Эволюционный метод

Сторонники структурно-функционального  подхода отказались от принципов

историзма и эволюционизма в объяснении общественных явлений. Они

рассматривали культуру как подсистему целостной социально-культурной

структуры, каждый элемент которой выполняет как  бы служебную роль в общей системе регуляции. В рамках этого направления англо-американская

антропологическая школа (А. Кребер, Р. Бенедикт, М. Мид, Б. Эванс-Причард и др.) накопила большой материал, описывающий обычаи, нравы, образ жизни так называемых примитивных народов: индейцев Северной и Южной Америки, австралийских аборигенов, африканских племен. Позднее были проведены исследования малых народов Индии, стран Юго-Восточной Азии и т.д. Обобщение этого материала в работах английских ученых: культуролога Б. Малиновского и этнографа А. Радклифф-Брауна — выразилось в основных постулатах функционализма:

1. Существует  общее функциональное единство  общества, выражающееся во

взаимосвязи социальных и культурных структур. Культура представляет собой интегрированную целостность, в которой каждый элемент отвечает определенной потребности всей целостности (или тех или иных ее компонентов), выполняя конкретную часть работы.

2. Дифференциация  функций поддерживается дифференциацией структур,

складывающихся  в упорядоченную систему.

3. Именно постоянное  поддержание всех элементов культуры (производственные навыки, ритуалы, нормы и т.д.) обеспечивает единство общества.

Эти положения  разрабатывались в основном в  рамках культурной антропологии, имевшей дело с обществами, которые, казалось, навеки застыли в своем социо-культурном облике, постоянно воспроизводя, но не изменяя свою социальную организацию, формы поведения, материальные и духовные атрибуты быта.

Методология функционализма неизбежно вела к тому, что объект исследований (этническая общность или городская группа) рассматривался вне исторического времени, как замкнутая система, не изменяющаяся и не развивающаяся, а лишь постоянно воспроизводящая свою собственную структуру. На базе разработанных в культурной антропологии функционалистских моделей оказалось невозможным подняться до макроструктуры сложных национальных обществ, от статического

описания социальных связей и функций до теоретического охвата социальной динамики.

Выявилось, что  даже системы и связи родства, считавшиеся устойчивой основой социальной организации, сами претерпевают заметные изменения и все глубже интегрируются в систему более широких социально-экономических, политических или культурных отношений. Меняются также символы, нормы и представления.

Дальнейшая разработка общей системно-функциональной теории в применении к сложным социальным обществам считается заслугой в основном крупных американских теоретиков Т.Парсонса (1902—1979) и Р.Мертона (р. 1910) совместно с другими социологами. Конечно, целостное рассмотрение этих концепций — сфера общей социологии, но ее существенным компонентом стал анализ нормативно-ценностных и символических средств регуляции социальной жизнедеятельности, т.е. того, что относится к сфере социологии культуры. Как мы увидим в дальнейшем, существенные стороны концепций Парсонса и Мертона встроены в общую теорию социологии культуры. Однако важно видеть, в каком направлении происходило совершенствование и усложнение функционального анализа.

Функционализм помог избавиться от того идеологического неприятия

неевропейских культур, которое получало оправдание, характеризуя их как

“примитивные” и “слаборазвитые”, и давало тем  самым оправдание для режима колониального управления. С цивилизованной точки зрения подлежали бесспорному осуждению и устранению различные “предрассудки”, “отжившие” нормы, “нелепые и вредные” ритуалы колдовства, преследования ведьм, кастовые ограничения и т.д. Избавление от всякого рода “пережитков” дает возможность введения иных, альтернативных и более действенных способов достижения реального эффекта. Развитие здравоохранения, просвещения, изменение быта и повышение статуса низших каст, отмена полигамии и паранджи должны

осовременить  общество, придать ему цивилизованный характер.

