Великая Французская революция

Нации и  т.д. Не мог не привлечь интереса авторов проектов и вопрос о  структуре  будущего Законодательного  корпуса,  причем   после   речи   Буасси   д'Англа   стали преобладать двухпалатные варианты. А один юрисконсульт из  Гавра,  предлагая назвать законодательный орган комициями, предусматривал их  аж  пять  видов: полномочные, парламентские,  регламентирующие,  консульские  и  петиционные. Это, естественно, было  крайностью,  однако  разграничить  полномочия  палат оказалось  действительно  не  так  просто.  Если  одни  авторы  исходили  из

принципа  полного равноправия при избрании -  и  даже  предлагали  делить  на палаты на первом заседании по жребию, то другие предполагали  более  высокий имущественный ценз и больший возраст  для  депутатов  Совета  старейшин  или даже считали,  что  верхняя  палата  вправе  распустить  нижнюю.  Если  одни производили разграничение функций по вертикали  (составление  законопроектов и их утверждение), другим казалось логичнее упорядочить их  по  горизонтали,

например,  поручив  первой  заниматься  в  основном  вооруженными  силами  и внешней политикой, а также надзором за исполнительной  властью  и  судом  за государственную   измену,   а   второй    -    гражданское    и    уголовное законодательство,  финансы  .  Не  имела  однозначного  решения   и   другая проблема: в какой степени палаты должны  быть  обособлены  одна  от  другой? Возможно ли, скажем, совместное заседание?  В  то  же  время  встречались  и возражения против двухпалатной системы. Кроме  того,  некоторым  две  палаты напоминали два сословия, а все связанное со Старым порядком, пусть  даже  по аналогии,  отвергалось  достаточно  резко.   Отдельную   группу   составляют предложения и мнения, направленные на то, чтобы попытаться каким-то  образом "призвать к порядку" будущих депутатов, ввести их в определенные рамки. Отсутствие  стабильности  в  законодательстве  можно   считать   "постоянной революцией".  Однако  авторов  проектов  волновало  не   только   количество законов, но и их качество. Немало предложений было и по внутренней  структуре  законодательной  власти. Достаточно популярной была  идея  уменьшения  количества  депутатов.  Многие объясняли ее тем,  что  так  проще  выбрать  достойного  -  "мудрость  редко содержится в большом числе". Помимо этого,  будущий  Законодательный  корпус уже не будет нуждаться  в  стольких  комитетах  -  их  функции  переходят  к

исполнительной  власти.   И   даже   после   публикации   проекта   Комиссии (предполагавшего, практически  то  же  количество  законодателей,  что  и  в Конвенте) число депутатов в большинстве  предложений  продолжало  оставаться меньше 750.

Небезынтересно  отметить, насколько полярные высказывались  мнения  по  поводу частоты обновления легислатуры. Если одни считали, что чем  дольше  депутаты находятся у власти, тем больше шансы, что  они  будут  служить  себе,  а  не народу, и предлагали в качестве средства борьбы с  честолюбием  и  интригам частое обновление Законодательного корпуса, то, например, Петион,  напротив, рекомендовал депутату, избиравшемуся 4 раза, вручать медаль, а более  6  раз (и сохранившему патриотизм до смерти) - воздавать почести, высекая его имя на специальных табличках в Пантеоне. Активно  дебатировались  и  вопросы  об избирательных цензах. При этом иногда вместо возрастного или  имущественного ценза для депутатов предлагался, так сказать, "моральный ценз".  Так,  автор одного из проектов предлагает, чтобы нельзя было избирать "никого  с  плохой репутацией, известного  пьянством  или  распутством".  С  его  точки  зрения нельзя также избирать банкротов, и  любого,  известного  плохим  и  жестоким отношением к отцу  или  матери,  жене  и  даже  детям",  поскольку  они  "не признают прав Природы и общества". Другой автор настаивает,  чтобы  никакие  общественные  должности  не  могли занимать "сумасшедшие, безумцы, бешеные, отрешенные от должности,  служители какого-либо  культа".  Пожалуй,  именно  эта  часть   предложений   была   в наименьшей степени воспринята Комиссией и Конвентом. Осталось прежним  число депутатов, "моральный ценз" превратился в обязательство  для  членов  Совета Старейшин быть женатым или вдовцом (то есть настоящим  мужчиной,  отвечающим не только  за  себя  самого,  главой  семьи),  сессии  остались  практически непрерывными. В то же время были введены  двухпалатная  система  и  институт выборщиков, законодательная власть сохранила свое  лидирующее  положение  по отношению к исполнительной,  что  соответствует  системам,  предлагаемым  во множестве проектов. Однако здесь, как  и  далее  при  рассмотрении  проектов

посвященных   исполнительной   власти,   которую   предполагалось    назвать Директория, нельзя  не  отметить,  что  практически  на  каждое  предложение находилось контрпредложение и свести их к единому знаменателю было  вряд  ли возможно.

