Внутренняя политика при Николае 1

В понятие "народность" вкладывалось отсутствие якобы социальной розни в России, "единство" народа и "единение" его с царем. " .Под "народностью" разумелся казенный патриотизм - безусловное преклонение перед правительственной Россией, перед ее военной мощью и полицейской выправкой, перед Россией в ее официальном облике, "в противоположность России по бумагам с Россией в натуре", по выражению историка М. П. Погодина, перед Россией декоративной, в казенном стиле, притворно уверенной в своих силах, в непогрешимости и устойчивости своих порядков и умышленно закрывающей глаза на великие народно-государственные нужды".

"Во внутренней жизни  страны эта система "официальной  народности" воплощает полный застой органической, творческой деятельности и прикрывает агонию разлагавшегося старого порядка. В отношениях международных она ведет к выступлениям, полным чрезмерной самонадеянности, к политическому авантюризму, который через перенапряжение сил страны, расшатанных внутренним кризисом, увлекает государство к роковой катастрофе".

Новый университетский устав 1835 г. передавал руководство делом просвещения в руки попечителей учебных округов (назначавшихся часто из генералов) и ограничивал (но не уничтожал) университетскую автономию.

Сам министр просвещения граф Уваров был просвещенным человеком, и наука могла жить под его "отеческим" попечением. По мнению ряда современных исследователей, Уваров стремился не просто пресечь нежелательные тенденции в духовном развитии страны, но и направить его в нужное русло, до известной степени поощряя просвещение. В Московском университете в уваровскую эпоху действовала блестящая плеяда профессоров - Т. Н. Грановский, Н. Д. Кавелин, П. Г. Редкий и другие ("золотой век" Московского университета).

Рупорами правительственной идеологии были популярные журналисты Ф. В. Булгарин и Н. И. Греч, издававшие газету "Северная пчела". Ф. В. Булгарин и Н. И. Греч являлись нештатными осведомителями III Отделения.

Когда в 1830 г. кружок Пушкина, Дельвига и Вяземского стал издавать "Литературную газету", то Булгарин, боявшийся конкуренции, стал яростно травить газету. Сначала Булгарин не задевал самого Пушкина, но позже в "Северной пчеле" напечатал против него грязный пасквиль. На это Пушкин ответил следующей эпиграммой.

Не то беда, Авдей Флюгарин,

Что родом ты не русский барин,

Что на Парнасе ты цыган,

Что в свете ты Видок Фиглярин:

Беда, что скучен твой роман.

Правящая верхушка пыталась исторически и теоретически обосновать "теорию официальной народности", придать ей национальную окраску, вывести "устои" русской жизни из особенностей исторического развития России.

Наиболее обстоятельно эта теория была развита и обоснована в трудах профессора-историка Московского университета М. П. Погодина. Он исходил из противопоставления истории России и стран Западной Европы. В России, писал Погодив, сложился особый тип власти, основанный на "единении" царя и народа. И даже крепостное право у Погодина, который сам был в прошлом крепостным, вызывает умиление, поскольку оно "сохраняет в себе много патриархального": хороший помещик является "благодетелем" своих крестьян. Сохранение самобытности России - залог того, что и в будущем Россия станет развиваться не путем революций, как на Западе, а "мудрым попечением" самодержавной власти.

Прямее, проще и воинственнее эту же концепцию проводил профессор литературы С. П. Шевырев, который в своих писаниях резко противопоставлял "разлагающийся и гниющий" Запад, одержимый "злым заразительным недугом, окруженный атмосферою опасного дыхания" нашей "святой Руси", которая крепка "тремя коренными чувствами" - самодержавием, православием и народностью.

Неотъемлемую черту идеологической доктрины "официальной народности" составлял квасной патриотизм, призванный способствовать максимальному искажению реальной действительности. Апофеозом его служат известные слова шефа жандармов А. X. Бенкендорфа относительно прошлого, настоящего и будущего России: "Прошедшее России удивительно, ее настоящее более, чем великолепно, что же касается будущего - оно выше всего, что только может представить себе самое пылкое воображение".

Другой точки зрения придерживался тонкий наблюдатель, французский путешественник маркиз де Кюстин, путешествующий по николаевской России: "Внешний порядок, царящий в России -лишь иллюзия; под ним таятся недуги, подтачивающие государственный организм. Правительство, которое ничего не стыдится, потому что оно силится все скрывать, и добивается этого, более страшно, чем прочно; в нации - недомогание, в армии - отупение, во власти - ужас, испытываемый даже теми, кто наиболее внушает страх, раболепство в церкви, лицемерие у знатных, невежество и нищета в народе и Сибирь для всех, - вот какою сделали страну необходимость, история, природа, Провидение, намерения которого всегда непроницаемы .".

