Теория культуры Лотмана

Введение 3

1.  Ю. М. Лотман 4

1.1. История научного пути 4

2. Теория культуры Ю.М. Лотмана 7

2.1. Культура как генератор кодов 7

3. Теоретический  вклад в теорию  знаковых систем Ю.М. Лотмана 12

3.1. Подход и  анализ знаковых систем Ю.М. Лотмана 12

Заключение 18

Список литературы. 19

 

Введение

Ю.М. Лотман, чье имя, как  пишут неоригинальные журналисты, не нуждается в представлении,   действительно  широко  известен  на   всем  постсоветском пространстве и вряд ли можно найти образованного человека, который бы никогда не слышал или не читал о нем. Однако, как правило, Лотмана только и знают что "понаслышке" и имеют весьма отдаленное представление о тематике, характере и интересах его работ. Такое положение дел обьясняется, конечно же, необыкновенной  разносторонностью интересов и поисков самого Юрия Михайловича, но не в последнюю очередь и сложностью проникновения в тот мир высокой филологии и семиотических штудий, в котором он жил. Вместе с тем, как это ни странно, тот комплекс идей, который был выработан Лотманом и другими участниками Тартуско-московской семиотической школы, не нашел практически никакого освещения.  
          Убедительным примером того, как в советской России, даже в условиях цензурного удушения гуманитарных наук, смогла плодотворно развиваться новаторская культурологическая мысль, является творчество выдающегося ученого — Юрия Михаиловича Лотмана (1922— 1993). История и теория культуры были поставлены Лотманом на прочную почву новых филологических дисциплин — семиотики и структурализма, подкрепленных огромным фактическим материалом отечественной культуры.

Целью моей контрольной работы было решить такие задачи как:

Ознакомиться с биографией научного пути Ю.М. Лотмана,

Рассмотреть вклад в теорию  культуры знаковых систем Ю.М. Лотмана. 

Изучить общие характеристики семиотического подхода Ю.М. Лотмана.

 

 

 

 
1.  Ю. М. Лотман

1. История научного пути

Убедительным примером того, как в советской России, даже в  условиях цензурного удушения гуманитарных наук, смогла плодотворно развиваться  новаторская культурологическая мысль, является творчество выдающегося ученого  — Юрия Михаиловича Лотмана (1922— 1993). История и теория культуры были поставлены Лотманом на прочную почву новых филологических дисциплин — семиотики и структурализма, подкрепленных огромным фактическим материалом отечественной культуры.

Ю.М. Лотман  вырос в семье потомственных  петербургских интеллигентов. В  1939 г. он поступил на филологический  факультет Ленинградского университета, но вскоре был призван в  армию и с начала войны оказался  на фронте; простым солдатом и  сержантом прошел пути отступления  и наступления, вплоть до Берлина.  В 1946 г. он демобилизовался  и успешно продолжал учебу  в университете, который закончил  в 1950 г. Однако, несмотря на  фронтовые ордена и диплом  с отличием, ему по причине  еврейского происхождения не  удалось поступить в аспирантуру,  и он уехал работать в Эстонию,  которая до конца жизни стала  его второй родиной. Там, вдали  от официальной советской науки  и как бы в тени от нее,  он быстро вырос в незаурядного  ученого; в 1963 г. получил звание  профессора и много лет заведовал  кафедрой русской литературы (1960—1977). Рано заинтересовавшись семиотикой  и структурализмом, применив эти  новые науки к изучению русской  культуры, Лотман, несмотря на замалчивание  его трудов, сумел объединить  вокруг себя многих независимо  мыслящих ученых и стал общепризнанным  основателем Тартусско-московской семиотической школы, получившей широкое международное признание. В постсоветской России его имя стало одним из немногих, не запятнанных идейным сотрудничеством с тоталитарным режимом.  Как культурологу Россия обязана  Лотману глубокими исследованиями отечественных традиций, духовной жизни  и быта, преимущественно XIII—XIX вв., в  частности таких фигур, как Радищев, Карамзин, декабристы, Пушкин, Лермонтов, и многих других. Здесь главная  заслуга Лотмана в том, что  он способствовал очищению этих имен от пропагандистского идеологического  грима, накладывавшегося на них в  течение десятилетий официальной  советской наукой. Однако основным вкладом ученого в культурологию стали его труды по русской культуре во всех ее проявлениях под углом зрения семиотики, равно как и разработка собственной общей теории культуры. Лотман рассматривает ее как открытую знаковую систему и структуру, включающую помимо основного «штампующего» компонента — естественного языка — множество других знаковых систем, которыми являются, в частности, все виды искусства. Одновременно культура для  Лотмана — это и «текст», всегда существующий в определенном «контексте», и механизм, создающий бесконечное  многообразие культурных «текстов», и  долгосрочная коллективная память, избирательно передающая во времени и пространстве интеллектуальную и эмоциональную  информацию. Перед смертью, уже потерявший зрение, ученый надиктовал ученикам свою последнюю работу — «Культура  и взрыв» (М., 1992), в которой попытался  с позиции семиотики наметить различия между «взрывными» социокультурными процессами в России, с ее противоречивой дихотомийной культурой, и западной цивилизацией с более плавным и менее разрушительным развитием.  Больше того, в рамках символической (точнее, семиотической) школы труды Лотмана, посвященные  русской литературе, журналистике, быту, театру, кино, живописи, еще до запоздалого признания у себя на родине, стали широко известны за ее пределами и сделали их автора важнейшей фигурой мировой семиотики. Всего им было опубликовано на разных языках несколько сотен статей и книг не только по отечественной культуре, но и по русско-западноевропейским связям, что делает его виднейшей фигурой духовного единства Европы и России. 1