В опровержение такого рода поверхностного подхода  функционалисты показывали действительное значение различных факторов культурной регуляции. Обычным примером в культурной антропологии или религиеведении стали ритуалы, посвященные вызыванию дождя, повышению плодородия или исцелению от болезни, поклонение священным предметам или преследования ведьм. С точки зрения здравого смысла подобные верования и основанные на них действия — “пережитки” или “предрассудки”, исчезающие при свете разума. Более того, они могут оказаться вредоносными (организуется травля невинных людей, крестные

ходы и целования иконы во время эпидемии могут способствовать ее распространению и т.д.).

Однако для  этнографа или религиеведа, рассуждающего по функционалистской методике, такого рода ритуалы и верования выполняют значимую функцию, так как укрепляют веру индивидов или различного рода общностей в избавление от напастей и невзгод, способствуют сплочению общины и т.д. Верования, кажущиеся иррациональными и не отвечающие практическим критериям, а имеющие лишь символический смысл, создают привычную осмысленность мира, в котором человек может ориентироваться и на который он сам или общность может оказывать некоторое воздействие путем координации поведения многих своих членов.

Несмотря на прочный статус в академической  науке и в общественной мысли, структурный функционализм был подвергнут резкой критике и в 60—70-х гг. Она была направлена против присущего функционализму уподобления культуры органическим системам. Особенно возражали критики против идеологической ориентированности функционализма на рассмотрение общества как стабильной интегрированной целостности, отмечая неспособность его дать адекватное описание и анализ противоречий и конфликтов. Зарождаясь в противостоянии эволюционизму, функционализм оставлял без содержательного рассмотрения процессы генезиса социальных норм и ценностей, механизмы их изменения или

исторической  преемственности. Поэтому при рассмотрении кризисных и

меняющихся состояний в культуре функционализм уступает свое место другим подходам.

Развернутой критике  функционализм Т.Парсонса подверг известный американский социолог Р.Миллс. Как он показал, в рамках этой теории не может быть эффективно сформулирована идея конфликта, нельзя понять механизм ценностных разногласий и структурных антагонизмов, оппозиционных движений и революций.

Как предполагается, система, будучи однажды установленной, является не

только устойчивой, но и в сущности гармоничной, нарушения тоже должны быть “введены в систему”. Как писал Р.Миллс, идея нормативного порядка ведет нас к принятию гармонии интересов как естественной черты любого общества.

Встроенное в  общую теорию Парсонса положение  о наличии исходного единства и примирения интересов, устранения противоречий и снятия конфликтов лишает эту теорию, по мнению Р.Миллса, возможности влиять на социальные и культурные изменения, т.е. историю.

Кроме того, принцип  функциональности не позволяет выяснить, в какой степени узаконены социальные структуры и политические институты, каковы основы существования оппозиции и движений протеста. В нормативно регулируемых социальных структурах, как их замыслили представители Высокой Теории, не находит места коллективное поведение угнетенных масс или возбужденных толп, освободительные движения, которыми отмечена наша эпоха. Более того, любая систематическая концепция хода истории, ее механизмов и процессов плохо согласуется с этой теорией, так как в истории действуют многие разнородные факторы. Социальные общности отличаются друг от друга не только по степени, но и по типам единства. Как интеграция общества, так и его развитие происходят под воздействием разных причин (в том числе экономические связи, право, насилие и т.д.). Отвергая универсальные макросоциологические теории,

Р.Миллс полагает, что плодотворность научного поиска может быть обеспечена только наличием многих подходов, сопоставляемых с эмпирическими данными.

                 3. Диффузионизм и символический  интеракционизм                

                                3.1 Диффузионизм                               

В начале XX в. в  противовес эволюционизму, замыкавшему рамки исследования рассмотрением внутренних изменений в отдельных обществах, ряд этнологов, социологов и культуроведов развивают концепцию диффузионизма, т.е. распространения культуры из одного центра в другой. Такой подход позволил обратиться к изучению взаимодействия между культурами, раскрыть механизм освоения достижений других народов, дающий возможность обществу не проходить положенные стадии развития. Основными средствами распространения чужой культуры диффузионизм признавал войны и завоевания, колонизацию, торговлю и миграции, добровольное подражание, взаимное признание и т.д. В русле диффузионизма разрабатывались концепции культурных ареалов, или же

сетей распространения, либо отдельных элементов культуры (злаков, денег,

письменности, технологий и т.д.).

