника — администратора—дипломата», постоянно интересующегося и живо откликающегося на современные достижения ума и веры. Алексей Адашев — редактор-составитель и возможный автор «Летописца начала царства», государевых родословной и разрядной книг, ряда узаконений и некоторых правовых руководств. Человек аскетического стиля жизни и нелицемерного благочестия. И.М. Висковатый — фактический глава Посольского приказа, полемист-начетчик, попытавшийся доказать неканоничность некоторых росписей и икон при восстановительных работах, которые велись по инициативе и под надзором митрополита Макария. Его умствования сверхортодоксального свойства были отклонены на церковном Соборе, а его инвективы в адрес духовенства были осуждены. Взгляды же Матвея Башкина, царского дьяка, а позднее дворового сына боярского, были осуждены как еретические. Наконец, два имени, чей авторский пыл пришелся на последующие годы, а кругозор и стиль сформировались, бесспорно, по преимуществу в эпоху «Избранной рады». Это князь Андрей Курбский, полагавший себя учеником Максима Грека и оставивший множество сочинений разных жанров, отменно изысканных по композиции, по языку, по стилю. И, конечно же, царь Иван, автор множества темпераментных посланий и ряда богослужебных текстов. Он был «добре навычен божественным и святоотеческим писаниям», но вряд ли выделялся этой приметой из окружения знати старшего и среднего поколений.

     Многих  из них Курбский награждал эпитетами, подразумевавшими и начитанность, и  душевную склонность к правильному  ходу суждений. Адресатами посланий иерархов и мудрствующих лиц нередко были вельможи. Что подразумевает их способность  воспринять содержание текста, обращенного  к ним. «Мужи разумные и совершенные, предобрые и храбрые, в военных  и земских вещех по всему искусных» — не недостижимый идеал для Курбского, но кадровая реальность (употребим этот современный оборот из-за его смысловой выразительности) 50-х годов XVI в. Налет идеализации у князя присутствует, но в принципе он был прав. Всего несколько имен. Блестящие полководцы, «искусные в советах и управлении» князья А.Б. Горбатый-Шуйский, М.И. Воротынский, Д.И. Немой-Оболенский, М.П. Репнин, B.C. Серебряный, сам князь Андрей Михайлович и немало иных. Опытные администраторы, искусные дипломаты, отнюдь не чуждые бранной славы — И.П. Федоров, князь Д.И. Курлятев, Д.Р. Романов-Юрьев, В.М. Юрьев. И, конечно, Алексей Адашев — не фаворит-временщик, отталкивающий от кормила управления всех иных и жадно распоряжающийся попавшей в руки властью. И тем более не глава правительства, точнее — Боярской думы. Но — главный движитель намеченных реформ, рабочий координатор правительственной деятельности Думы, Казны, иных центральных ведомств, фактический глава внешней политики в течение ряда лет. Он задавал идеологические установки в текстах и в свершениях. Но — в сотрудничестве с большим числом авторитетных и влиятельных лиц, в кооперации усилий с теми, кто по заслугам и великим трудам (как и сам Алексей Адашев) сделали удивительные карьеры на ниве управления. Достаточно назвать имена И.М. Висковатого, И.Г. Выродкова, Н.А. Курцева, Х.Ю. Тютина, занявших посты глав Казны, ведомств областных дворцов, приказов. Их происхождение в лучшем случае не поднималось выше весьма скромно-дворянского, а в других случаях уходило в «городское всенародство». Обилие талантов, их заметность — лучшее свидетельство эффективности курса в 50-е годы.