Традиции летописания. Повесть временных лет

   Возможно, в этом же летописном своде к преданиям о распространении христианства на Руси были присоединены рассказы о первых русских князьях - Олеге, Игоре, Ольге. Тогда же в рассказ о крещении Владимира могла быть вставлена другая версия того же события, согласно которой Владимир крестился не в Киеве, а в Корсуни; наконец, Никон (если именно он был составителем этого свода) ввел, вероятно, в летопись легенду, согласно которой род русских князей, занимающих великокняжеский престол в Киеве, восходит не к Игорю, а к призванному новгородцами варяжскому князю Рюрику. При этом Рюрик объявляется отцом Игоря, а киевский князь Олег превращен летописцем в воеводу, сначала Рюрика, а после его смерти - Игоря.

   Эта легенда имела свой важный политический и идеологический смысл. Во-первых, в средневековье часто объявляли родоначальником правящей династии чужеземца: это снимало (как казалось создателям подобных легенд) вопрос о старшинстве и приоритете среди местных родов. Во-вторых, признание того, что киевские князья происходят от князя, призванного славянами с тем, чтобы установить на Руси «порядок», должно было придать нынешним киевским князьям больший авторитет. В-третьих, легенда превращала всех русских князей в «братьев», утверждала законность только одного княжеского рода - Рюриковичей.

   Исследователи полагают также, что именно с 60-х гг. летописному повествованию придается характерная форма погодных (т. е. построенных по годам, «годовых») статей, которой, как уже сказано, русская летопись принципиально отличается от византийских хроник.

   Около 1095 г. создается новый летописный свод, который А. А. Шахматов предложил назвать «Начальным сводом». А. А. Шахматов убедительно показал, что «Начальный свод» сохранился в составе Новгородской 1-й летописи, хотя и в несколько переработанном виде. Поэтому мы с большой степенью вероятности можем вычленить из дошедшего до нас текста «Повести временных лет» - летописного свода, созданного на основе «Начального свода», тот объем известий, который принадлежал еще этому «Начальному своду».

   Составитель «Начального свода» продолжил свод Никона, доведя изложение событий с 1073 г. по 1095 г., и придал своему изложению в этой дополненной части особенно публицистический характер, упрекая князей за междоусобные войны, сетуя, что они не заботятся об обороне Русской земли, не слушаются советов «смысленных мужей». Помимо русских источников, летописец использовал также древнейшую русскую хронографическую компиляцию - так называемый «Хронограф по великому изложению», откуда вставил в летописный рассказ несколько фрагментов: рассказ о походе на Царьград Аскольда и Дира («Повесть временных лет» под 866 г.), рассказ о походе Игоря на Царьград (под 941 г.) и рассказ о чудесных знамениях, случившихся во времена сирийского царя Антиоха, римского императора Нерона и византийских императоров Юстиниана, Маврикия и Константина (под 1065 г.).

   В начале XII в. (полагают, что около 1113 г.) «Начальный свод» был вновь переработан монахом Киево-Печерского монастыря Нестором. Труд Нестора получил в науке название «Повести временных лет» по первым словам ее пространного заголовка: «Се повести времяньных (прошедших) лет, откуда есть пошла Руская земля, кто в Киеве нача первее княжити, и откуда Руская земля стала есть».

   Нестор был книжником широкого исторического кругозора и большого литературного дарования: еще до работы над «Повестью временных лет» он написал «Житие Бориса и Глеба» и «Житие Феодосия Печерского». В «Повести временных лет» Нестор поставил перед собой грандиозную задачу: не только дополнить «Начальный свод» описанием событий рубежа XI-XII вв., современником которых он был, но и самым решительным образом переработать рассказ о древнейшем периоде истории Руси - «откуда есть пошла Русская земля».

   Нестор вводит историю Руси в русло истории всемирной. Он начинает свою летопись изложением библейской легенды о разделении земли между сыновьями Ноя. Приводя пространный перечень народов всего мира (извлеченный им из «Хроники Георгия Амартола»), Нестор вставляет в этот перечень упоминание о славянах; в другом месте текста славяне отождествляются с «нориками» - жителями одной из провинций Римской империи, расположенной на берегах Дуная. Нестор обстоятельно рассказывает о древних славянах, о территории, которую занимали отдельные славянские племена, но особенно подробно - о племенах, обитавших на территории Руси, в частности о «кротких и тихих обычаем» полянах, на земле которых возник город Киев. Нестор уточняет и развивает варяжскую легенду Никона: упоминаемые в «Начальном своде» варяжские князья Аскольд и Дир объявляются теперь всего лишь боярами Рюрика («и было у него два мужа, не родственники его, но бояре…»), и именно им приписывается поход на Византию во времена императора Михаила. Установив по документам (текстам договоров с греками), что Олег был не воеводой Игоря, а самостоятельным князем, Нестор излагает версию, согласно которой Олег - родственник Рюрика, княживший в годы малолетства Игоря («передав княжение свое Олегу – родичу своему, - отдал ему на руки сына Игоря»).

