Взгляды ученых на проблемы повседневности и менталитет

Обратимся к повседневной жизни человека, его ежедневному быту с его заботами и хлопотами. Мир прагматики и непосредственного общения порождает и соответствующее ему осмысление,  осознание – обыденное сознание.  В нем не пытаются отстроить систему фундаментального понимания глубин мироздания. В этом мире люди стремятся понять друг друга,  расставить ориентиры для собственной деятельности.

Повседневность —  это обыденная среда,  актуальное  «здесь» и «сейчас»  бытие человека,  включающее весь спектр его личностных предпочтений. Человек,  со всем многообразием его потребностей и интересов,  оказывается исходным пунктом осмысления культуры повседневности.

Многое в мире повседневности,  обыденности берется как интуитивно ясное,  принимается как данность,  по традиции,  с ориентацией на укорененные нормы жизни.  Рассудочный,  приземленный характер обыденного сознания предполагает, что оно, в основном,  оперирует не  «абстрактными»,  а конкретными  примерами, обобщенным опытом предков, окружающих и т.п. У многих людей регуляторами их поведения выступают представления,  почерпнутые из житейского опыта,  основанные на «здравом смысле».  В них сплавлены друг с другом истина и заблуждение,  разум и предрассудок,  чувственно-достоверное и иллюзорно-фактическое.

В одних областях культуры или сферах жизнедеятельности человек осваивает необходимые знания и навыки в силу повседневного опыта оперирования окружающими предметами,  общения с другими индивидами,  приобщения к культуре через доступные обычные средства.  Это относится к организации процессов социального порядка,  жизнеобеспечения и взаимодействия -  экономическая, политическая, правовая области культуры.

Но что касается организации социально значимого знания и поведения - философии, науки, искусства, религия, — здесь требуется специализированная подготовка в специальных учебных заведениях,  освоение специальной литературы,  использование специальных инструкций для осуществления совместной деятельности.

Целостный образ культуры повседневности создается в результате обобщения особенностей обыденной стороны жизни: уровень технологии,  организации и управления экономикой, определяющие наш общий бытовой и физический комфорт, манера общения людей, отношения между людьми в семьях, в профессиональной сфере, отношение к религии, политических отношений, правовой защиты и отношения к властям,  самочувствие людей, т.е. наше самочувствие под их сенью.

Во всех случаях культура повседневности — это жизненный опыт человека.

Культура повседневностипредставляет собой образ жизни и мышления людей данной социальной общности и исторической эпохи.

Она складывается из нравов, обычаев, верований, привычек сознания и поведения, способов мировосприятия и картины мира в целом, ставших коллективным достоянием целых классов, сословий, наций в целом на определенном этапе их исторического развития.

3. История и структуры повседневности

Еще в начале XX века философия экзистенциализма (М. Хайдеггер) выявила тему повседневного существования человека в мире.

Повседневность – это не только мысли, чувства и желания людей. Это, прежде всего, порядок, закрепленный институтами. Отсюда её изучение связано с использованием самых разнообразных техник феноменологии, герменевтики, аналитической философии, психоанализа и деконструкции.

Выделение нового измерения истории и специфического исторического субъекта в виде исследуемых структур позволили Броделю создать оригинальную модель исторического исследования. Сначала рассматриваются географические, демографические, агротехнические, производственные и потребительские условия материальной жизни, или, как их назвал Бродель – «структуры повседневности» предмета исследования. Это – то, что не изменяется в течение длительного времени, исчисляемого столетиями, и составляет материальные условия существования человека в данной географической и социальной среде6.

В противоположность слишком абсолютизированной феноменологической программе изучения повседневности можно предложить своего рода «топико-экономический» подход и рассмотреть повседневный порядок: Во-первых, как сложную ткань переплетения различных порядков, компенсирующую ослабление или разрушение их в одном месте за счет усиления в другом. Во-вторых, как сеть особым образом устроенных дисциплинарных пространств, в роли которых функционируют, например, храм и рынок, школа и фабрика.

