Культурогенез

Таким образом, по вышеперечисленным версиям нельзя рассматривать человека главным «виновником» по изготовлению орудий труда. Он использует, прежде всего, свой ум, производящий символы, и основной акцент в его деятельности – его собственный организм. Пока человек не сделает из себя самого «нечто», он мало, что мог сделать в окружающем мире.

Делая вывод  по названной концепции, эти ученые считают, что труд, рассматриваемый  в ней как процесс взаимодействия человека с природой, позволил ему  осуществлять преобразовательную функцию, осуществляя цель, определяющую способ и характер его действий. Однако, труд – это еще не причина, согласно которой обезьяна превратилась в человека. И эволюционная теория, которая здесь берется за основу, бессильна. Предполагается, что появление человека связывается с качественными прорывами в живой материи, которая по пока невыясненным причинам, стала одухотворенной, мыслящей. А культура – это радикальный сдвиг в развитии окружающего мира.

Итак, орудийно-трудовая концепция подтвердила мысль  о том, что труд сотворил человека и культуру как способ его жизнедеятельности и стал сильным импульсом, приведшим к культурогенезу, а социальный механизм воспроизводства человеческой деятельности значительно расширил пространство культуры. Труд - это то, что отделяет человека от природного царства, подразумевая под ним специфический способ жизнедеятельности, приведшей к культуре.

2.2 Психоаналитическая  версия культурогенеза

Древний человек  скорее проявил себя как искатель смысла, творец видений, нежели как homo faber. Американский культуролог Теодор Роззак утверждает: до наступления палеолитической эры господствовала другая – палеотаумическая (от двух греческих слов – «древний» и «достойный удивления»). Еще не было никаких орудий труда, но уже была магия. Мистические песнопения и танцы составляли сущность человеческой природы и определяли его предназначение еще до того, как первый булыжник был обтесан для топора.

Основатель  психоанализа З. Фрейд в книге  «Тотем и табу» пытался раскрыть культурогенез через феномен  первобытной культуры. Он отмечал, что  возможность обнажить первоначальные слои человеческого творчества позволяют подойти к выяснению специфики культуры в целом. Фрейд пытается разгадать первоначальный смысл тотемизма. Вместе с тем он показывает, что для истолкования феномена культуры огромное значение имеет система запретов, то есть табу.

По мнению Фрейда, всякий, кто подходит к проблеме табу со стороны психоанализа, то есть исследования бессознательной части  индивидуальной душевной жизни, тот  после недолгого размышления  скажет себе, что эти феномены ему  не чужды. Всем известны люди, которые создали для себя табу, и крайне строго их соблюдают. Точно так же чтят свои запреты дикари. Часть запрещений сама собой понятна по своим целям, другая, напротив, кажется бессмысленной.

Фрейд рассматривает  табу как результат амбивалентности чувств. Человек, как он разъясняет, обладает свойством, которого нет в животном мире. Но это качество не прирождено человеку, не соприродно ему. Оно возникает неожиданно, случайно, хотя и не бессмысленно, потому что в самой природе человека заложена возможность такого благоприобретения. Речь идет о совести как даре, выделившем человека из царства животных и создавшем феномен культуры.

Фрейд выводил  феномен совести из первородного греха, совершенного пралюдьми, - убийства первобытного “отца”. Сексуальное соперничество детей с отцом привело к тому, что они у истоков истории решили избавиться от него. Вот почему дети убили главу рода, а затем закопали его. Однако этот поступок не прошел для них бесследно. Страшное преступление пробудило раскаяние. Дети поклялись больше не совершать таких деяний. Так произошло, по Фрейду, рождение человека из животного. Раскаяние породило и феномен культуры как средства преодоления навязчивых видений.

Но как могло  проявить себя чувство, которое прежде не было свойственно человеку? На этот вопрос Фрейд отвечает: “Я должен утверждать, как бы парадоксально это ни звучало, что чувство вины существовало до поступка….Людей этих с полным правом можно было бы назвать преступниками вследствие сознания вины”. По убеждению Фрейда темное ощущение изначальной вины имело своим источником комплекс Эдипа.

Каждая культура, по словам Фрейда, создается принуждением и подавлением первичных позывов. При этом у людей имеются разрушительные, следовательно, противообщественные  и антикультурные тенденции. Этот психологический факт имеет решающее значение для оценки человеческой культуры. Культурогенез, следовательно, обусловлен наложением запретов. Благодаря им культура безвестные тысячелетия назад начала отделяться от первобытного животного состояния.