   В то же время Нестор включает в летопись некоторые новые (сравнительно с «Начальным сводом») народно-исторические предания, такие, как рассказ о четвертой мести Ольги древлянам, рассказы о поединке юноши-кожемяки с печенежским богатырем и об осаде Белгорода печенегами.

   Итак, именно Нестору «Повесть временных лет» обязана своим широким историческим кругозором, введением в летопись фактов всемирной истории, на фоне которых развертывается история славян, а далее - история Руси. Именно Нестор укрепляет и совершенствует версию о происхождении русской княжеской династии от «призванного» норманского князя. Нестор - активный поборник идеала государственного устройства Руси, провозглашенного Ярославом Мудрым: все князья - братья и все они должны подчиняться старшему в роде и занимающему киевский великокняжеский стол.

   Благодаря государственному взгляду, широте кругозора и литературному таланту Нестора «Повесть временных лет» явилась «не просто собранием фактов русской истории и не просто историко-публицистическим сочинением, связанным с насущными, но преходящими задачами русской действительности, а цельной, литературно изложенной историей Руси».

   Как полагают, первая редакция «Повести временных лет» до нас не дошла. Сохранилась вторая ее редакция, составленная в 1117 г. игуменом Выдубицкого монастыря (под Киевом) Сильвестром, и третья редакция, составленная в 1118 г. по повелению князя Мстислава Владимировича. Во второй редакции была подвергнута переработке лишь заключительная часть «Повести временных лет»; эта редакция и дошла до нас в составе Лаврентьевской летописи 1377 г., а также других более поздних летописных сводов. Третья редакция, по мнению ряда исследователей, представлена в Ипатьевской летописи, старший список которой - Ипатьевский - датируется первой четвертью XV в.

   «Повесть временных лет» сложна по состава и разнообрана как по происхождению, так и по жанровой принадлежности. В «Повесть», помимо кратких погодных записей, вошли и тексты документов, и пересказы фольклорных преданий, и сюжетные рассказы, и выдержки из памятников переводной литературы. В ней встречается и богословский трактат - «речь философа», и житийный по своему характеру рассказ о Борисе и Глебе, и патериковые легенды о киево-печерских монахах, и церковное похвальное слово Феодосию Печерскому, и непринужденную историю о новгородце, отправившемся погадать к кудеснику.

   Природа летописного жанра весьма сложна; летопись относится к числу «объединяющих жанров», подчиняющих себе жанры своих компонентов - исторической повести, жития, поучения, похвального слова и т. д. И тем не менее летопись остается цельным произведением, которое может быть исследовано и как памятник одного жанра, как памятник литературы. В «Повести временных лет», как и в любой другой летописи, можно выделить два типа повествования - собственно погодные записи и летописные рассказы. Погодные записи содержат сообщения о событиях, тогда как летописные рассказы предлагают описания их. В летописном рассказе автор стремится изобразить событие, привести те или иные конкретные детали, воспроизвести диалоги действующих лиц, словом, помочь читателю представить происходящее, вызвать его на сопереживание.

   Так, в рассказе об отроке, бежавшем из осажденного печенегами Киева, чтобы передать просьбу княгини Ольги воеводе Претичу, не только упоминается сам факт передачи сообщения, но именно рассказывается о том, как отрок бежал через печенежский стан с уздечкой в руке, расспрашивая о будто бы пропавшем коне (при этом не упущена важная деталь, что отрок умел говорить по-печенежски), о том, как он, достигнув берега Днепра, «сверг порты» и бросился в воду, как выплыли ему навстречу на лодке дружинники Претича; передан и диалог Претича с печенежским князем. Это именно рассказ, а не краткая погодная запись, как, например: «Вятичи победи Святослав и дань на них възложи».

   В то же время и сами летописные рассказы относятся к двум типам, в значительной мере определяемым их происхождением. Одни рассказы повествуют о событиях, современных летописцу, другие - о событиях, происходивших задолго до составления летописи, это устные эпические предания, лишь впоследствии внесенные в летопись.  
   Такие эпические легенды отличает, как правило, сюжетная занимательность: события, о которых в них повествуется, значительны или поражают воображение, герои таких рассказов отличаются необыкновенной силой, мудростью или хитростью. Почти в каждом таком рассказе налицо эффект неожиданности.