Они формируют, прежде всего, нужный тип телесности, а также нормы и правила действия, которые могут показаться теоретику нестрогими, а моралисту беспринципными, и которыми человек вынужден руководствоваться в жизни. Усвоение этих правил, как считал Л. Витгенштейн, похоже на дрессировку, т.е. происходит минуя обоснование7. Повседневное поведение основывается не столько на критической рефлексии, сколько на следовании правилу. В жизни люди ведут себя иначе, чем в сфере науки, где все подвергается проверке и обоснованию, где высказывания воспринимаются как истинные или ложные. На уровне повседневного взаимодействия вопросы об истине занимают достаточно скромное место.

Языковые выражения функционируют как обещания, клятвы, угрозы, приказы, вопросы и воспринимаются с учетом личности говорящего. «Следование правилу» выступает при этом в качестве окончательного арбитра любых рассуждений и обоснований.

Правила, по которым действуют люди, не являются предрассудками и заблуждениями, подлежащими критике и устранению. Такое легкомысленное к ним отношение чревато опасными последствиями, ибо от них не так-то легко избавиться, вообще и критикой старой идеологии в частности. Конечно, нормы и ценности, правила и представления людей обсуждаются в открытых дискуссиях, но оказывают кратковременный эффект на матрицы повседневного поведения.

В свете раскрывшихся затруднений представляется разумным и целесообразным обратиться к изучению повседневных практик, в которых разнородные дискурсы переплетаются и уживаются. Рассматривая повседневность в социогенетическом аспекте Н. Элиас, а также историки школы «Анналов» описали изменения фундаментальных структур восприятия, оценки и понимания действительности, а также душевных механизмов самодисциплины, ответственности и предусмотрительности8.

Методологические установки на изучение истории дисциплинарных пространств повседневности были всесторонне реализованы Н.Элиасом – культурологом немецкого происхождения, работавшим в Амстердаме. В своей большой работе «О процессе цивилизации. Социогенетическое и психогенетическое исследование» он рассматривает цивилизационный процесс не как запланированный разумом и целенаправленно осуществляющийся в науке и технике результат человеческой деятельности, а как переплетение на уровне повседневной жизни разнообразных практик воспитания, познания, труда, власти и др.

Так реорганизация человеческих отношений, осуществляющаяся в ходе эволюции власти, «цивилизует» человеческое поведение в определенном направлении: образование центров монополии власти ведет к уменьшению личных зависимостей, к расширению круга лиц, опосредующих отношения господства и рабства в форме «власти над телом», правовыми нормами в форме «власти над душой». Этим «цивилизуются» не только внешний вид и поведение, но и намерения, чувства и переживания человека. Особенно придворное общество внесло большой вклад в этот цивилизационный процесс: манеры поведения, речь, этикет, сдержанность и самодисциплина – стали образцовыми для последующих вступающих на арену истории движущих классов и слоев общества. Моделирование психического аппарата, «рационализация» переживаний и «психологизация» идей находятся в тесной связи с изменениями общественного устройства.

Стремления и усилия отдельных людей могут совпадать или быть разнонаправленными, однако историческим фактом является то, что в результате сложения вобщем-то целенаправленных и рациональных действий отдельных людей возникает такой порядок, которого никто не предусматривал и не планировал. «Этот порядок, – писал Н.Элиас, – ни рациональный (если под «рациональностью» понимать возникающее подобно машине целенаправленное согласование человеческих усилий в одном направлении), ни иррациональный (если под «иррациональностью» понимать нечто возникающее спонтанно и беспричинно). В сравнении с человеком он может определяться как природный или естественный порядок, и как-то, что Гегель назвал сверхиндивидуальным «духом»... Однако нельзя не сказать, что «дух» и «природа» в равной степени оказываются недостаточными для объяснения цивилизационного процесса»9.

Если попытаться дать простой образ, характеризующий процесс цивилизации, можно сравнить поведение человека на пустынной дороге и на улице большого города. Продуваемая ветрами и поливаемая дождями ухабистая лесная дорога символизирует простое, основанное на натуральном хозяйстве, военизированное общество. Главная опасность на ней – разбойники или хищники, и поэтому путник все время готов схватиться за оружие. Его телесный «габитус» и психический аппарат выдрессированы на самосохрание жизни в прямой и открытой борьбе. Напротив, структура городского ландшафта задает совсем иную модель психики.

Поскольку здесь опасность разбойного нападения сведена до минимума, но зато многократно увеличивается возможность попасть под колеса автомобиля или натолкнуться на встречного прохожего, то это приводит к усилению сдержанности, самодисциплины, предусмотрительности. В современном обществе главная опасность состоит в неконтролируемых аффектах, под влиянием которых человек может совершить незапланированное, нерациональное и тем самым социально опасное действие.