Особенно усиливается реакция в последнее семилетие царствования Николая I (оно получило название "мрачного"). Европейские революции 1848-1849 гг. напугали Николая I, который переходит к системе" безудержной реакции и обскурантизма. Министром народного просвещения назначается мрачный реакционер кн. Ширинский, Шихматов. Вводится строгий надзор над университетским образованием; кафедры философии и других "вредных" наук закрываются; вводится ограниченный комплект студентов - до 300 человек на каждом факультете (кроме медицинского).

Невыносимым делается гнет цензуры, старающейся не пропустить на страницы книг и журналов западной "заразы". Известный русский историк С. М. Соловьев, современник этих событий, писал: "Фрунтовики воссели на всех правительственных местах, и с ними воцарилось невежество, произвол, грабительство, всевозможные беспорядки. Смотр стал целью общественной и государственной жизни Все делалось напоказ, для того, чтобы державный приехал, взглянул и сказал: "Хорошо! Все в порядке!" Отсюда все потянулось напоказ во внешность, и внутреннее развитие остановилось".

Революционные кружки конца 20-х - начала 30-х гг.

После 14 декабря 1825 г. позиции самостоятельно мыслящего общества были сильно ослаблены. "Тридцать лет тому назад, - писал А.И. Герцен в конце 50-х годов XIX века, - Россия будущего существовала исключительно между несколькими мальчиками, только что вышедшими из детства, а в них было наследие общечеловеческой науки и чисто народной Руси. Новая жизнь эта прозябала, как трава, пытающаяся расти на губах не простывшего кратера". Такими "мальчиками ., вышедшими из детства", были А. И. Герцен и Н. П. Огарев, которые под непосредственным влиянием восстания декабристов дали клятву на Воробьевых горах в Москве (в 1826 г.) бороться с самодержавием за волю, за освобождение народа (позднее А. И. Герцен писал, что "декабристам на Сенатской площади не хватало народа"). Покинув Россию и поселившись в Англии, Герцен и Огарев стали первыми политическими эмигрантами. В начале 50-х гг. XIX века они основали в Лондоне Вольную русскую типографию. Издаваемая ими газета "Колокол", журнал "Полярная звезда" с большим интересом читались передовыми людьми России.

Несмотря на правительственные репрессии, уже в конце 20-х годов XIX века имели место попытки продолжить революционные традиции декабристов, выразившиеся в распространении вольнолюбивых стихов, в создании нелегальных революционных кружков, в антиправительственных разговорах. Характерно, что эти попытки происходили не в Петербурге, где правительственный пресс давил всего сильнее, а в Москве или на далекой периферии. Наряду со стихотворениями А. С. Пушкина, нелегально распространялись стихи К. Ф. Рылеева, его поэма "Наливайко" и письмо к жене из Петропавловского каземата.

Общественное значение приобрело нелегальное распространение в Москве стихотворений студента А. Полежаева. Героем его шуточной поэмы "Сашка" стал вольнолюбивый студент, любивший свободу, осуждавший лесть и ханжество и мечтавший о том времени, когда будет свергнута власть "презренных палачей".

Как отклик на восстание декабристов воспринимались его стихи "Вечерняя заря":

А. Полежаев был исключен из университета и отдан в солдаты, где вскоре умер от чахотки.

Наиболее известным из кружков конца 20-х годов XIX в. являлся кружок или тайное общество братьев Критских, сложившийся в Москве в конце 1826 - начале 1827 г. и объединявший 6 членов. Все были детьми разночинцев, студенты университета. Участники организации видели будущую Россию свободной от крепостничества и самодержавия. В день коронации Николая I они разбросали на Красной площади прокламации, в которых осуждалось монархическое управление и содержался призыв к его свержению. Группа была обнаружена полицией. Все ее участники без суда, по личному повелению царя, были заключены в казематы Соловецкого монастыря, а через 10 лет отданы в солдаты.

Ведущее место в революционном движении начала 30-х годов [ XIX в. принадлежало Московскому университету, среди студенчества которого или при его участии возникали многочисленные кружки, связанные с именами Н. П. Сунгурова, В. Г. Белинского, Н. В. Станкевича, А. И. Герцена и Н. П. Огарева.