Речь идет о  первичных позывах кровосмешения, каннибализма и страсти к убийству. Главная задача культуры, по Фрейду, настоящая причина ее существования  в том и состоит, чтобы защищать нас от природы. Фрейд считал, что  религия оказала культуре огромные услуги. Она активно содействовала укрощению асоциальных первичных позывов.

Пожалуй, стремление Фрейда преодолеть эволюционно-орудийную  концепцию культурогенеза заслуживает  внимания. Он пытается подойти к  этой проблеме через истолкование психической деятельности человека как существа, не обладающего феноменом совести. Эволюция, таким образом, выглядит как такой процесс, в ходе которого выявляется нечто радикально иное, хотя и заложенное в поступательном движении живой материи.

Фрейд пытается соединить собственную концепцию культурогенеза с представлениями об орудийно-эволюционном  характере антропогенеза. “Заглядывая достаточно далеко в прошлое, можно сказать,- пишет он,- что первыми деяниями культуры были – применение орудий, укрощение огня, постройка жилищ. Среди этих достижений выделяется, как нечто чрезвычайное и беспримерное,- укрощение огня, что касается других, то с ними человек вступил на путь, по которому он с тех пор непрерывно и следует: легко догадаться о мотивах, приведших к их открытию”.

Концепция культурогенеза З. Фрейда подвергается достаточно аргументированной  критике Ф. Боасом, А. Кребером, Б. Малиновским, У. Риверсом и другими учеными. Они  считают, что тотемизм не является формой религии, а значит, эта концепция  несостоятельна.

2.3 Концепция игрового генезиса культуры

Многие европейские  философы и культурологи усматривают источник культуры в способности человека к игровой деятельности. Игра в этом смысле оказывается предпосылкой происхождения культуры. Различные версии такой концепции находим в творчестве Г. Гадамера, Е. Финка, Й. Хейзинга. В частности, Г. Гадамер анализировал историю и культуру как своеобразную игру в стихии языка, внутри которой человек оказывается в радикально иной роли, нежели та, которую он способен нафантазировать.

Голландский историк  культуры Й. Хейзинга в книге «Homo Ludens» отмечал, что многие животные любят играть. По его мнению, если проанализировать любую человеческую деятельность до самых пределов нашего познания, она покажется не более чем игрой. Вот почему автор считает, что человеческая культура возникает и развертывается в игре. Сама культура носит игровой характер. Игра рассматривается в книге не как биологическая функция, а как явление культуры и анализируется на языке культурологического мышления.

Хейзинга считает, что игра старше культуры. Понятие  культуры, как правило, сопряжено с человеческим сообществом. Человеческая цивилизация не добавила никакого существенного признака к общему понятию игры. Все основные черты игры уже присутствуют в игре животных. “Игра как таковая перешагивает рамки биологической или, во всяком случае, чисто физической деятельности. Игра – содержательная функция со многими гранями смысла”.

Каждый, по мнению Хейзинги, кто обращается к анализу  феномена игры, находит ее в культуре как заданную величину, существовавшую прежде самой культуры, сопровождающую и пронизывающую ее с самого начала до той фазы культуры, в которой живет сам. Важнейшие виды первоначальной деятельности человеческого общества переплетаются с игрой. Человечество все снова и снова творит рядом с миром природы второй, измышленный мир. В мифе и культе рождаются движущие силы культурной жизни.

По мнению Хейзинги игра – это прежде всего свободная  деятельность. Она не есть “обыденная”  жизнь и жизнь как таковая. Она необходима индивиду как биологическая  функция. А социуму нужна в силу заключенного в ней смысла, своей выразительной ценности.

Голландский историк  культуры был убежден в том, что  игра скорее, нежели труд, была формирующим  элементом человеческой культуры. Раньше, чем изменять окружающую среду, человек  сделал это в собственном воображении, в сфере игры.

Хейзинга оперирует  широким понятием культуры. Она не сводится к духовной культуре, не исчерпывается  ею, тем более не подразумевает  преобладающей ориентации на культуру художественную.