 

 

2. Теория культуры Ю.М. Лотмана

1. Культура как генератор кодов

 

Ю. Лотман рассматривал культуру как генератор кодов, считая, что  культура заинтересована во множестве  кодов, что не может быть культуры, построенной на одной коде. То есть и все явления культуры трактуются им как разного рода коммуникативные  механизмы, то есть как разного рода языки. Отсюда возникает приоритетность лингвистических методов для  их анализа, использование терминов словарь или грамматика для описания совершенно далеких от естественного  языка коммуникативных явлений.

Определение такой роли естественного  языка и лингвистического механизма  связано также с рассмотрением  первичных и вторичных моделирующих систем как объекта семиотики. Под первичным понимался язык, а вторичные - литература, театр, кино - принимали на себя большое число языковых характеристик, поскольку базировались на языке. Отсюда следовала значимость именно лингвистического инструментария. Ю. Лотман в целом заложил основы коммуникативного анализа культуры, анализируя ее как коммуникативный механизм.

О самой коммуникации Ю. Лотман говорит как о переводе текста с языка моего "я" на язык твоего "ты". "Самая возможность  такого перевода обусловлена тем, что  коды обоих участников коммуникации, хотя и не тождественны, но образуют пересекающиеся множества" ²..

В том или ином виде эта  идея несовпадения кодов прослеживается у Ю. Лотмана и в других его  работах. Так, в одном из первых московских изданиях его трудов речь шла о  неоднозначности как об определяющей характеристике художественного текста. Именно эта характеристика делает возможным  постоянное обращение к литературному  тексту, его повторное чтение, поскольку в этом случае возможным оказывается получение новых знаний при чтении уже известного текста.

Для самой же литературной коммуникации Ю. Лотман предложил также  структуру смены деавтоматизации автоматизацией, заимствуя эти идеи у русских формалистов. Художественное произведение характеризует процесс остранения, создания нового взгляда даже на старый и известный объект. Но как только деавтоматизация восприятия сменяется автоматизацией, как автор текста должен предложить новую деавтоматизацию. Структура текста тогда будет состоять из цепочек деавтоматизация1 - автоматизация1, деавтоматизация2 - автоматизация2, деавтоматизация3 - автоматизация3 и т.д. Ю. Лотман отмечает в этом плане:

"Для того чтобы общая  структура текста сохраняла информативность,  она должна постоянно выводиться  из состояния автоматизма, которое  присуще нехудожественным структурам. Однако одновременно работает  и противоположная тенденция:  только элементы, поставленные в  определенные предсказываемые последовательности, могут выполнять роль коммуникативных систем. Таким образом, в структуре художественного текста одновременно работают два противоположных механизма: один стремится все элементы текста подчинить системе, превратить их в автоматизированную грамматику, без которой невозможен акт коммуникации, а другой - разрушить эту автоматизацию и сделать самое структуру носителем информации"