Выпускник Московского университета Н. П. Сунгуров в 1831 г. организовал тайное общество, считавшее своей главной целью введение конституционного строя в России, который ограничит деспотизм ; монархов и даст свободу гражданам. В него входило 26 молодых студентов. В плане сунгуровцев было много наивного и незрелого. Это нелегальное общество было разгромлено в самом начале.

В самом начале 30-х годов в Московском университете сложилось «литературное общество 11 нумера» (название произошло от номера комнаты, где жили и собирались его участники). Это был дружеский литературный кружок, в центре которого стоял будущий критик В. Г. Белинский. Реальная русская жизнь, судьбы страны, ужас крепостного права, протест против "гнусной российской действительности" - вот основные вопросы, которые волновали собиравшихся единомышленников. Здесь студенты читали и обсуждали произведения Пушкина, ненапечатанную еще тогда комедию Грибоедова "Горе от ума", стихи Полежаева, обсуждали проблемы философии, эстетики, однако больше всего их волновала реальная жизнь. Белинский прочитал здесь свою юношескую драму "Дмитрий Калинин", в которой выражался резкий протест против крепостничества, подавления одних людей другими.

Белинский был изгнан из университета с лицемерной формулировкой "по слабости здоровья и ограниченности способностей" (предлогом стала продолжительность болезни Белинского - с ; января по май 1832 г.). Белинский был вынужден заниматься v корректорской работой, переписывать бумаги, пробиваться частными уроками и в то же время заниматься самообразованием. В это время он вошел в новый кружок из студентов и выпускников университета, группировавшийся вокруг Н. В. Станкевича (183Ы839). Кружок ( Станкевича состоял из людей, интересовавшихся, главным образом, вопросами философии и этики, и развивался под влиянием идей немецкого философа Шеллинга, проповедовавшихся профессорами В Павловым, у которого Станкевич и жил, и Надеждиным.

Кружок Станкевича оказывал заметное влияние на идейную жизнь общества. Из него вышли будущие славянофилы (К. С. Аксаков, Ю. Ф. Самарин), западники (Т. Н. Грановский, В. П. Боткин), революционеры (В. Г. Белинский, М. А. Бакунин), К. Д. Кавелин. Взгляды членов кружка были умеренны: распространение просвещения, которое само собою якобы должно привести к изменению "быта общественного".

В 1831 году сложился кружок А. И. Герцена и Н. П. Огарева, который имел острую политическую направленность. Целью кружка, в который входили Н. И. Сазонов, Н. М. Сатин, Н. X. Кетчер, В. В. Пассек и другие, было революционное преобразование России. "Мы подали друг другу руки, - вспоминал Герцен, - и пошли проповедовать свободу и борьбу во все четыре стороны нашей молодой Вселенной". Идеология кружка была расплывчата и политически незрела. "Идеи были смутны, - писал Герцен, - мы проповедовали декабристов и французскую революцию, конституционную монархию и республику; чтение политических книг и сосредоточение сил в одном обществе, но пуще всего проповедовали ненависть ко всякому насилию, ко всякому правительственному произволу .". Позже Герцен и его друзья обратились к утопическому социализму, и прежде всего, к сен-симонизму. Герцен и Огарев не отказались также и от политической борьбы и оставались "детьми декабристов".

В 1834 г. Герцена и Огарева арестовали за пение песен, наполненных "гнусными и злоумышленными" выражениями в адрес царя, и после длительного тюремного следствия выслали без суда: Герцена - на службу в Пермь, Вятку, а затем во Владимир, Огарева - в Пензу.

Революционный подъем начала 30-х годов XIX в. в Западной Европе сменился полосой упадка, торжества реакционных сил. Для этого времени особенно характерны настроения пессимизма, отчаяния, неверие в возможность борьбы за лучшее будущее. Эти настроения нашли яркое отражение в первом "Философическом письме" П. Я. Чаадаева, опубликованном в 1836 году в журнале "Телескоп".

Друг А. С. Пушкина и декабристов, офицер в царствование Александра I, П. Я. Чаадаев тяжело переживал поражение восстания декабристов, ушел в отставку. Произведения Чаадаева свидетельствовали о том, что их автор пришел к самым пессимистическим выводам, которые заключали в себе страстные нападки на Россию, ее отсталость, некультурность, ничтожность ее истории, убожество ее настоящего. Потеряв надежду на возможность общественного прогресса в России, он писал: "Окиньте взглядом все пережитые нами века . вы не найдете ни одного приковывающего к себе воспоминания . Мы живем лишь в самом ограниченном настоящем, без прошедшего и без будущего, среди плоского застоя . Одинокие в мире, мы миру ничего не дали, ничего у мира не взяли .".