Теперь  рассмотрим, как мыслилась  Директория.  И  здесь  речь  Буасси  стала заметной демаркационной линией. До нее многие авторы  писем,  поступавших  в Комиссию, так или иначе исходили из того, что исполнительная власть  -  лишь часть  законодательной,  как  это  практически  было  с  Конвентом   и   его Комитетами. Однако некоторые при этом осознавали, что  она  должна,  тем  не менее, иметь какие-то рычаги воздействия на окончательное принятие законов. На противоположной позиции стояли сторонники  предоставления  исполнительной  власти возможности хотя бы как-то влиять  на  законодательную.  Естественно, что здесь наиболее действенным оружием, апробированном к тому же  в  мировой практике, служило право вето. Как следует избирать исполнительную власть? - этот вопрос  являлся  едва  ли не самым дискуссионным для авторов проектов. В правильном  способе  избрания современники видели прежде всего заслон на пути  интриг  и  злоупотреблений. Попробуем выделить из общей массы две основные точки зрения.

1. Директорию  избирают выборщики. При этом  варианте  исполнительная  власть оказывается  отделенной  от  законодательной  и  ответственна  только  перед народом,  который  к  тому  же  сохраняет  в  своих  руках  контроль  за  ее формированием.  Для  упрощения  процедуры  выборов  при  этом  можно   было, например,  сформировать  Директорию  из  пяти   членов   Совета   старейшин, набравших  наибольшее  количество  голосов,  с  тем,  чтобы   тех   заменили заместители.

2.  Директорию  избирает   Законодательный   корпус.   При   этом   варианте законодательная власть не только избирает исполнительную, но  и  оказывается практически слитой  с  ней  в  единое  целое.  По  мнению  авторов  подобных проектов, это должно гарантировать единство  действий  двух  ветвей  власти. Вследствие  доведения  этого  принципа  до  полного  логического  завершения

предлагается,  чтобы  вообще  исполнительную  власть  осуществляли  комитеты ассамблеи - тогда и суверенитет будет неделим. Нельзя не остановиться на еще одной группе предложений - поставить во  главе исполнительной  власти  одного  человека.  Несмотря  на  то,  что  у  многих подобные  взгляды  расценивались  едва  ли  не  как  откровенный  призыв   к возрождению монархии, подобных проектов достаточно много. И в самом деле - эти предложения практически уравновешиваются  размышлениями тех, кто считает, что  президент  (как  большинство  именует  единого  главу государства)  представляет  неминуемую  опасность  для   республики.   Среди прочего отметим также, что  ряд  авторов  не  выделял  судебную  власть  как самостоятельную, полагая ее подчиненной исполнительной, так  как  она  также следит за исполнением законов. В  итоге  Комиссия  остановилась  на  решении вручить исполнительную власть пяти директорам, которые избирались  бы  одной палатой по представлению другой. Предоставить Директории право вето  Конвент так и не решился, равно как и поставить во главе страны одного человека.  По Конституции III года исполнительная власть явно носила подчиненный  характер по  отношению  к  законодательной:  в   большом   количестве   депутатов   и двухпалатной системе члены Конвента видели залог стабильности. Очевидно, что опыт шести лет революции приводит Конвент к  выводам,  которых тот жестко придерживается: опасно доверять  судьбу  страны  народным  низам, нужно сделать все, чтобы предотвратить  узурпацию  власти  одним  человеком, нельзя  включать   в   Декларацию   прав   положения,   грозящие   подорвать стабильность будущего государственного устройства. Многие идеи,  высказанные в  проектах,  были  включены  в  текст  конституции.   Их   можно   называть

фундаментальными  и принципиальными: отсутствие права  на восстание,  введение имущественного  ценза,  института  выборщиков,   двухпалатного   парламента, частичного обновления законодательного корпуса. Нельзя  не  отметить  и  еще один  момент:  в  ходе   дискуссии   депутаты   показали   себя   настоящими "представителями народа" - огромное  количество  встречавшихся в переписке Комиссии мыслей,  дополнений  и  уточнений  были  высказаны,  независимо  от этого, и с трибуны Конвента. Можно ли, таким образом, говорить, что предложение  присылать  свои  проекты было лишь игрой в демократию? Нам кажется, что нет. Скорее, они  служили  не базой для будущей конституции, как на это надеялись  многие  корреспонденты, а некоторым индикатором общественного мнения, указывающим слабые места,  как старой, так и новой конституций, выделяющим наиболее популярные идеи. Хотелось бы обратить внимание  и  на  то,  что  сам  проект,  представленный Комиссией  одиннадцати,  также  подвергся  немалой  трансформации   в   ходе обсуждения в Конвенте. В числе не прошедших предложений фигурировали  прямые выборы;  четырехлетний  срок  легислатуры  с  обновлением  каждые  два  года наполовину  (стал  трехлетний  срок  с  обновлением  ежегодно   на   треть); имущественный ценз для членов  Совета  старейшин  (был  отменен  в  связи  с появлением  института  выборщиков  и  ценза  для   них);   попытка   сделать