Дифференциация людей, все возрастающая степень взаимозависимости и необходимости согласованных действий приводят к возрастанию самоконтроля и самопринуждения. Именно в этом цивилизационном процессе, а не в истории «чистого разума» следует искать причину победы рациональности, расчетливости и экономичности в нашу эпоху. Кроме того, эта победа не приводит к полному изгнанию аффектов, желаний и фантазмов. Они тоже модифицируются. Если воображаемое для средневекового человека было тождественным реальному и он строил свое поведение в соответствии с символическими культурными кодами, то, начиная с Нового времени, граница между реальным и иллюзорным, субъективным и объективным проводится по новому.

Фомируя критерии рациональности на основе политико-юридических и экономических потребностей, общество вынуждено фиксировать и даже производить нерациональное и неэкономичное, антиобщественное и наказуемое. Специальные учреждения – тюрьмы и больницы наполняются лицами, поведение которых отклоняется от общепринятого. Внутри самого человека задается переживание противоречия плотского и духовного, разумного и неразумного. Как грибы растут личности с отклоняющимся поведением, ширится круг разного рода извращенцев, литература все более пристально описывает и тем самым интенсифицирует запретные переживания.

Благодаря искусству, взаимодействие с чужим из внешнего становится внутренним и теперь человек борется с самим собой, со своими запретными желаниями, и поскольку от этого они становятся еще более интенсивными, постольку он вынужден прибегать к услугам психоаналитика, который вырывает у него признание в том, чего он сам не знал о себе10.

Для философии последних десятилетий также остро стоит проблема человеческой субъектности, необходимости исследования ее новых форм, характерных для современного мира. Появление категорий повседневности и частной жизни в рамках неклассической философии позволяет по-новому анализировать природу человека. Если для классической философии субъект – это, прежде всего, субъект научного познания, некое меньшинство людей, то в рамках неклассической философии происходит поворот к «маленькому» человеку, человеку повседневности. Повседневность начинает осмысливаться как ценность, нечто положительное и необходимое. Современная философия обнаруживает интерес к эмпирическому человеку, наблюдаются попытки увидеть «того самого человека», который наделялся всеобщими характеристиками «общественного животного», «родового существа» или «личности» в классических подходах.

4. Человек и повседневность

В последние годы в науке возрос интерес к проблемам повседневности, стали появляться исследования по проблемам бытовой культуры, образа жизни в различные эпохи, философскому осмыслению обыденности. И это не случайно. Из подробностей и мелочей быта, образа жизни, складывается устойчивая типологическая определенность, своеобразное «лицо» общества как такового. Ценность исследований быта в том, что он выступает «обратной стороной» общественного бытия11.

Повседневная история связана с формами организации окружающего пространства и созданием идеальных канонов поведения человека, его внешнего вида. Каждая историческая эпоха создает свою конфигурацию взаимодействия общества и природного ландшафта. История этносов формировала уникальное культурное пространство, воплощавшее базовые представления эпохи о миропорядке, вечности, жизни и смерти. Это находило отражение в градостроительстве, архитектуре, интерьере и т.д. Ценности, нормы и правила морали накладывали отпечаток на облик поселений людей, их образ жизни, которые стремятся к воплощению идеалов красоты и гармонии.

Окружающий мир оказывает влияние на внешний вид и внутренний мир человека. Изучение повседневности вводит эти культурно-исторические явления в проблемное поле науки. Очень долгое время отечественная наука не учитывала этот аспект, уделяя основное внимание материальным или духовным ценностям.

Но реальное Бытие пронизана человеческой телесностью, его поведением, бытовой сферой Человек строит свою реальную жизнь «вписывая» свое тело в господствующие нормы и правила, стремясь соответствовать идеальным канонам. Каждая историческая эпоха формирует свои каноны, свою символику правил человеческого поведения. Подчеркивая эти символические принципы, запретами и разрешениями, устанавливается граница между нормой и патологией человеческого существования. «С самого начала повседневность предстает перед нами как смысловой универсум, совокупность значений, которые мы должны интерпретировать для того, чтобы обрести опору в этом мире, прийти к соглашению с ним».