   На неожиданности построен и сюжет рассказа о юноше-кожемяке (в статье 992 г.). Воевавший с Русью печенежский князь предложил Владимиру выставить из своего войска воина, который бы померился силой с печенежским богатырем. Никто не решается принять вызов. Владимир опечален, но тут к нему является некий «старый муж» и предлагает послать за своим младшим сыном. Юноша, по словам старика, очень силен: «От детьства бо его несть кто им ударил» (т. е. бросил на землю). Как-то, вспоминает отец, сын, разгневавшись на него, «преторже череви руками» (разорвал руками кожу, которую в этот момент мял: отец и сын были кожевниками). Юношу призывают к Владимиру, и он показывает князю свою силу - хватает за бок пробегающего мимо быка и вырывает «кожю с мясы, елико ему рука зая». Но тем не менее юноша - «середний телом», и поэтому вышедший с ним на поединок печенежский богатырь - «превелик зело и страшен» - смеется над своим противником. Здесь неожиданность поджидает отрицательного героя; читатель же знает о силе юноши и торжествует, когда кожемяка «удави» руками печенежского богатыря.

   В другом рассказе торжествует не сила, а хитрость. В статье 997 г. повествуется, как печенеги осадили городок Белгород (южнее Киева) и рассчитывали, что горожане вот-вот сдадутся: в городе начался «глад велик». И действительно, на вече горожане пришли к решению открыть ворота врагу: «Кого живять, кого ли умертвять», решают люди, иначе же - неизбежная голодная смерть. Но некий безвестный старец предлагает выход из положения. По его совету выкапывают два колодца, в которые ставят кадки с «цежем» (болтушкой, из которой варят кисель) и с «сытой» - разбавленным водой медом. Затем приглашают в город: печенежских послов и говорят им: «Почто губите себе? Коли можете престояти нас? (Разве можете перестоять нас?) Аще стоите за 10 лет, что можете створити нам? Имеем бо кормлю от земле». Послы, увидев «чудесные колодцы», были поражены и убедили своих князей снять осаду с города.

   «Повесть временных  лет» включает в свой состав  разнородный по своему жанровому  характеру материал, но он объединен  единой патриотической мыслью, единым  хронологическим принципом изложения  по «летам» и общей историко-философской  концепцией. Летописцы не только  фиксируют достойные памяти события,  но и выносят им свой приговор. История, по их убеждению, дает  моральный урок не только настоящему, но и будущему.  

   Древнерусская литература XI – XIII веков, как правило, почти не уделяет внимания быту. Эта тема лежит как бы за пределами средневековой эстетики. Однако ряд бытовых явлений находит отражение в дидактической литературе того времени – в поучениях. 
   В летописи не так много указаний на то, как становилась древнерусская культура. 
До принятия христианства Руси религией было язычество. И в повести множество описаний языческих божков: «Перуна деревяна, а главу его сребрену, а ус злат». 
Поначалу славяне одушевляли различные стихии, поклонялись духам лесов, водных источников, солнца, грозы и пр. « И приносили им жертвы, называя их богами». Свое художественное выражение язычество нашло в народном фольклоре: сказках, заговорах и заклинаниях, пословицах и поговорках, обрядовых песнях и пр., хранящих следы магических представлений. 

   «Повесть временных лет» сыграла важную роль в развитии областных летописей и в создании общерусских летописных сводов ХV - ХVIвв.: она неизменно включалась в состав этих летописей, открывая собой историю Новгорода, Твери, Пскова, а затем и историю Москвы и Московского государства. 
  Устное, фольклорное творчество Руси, сформировавшееся задолго до появления

письменности, оказало большое  влияние на развитие древнерусской  литературы.

Литературные письменные памятники не просто использовали богатейший материал

народного творчества, но и восприняли в определенной степени его формы,

поэтический стиль, языковую традицию. Легенды, записанные в Киево-Печерском

патерике, десятки лет  были известны в устной передаче, прежде чем приняли

письменную форму. Летописец использовал многочисленные сказания, предания, легенды. Возникнув ранее появления письменности, фольклорное творчество продолжало

жить и развиваться. Наслаивались новые темы и элементы, совершенствовалась

форма, вкладывались новые идеи и содержание, но характер творчества

оставался прежним, отражая прошлое, события настоящего, надежды народа на

лучшее будущее. 
  Так на протяжении всего своего развития наша древняя литература последовательно отражала сначала те изменения, которые происходили в политической и общественной жизни Руси, а позже – в ее бытовом укладе. В центре ее внимания стояли исторические судьбы Русской земли, процесс формирования централизованного государства. Она создала прекрасные образы людей, отдающих себя служению общему благу, благу родины. В ней звучит вера в силу пламенного слова, в силу убеждения, надежда, что это слово будет понято и подхвачено не только современниками, но также далекими потомками.