Директорию  "ответственной  за  неисполнение  законов   и   злоупотребления, которые она не  разоблачает".  Трудно  говорить  о  том,  что  то  или  иное предложение попало в проект именно благодаря переписке Комиссии.  Далеко  не  все вошло в окончательный текст  конституции,  предложенный  на  утверждение народа.  Однако  несомненно,  что   между   Комиссией   одиннадцати   и   ее корреспондентами существовал реальный обмен  мнениями,  и  они,  в  основной массе, поддерживали проводившийся Конвентом курс  на  изменение  Конституции 1793 года, поддерживали общее направление политики термидорианцев.  Конечно, по анализируемой переписке некорректно было бы судить об истинных  масштабах этой поддержки. О ней говорят другие  факты:  за  вынесенную  на  референдум Конституцию  проголосовало  более  миллиона   человека,   против   -   менее пятидесяти тысяч.

ИСПОЛНИТЕЛЬНАЯ ВЛАСТЬ В КОНСТИТУЦИИ III ГОДА РЕСПУБЛИКИ.

Когда летом 1795 года Конвент занимался обсуждением  проекта новой Конституции, вопрос о структуре будущей исполнительной власти вызывал едва ли не наибольшее количество разногласий, как в стенах Ассамблеи, так и в обществе в целом. В этом нет ничего удивительного, если вспомнить, что на протяжении почти трех последних лет Конвент фактически сосредотачивал в своих руках и исполнительную, и законодательную власть. Хотя, как известно, по проекту, представленному Национальному собранию «Комиссией одиннадцати», исполнительная власть вручалась Директории из пяти человек: избираемой Советом Старейшин из списка, составленного Советом пятисот, фактически, дебаты о способах ее организации начались задолго до официального

обсуждения  проекта в Конвенте. Анализ этих проблем кажется немаловажным сразу в нескольких аспектах. С одной стороны, он позволяет проследить, в какой мере термидорианцы опирались на наследие Просветителей, каким образом их идеи (в частности, по  поводу необходимости разделения властей) трансформировались по прошествии шести лет революции. С другой стороны, небезынтересна и иная проблема: синтез идеологических представлений и реального опыта, совмещение теории и практики. Неминуемо встает и третий вопрос насколько верно представление о том, что будущие конфликты между исполнительной и законодательной властью, сотрясавшие режим Директории на протяжении всех четырёх лет её правления, были, в известной степени, изначально «заложены» в текст Конституции III года республики. Прежде всего обратимся к переписке Комиссии одиннадцати, в которую со все  страны стекались предложения по конституционным вопросам. Анализ документов показывает, что до 5 мессидора III года республики (23 июня 1795 года), когда Буасси д’Англа предал гласности проект Комиссии, полученные ей проекты во многом основывались на уже существующем тексте Конституции 1793  года. Напомним, что в ней предусматривалось создание Исполнительного совета  из 24 человек, избираемого Законодательным корпусом на полгода из списка, составляемого собраниями выборщиков в департаментах. Однако уже в то время многие корреспонденты Комиссии предлагали меньшее число членов исполнительной власти – в диапазоне от одного до восемнадцати.  Помимо этого, им нередко казалось разумным продлить срок полномочий Совета – иногда вплоть до пожизненного назначения его членов. После 5 мессидора, когда стало ясно, что проект Комиссии представляет собой не «органические законы» к Конституции 1793 года, как это первоначально планировалось, а совершенно самостоятельный текст, заочная дискуссия в  приходящих в Конвент письмах разгорелась с новой силой. Остановимся на нескольких ключевых вопросах, больше всего волновавших авторов проектов. Первая проблема, которая вставала перед ними, – как именно следует избирать Директорию. Уже до 5 мессидора идея избрания исполнительной власти Законодательным корпусом практически не вызывала возражений, хотя некоторые предлагали, чтобы ее избирали выборщики или даже первичные собрания. После этой даты обсуждение данного вопроса окончательно утихает. По большому счету, основа у всех приходящих в Комиссию проектов, которые касались этой проблемы, становится одна и та же: Директорию избирает Законодательный

корпус. Все остальные предложения (например, отдающие приоритет первичным собраниям или рассматривающие обе власти как единое целое) можно считатьмаргинальными. Вторая характерная черта ряда проектов – взгляд на исполнительную власть как на часть законодательной (здесь могли сказаться как воспоминания о монархии, так и влияние Конвента и его комитетов). При этом авторы,