Понятное дело, уязвимость концепции Хейзинги не в идеализме как таковом. Правильно подчеркивая символический характер игровой деятельности, Хейзинга обходит главный вопрос культурогенеза. Все животные обладают способностью к игре. Откуда же берется “тяга к игре”? Л. Фробениус отвергает истолкование этой тяги как врожденного инстинкта. Человек не только увлекается игрой, но создает также культуру. Другие живые существа таким даром почему-то не наделены.

Пытаясь решить эту проблему, Хейзинга отмечает, что  архаическое общество играет так, как играет ребенок, как играют животные. Внутрь игры мало-помалу проникает значение священного акта.

Когда Хейзинга говорит об игровом элементе культуры, он вовсе не подразумевает, что игры занимают важное место среди различных  форм жизнедеятельности культуры. Не имеется в виду и то, что культура происходит из игры в результате эволюции. Не следует понимать концепцию Хейзинги в том смысле, что первоначальная игра преобразовалась в нечто, игрой уже неявляющееся, и только теперь может быть названо культурой.

Культура возникает  в форме игры. Вот исходная предпосылка  данной концепции. Культура первоначально  разыгрывается. Те виды деятельности, которые прямо направлены на удовлетворение жизненных потребностей (например, охота), в архаическом обществе предпочитают находить себе игровую форму.

Концепция игрового генезиса культуры поддерживается в  современной философии не только Хейзингой. Обратимся к работе известного феноменолога Е.Финка “Основные  феномены человеческого бытия”. В  типологии автора их пять – смерть, труд, господство, любовь и игра. Последний феномен столь же изначален, сколь и остальные. Игра охватывает всю человеческую жизнь до самого основания, овладевает ею и существенным образом определяет бытийный склад человека, а также способ понимания бытия человеком.

Игра, по мнению Финка, пронизывает другие основные феномены человеческого существования. Игра есть исключительная возможность  человеческого бытия. Играть может  только человек. Ни животное, ни Бог  играть не могут.

Эти утверждения  нуждаются в пояснении, поскольку они противоречат привычному жизненному опыту. ”Каждый знает игру по своей собственной жизни, имеет представление об игре, знает игровое поведение ближних, бесчисленные формы игры, цирковые массовые представления, развлекательные игры и несколько более напряженные, менее легкие и привлекательные, нежели детские игры, игры взрослых; каждый знает об игровых элементах в сфере труда и политики, в общении полов друг с другом, игровые элементы почти во всех областях культуры”.

Трактуя игру как  основной феномен человеческого бытия, Финк выделяет ее значительные черты. Игра в его трактовке – это импульсивное, спонтанно протекающее вершение, окрыленное действование, подобное движению человеческого бытия в себе самом. Чем меньше мы сплетаем игру с прочими жизненными устремлениями, чем бесцельней игра, тем раньше мы находим в ней малое, но полное в себе счастье.

С игрой у  Финка связано происхождение  культуры, ибо без игры человеческое бытие погрузилось бы в растительное существование. По мнению Финка, человеческую игру сложно разграничить с тем, что в биолого-зоологическом исследовании поведения зовется игрой животных. Поскольку для человека игра объемлет все, она и возвышает его над природным царством. Здесь возникает феномен культуры.

2.4 Символическая концепция культурогенеза

Концепция символического, игрового приспособления к природному миру разработана в трудах Э. Кассирера. Отметим также, что социокультурная  ориентация философии обострила  интерес к категории символа, символического. Символическое стало фундаментальным понятием современной философии наряду с такими, как наука, миф, тело, субъект и т.п.

Поле исследований символического велико: философская  герменевтика (Г .Гадамер), философия  культуры (Й. Хейзинга), философия символических  форм (Э. Кассирер), архетипы коллективного бессознательного (К. Юнг), философия языка (Л. Витгенштейн, Ж. Лакан и др.). Исследования символического представлены в концепции символического интеракционизма (Дж. Мид. Г. Блумер, И. Боффман), где символическое рассматривается как “обобщенный” другой”.

Кассирер намечает подступы к целостному воззрению  на человеческое бытие как протекающее  в символических формах. Он обращается к трудам биолога И. Юкскюля, последовательного  сторонника витализма. Ученый рассматривает  жизнь как автономную сущность. Каждый биологический вид, развивал Юкскюль свою концепцию, живет в особом мире, недоступном для всех иных видов. Вот и человек постигал мир по собственным меркам.