В рамках теории культурных центров распространение культуры изображалось как потоки рассеивания изобретений из “колыбели цивилизации”, на роль которой обычно выдвигали Шумер, Древний Египет, долину реки Хуанхэ. В литературоведении убедительным примером диффузионизма служат “бродячие сюжеты”, известным примером которых могут служить сказки “Тысячи и одной ночи”.

                        3.2 Символический интеракционизм                       

Теория символов разрабатывается прежде всего в различных гуманитарных науках: филологии, эстетике, искусствознании, философии, социальной психологии (а также как особое направление в логике и математике). Особое значение для понимания роли символики в культуре имели работы немецкого философа Э.Касси-рера, психоанализ З.Фрейда и К.Юнга.

Существует разработанная  теория символических форм, через  которые

человеческое  сознание поддерживает постоянную связь с окружающим миром. Для культурологии эта сфера стала важным предметом изучения в силу того, что она выступает как посредник человеческой деятельности и общения. Для функционализма в основном достаточно объяснять субъективную сторону исходя из интересов участников действия, направленного на достижение утилитарной цели. Но теория символического взаимодействия позволяет раскрыть значение широкого круга символов, которые стимулируют сложное сочетание мотивов, играющих столь большую роль в обеспечении деятельности и общения.

Все формы общественной деятельности пронизаны символикой. Но это происходит в разной степени, так как религия и политика подвержены символизации в большей степени, чем экономика. Молитвы, кресты и ритуалы в одной сфере, флаги, лозунги и митинги в другой — обычные примеры проявления символического взаимодействия.

После работ Т.Парсонса стало принято расширять сферу символических средств, несущих важную нагрузку в социальном взаимодействии. В экономической сфере таким символическим посредником становятся деньги, а в политике — власть, но постольку, поскольку она опирается не на принуждение, а на добровольное вовлечение   участников   в   политические   действия, т.е. на  политическую культуру.

В ходе символического взаимодействия (интеракционизма) индивид  осваивает выработанные в обществе образы и смыслы, тем самым воспринимает мотивы и стремления других людей и формирует собственные. Возникает цепочка связей: стимул — знак — мотив — самосознание.

При такой трактовке  термин “интеракционизм” приобретает индивидуально-психологический смысл, обозначая процесс соотнесения индивида с большим или малым коллективом через подключение знаковых средств. При более широкой трактовке он может включать в себя такое важное измерение культуры в целом, как ее коммуникативная функция, обеспечивающая связь между различными горизонтальными и вертикальными группами, между поколениями, разными культурами и т.д.

Важной заслугой “интеракционистов” было изучение соотношения  между

символическими  и функциональными сторонами социального процесса. Уже в этикете, представляющем собой изначально соединение функции социализации с символикой общения, возникает расхождение между почтительно аффективной символикой и реальным отношением. За внешними манерами, выражающими приязнь и почтение, могут скрываться нейтральные или прямо негативные отношения. И хотя этикет может способствовать поддержанию социально необходимого минимума

приличий, они  могут принимать характер лицемерия или скрытой внутренней враждебности.

Другим обычным  примером подобного расхождения  функции и символа служит принятая в образовании экзаменационная система или же защита диссертации, которую далеко не всегда можно оправдать с точки зрения целесообразности, так как ни то, ни другое не обеспечивает гарантии объективной оценки знаний. Но, несмотря на все содержательные нововведения, эти процедуры сохраняют свое внешнее символическое значение как знак признания в научном сообществе.