Феномен чтения уже известного текста приводит Ю. Лотмана к формулировке двух возможных типов получения  информации. Например, записка и  платок с узелком. Если в первом случае сообщение заключено в тексте и может быть оттуда изъято, то во втором случае сообщение нельзя извлечь  из текста, который играет чисто  мнемоническую роль. Ю. Лотман пишет:

"Можно рассматривать  два случая увеличения информации, которой владеет какой-либо индивид  или коллектив. Один - получение  извне. В этом случае информация вырабатывается где-то на стороне и в константном объеме передается получателю. Второй - строится иначе: извне получается лишь определенная часть информации, которая играет роль возбудителя, вызывающего возрастание информации внутри сознания получателя"

Именно так читал человек  прошлого, у которого могла быть только одна книга, но чтение которой все равно могло обогащать его новым знанием. Современный человек, читая книгу одна за другой, механически "складывает" их в памяти.

Эта же схема активного  потребления информации заложена и  в фольклорной коммуникации, где  вновь отсутствует сегодняшняя  форма пассивного получателя информации. "Он не только слушатель, но и творец. С этим и связано то, что столь  каноническая система не теряет способности  быть информационно активной. Слушатель  фольклора скорее напоминает слушателя  музыкальной пьесы, чем читателя романа"

Не менее существенные характеристики он обнаруживает в рамках анализа фольклорной коммуникации. В "высоком искусстве" нельзя вносить  ничего своего: бегать, кричать в  театре, трогать руками в музее, пританцовывать в балете и т.д. Ю. Лотман отмечает иное положение фольклорной аудиторий.            

"Фольклорная аудитория  активна, она непосредственно  вмешивается в текст: кричит  в балагане, тычет пальцами в  картины, притоптывает и подпевает.  В кинематографе она криками  подбадривает героя. В таком  поведении ребенка или носителя  фольклорного сознания "цивилизованный" человек письменной культуры  видит "невоспитанность". На  самом деле перед нами иной  тип культуры и иное отношение  между аудиторией и текстом.  Сопоставим скульптуру и игрушку.  Скульптура рассчитана на созерцание: она монолог, который должен  быть услышан, но не требует  ответа, она - сообщение, которое  адресат должен получить. Игрушка,  кукла не ставится на постамент  - ее надо вертеть в руках,  трогать, сажать или ставить, с ней надо разговаривать и за нее отвечать. Короче, на статую надо смотреть, с куклой следует играть".

Ю. Лотман уделял особое внимание визуальной коммуникации, подчеркивая  особый статус отражения. "Отражение  лица не может быть включено в связи, естественные для отражаемого объекта: его нельзя касаться или ласкать, но вполне может включиться в семиотические  связи: его можно оскорблять или  использовать для магических манипуляций" ³.

 На пути к изобразительной  коммуникации он различает этап  первичного кодирования, примером  чего может служить этикет  или ритуал. Театр также может  служить промежуточным кодом:  существует манера портрета, когда  модель одевалась в какой-нибудь  театральный костюм. Отдельному  рассмотрению подверглось бытовое  поведение. Ю. Лотман проанализировал  коммуникативные аспекты бытового  поведения восемнадцатого века. Так, русское дворянство после  Петра должно было обучаться  искусственными методами тому, что  люди на Западе получали в  раннем детстве. Это противоречило  принятым нормам. Голландская речь  в Голландии и в России воспринимается  по-разному. "Образ европейской  жизни удваивался в ритуализированной игре в европейскую жизнь. Каждодневное поведение становилось знаками каждодневного поведения. Степень семиотизации, сознательного субъективного восприятия быта как знака резко возросла. Бытовая жизнь приобретала черты театра" ⁴.

Углубляя дефиницию знака, Лотман предложил трактовать его как  «пучок взаимоэквивалентных элементов разных систем» (сущность этого определения сближается Р. Лахманом с диалогичностью М. Бахтина и В. Волошинова, и интертекстуальностью  Ю. Кристевой). То есть именно текст-знак является пространством переключения с одной структурной цепочки на другую (перекодировки), действует как «пучок и точка контакта, где выявляется семантический опыт». При этом в случае множественной перекодировки содержание процесса может определяться внетекстовыми структурами — литературной традицией, эстетическими кодами или другими субкодами культурной системы.

Тогда, по Лотману, культурный опыт представляется в виде процесса, происходящего в рамках семиотических  и коммуникативных структур, или  «в рамках культурного самосознания и метасистем, построенных ею для описания и организации своего семиотико-коммуникативного функционирования, и, наконец, в виде опыта существования в рамках коммуникативных механизмов культуры, которые регулируются, с одной стороны, кодами, стабилизирующими систему, и, с другой стороны, кодами, дестабилизирующими ее».

 Исходя из этих положений, Лотман строит свою концепцию функционирования культуры. Ее отношение к тем или иным знакам выражается в «самооценке» культуры, ее дескриптивной системе (в грамматиках ее самоописания)  и в том, «как порожденные культурой или релевантные для нее тексты оцениваются с точки зрения их функциональности». Через признание или отрицание знаковости культура отделяет себя от экстракультуры, которая для нее выступает в роли антикультуры (обладает негативной знаковостью) или некультуры (вообще не имеет знаков). Тогда динамика развития культуры «предстает как десемиотизация областей, которым в предшествующий период развития культуры приписывалась знаковость, и семиотизация новых областей».

 

 

            

3. Теоретический  вклад в теорию  знаковых систем Ю.М. Лотмана      

 

  Семио́тика, или семиоло́гия (греч. σημειωτική, от др.-греч. σημεῖον — «знак, признак»), — наука, исследующая свойства знаков и знаковых систем (естественных иискусственных языков).

Согласно Ю. М. Лотману, под семиотикой следует понимать науку о коммуникативных системах и знаках, используемых в процессе общения.⁵

1. Подход и  анализ знаковых систем Ю.М. Лотмана

 

Основным законом семиотики является: ни одна культура не может существовать при наличии лишь одного семиотического канала. Следовательно, всю историю культуры можно изучать как взаимодействие различных знаков и знаковых систем.

Первые шаги для развития советской семиотической науки  в послевоенные годы были сделаны  с 1960 г., когда по распоряжению Президента АН СССР А.Н. Несмеянова создали комиссию под руководством академика В.В. Виноградова  для рассмотрения вопроса: «о применении метода структурного анализа в лингвистических исследованиях». В мае 1960 г. Президиум АН принял постановление «О развитии структурных и математических методов исследования язык». Согласно данному документу, создавались структоралистические сектора в Институте языкознания, Институте русского языка. Институте славяноведения, Ленинградском отделении Института языкознания. В том числе предусматривалось и создание в системе академических институтов АН СССР НИИ по семиотике (правда, это реализовано не было).

Зато были проведены московская 1962 г. и тартуская 1964 г. конференции  по семиотике (в их названии фигурировало «структурное изучение знаковых систем»). Собственно, на них и произошло  основание московско-тартуской школы. Ее лидерами были: Ю.М. Лотман, В.А. и Б.А. Успенские, Ю.И. Левин, Б.М. Гаспаров и др. В Тартуском университете с 1964 г. издавался сборник «Труды по знаковым системам» (до 1992 г. вышло 25 выпусков) и выходило много отдельных изданий по семиотике. Наиболее актуальные изучаемые проблемы обсуждались на летних школах в Кяэрику (проводились с августа 1964 г.). При Тартуском университете была открыта лаборатория истории и семиотики. За многие годы был накоплен огромный исследовательский опыт, проведен целый ряд серьезных исследований, работы школы получили всемирное признание. Недаром Президент Эстонии в наши дни говорил о Лотмане: «Когда я приезжаю за границу, я узнаю, что, оказывается, управляю страной, где жил один семиотик» (здесь налицо сравнение с известной фразой о Пушкине, приписываемой Николаю I: «Я царствую в эпоху одного камер-юнкера»)⁶. 
          Однако в 1980-е гг., по мнению П. Торопа, статус школы стал падать. Это было связано с разрывом между «реальным научным состоянием школы и печатной манифестацией этого состояния» (задержки изданий, сокращение тиражей), а также из-за недостаточной организации введения семиотики в учебные курсы — она читалась имплицитно, в рамках всех курсов исторического и литературоведческого циклов. После смерти Ю.М. Лотмана в 1993 г. и отрывом ученых Тарту от российских коллег в результате распада СССР этот процесс усилился.