Автор работы: Пользователь скрыл имя, 06 Декабря 2012 в 11:39, доклад
Наука — это не только научное знание, но и особого рода деятельность. В отечественной философской литературе прошлых десятилетий, в терминах марксистской традиции, было принято называть научную деятельность одним из видов “духовного производства”. Действительно, научная деятельность, как и всякая другая, должна что-то создавать. Наука в процессе своей деятельности производит множество специфических продуктов, наиболее очевидными из которых являются научные знания и научные методы.
2 вопрос. Наука как деятельность Наука — это не только научное
знание, но и особого рода деятельность.
В отечественной философской
литературе прошлых десятилетий, в
терминах марксистской традиции, было
принято называть научную деятельность
одним из видов “духовного производства”.
Действительно, научная деятельность,
как и всякая другая, должна что-то
создавать. Наука в процессе своей
деятельности производит множество
специфических продуктов, наиболее
очевидными из которых являются научные
знания и научные методы. |
0.6. Проблема истины
Научное знание в ходе
научных исследований проходит
специальную проверку на
Однако при попытке выяснить, что же такое
истина сама по себе, и по каким признакам
мы устанавливаем истинностные характеристики,
мы сталкиваемся с серьезными трудностями.
Проблема осложняется тем, что научные
представления постоянно меняются в ходе
истории. То, что еще вчера считалось самоочевидной
истиной, сегодня может быть отброшено
как ложное; где же тогда гарантии, что
сегодняшние истинные представления не
будут отброшены завтра?
Для более близкого изучения проблемы
истины необходимо сразу же четко различить
два момента: определение истины (как понятия)
и критерии истинности:
1) определение истины — это ответ на вопрос
“что такое истина?”, т.е. что мы вообще
понимаем под свойством “быть истинным”;
2) критерии истинности — это какие-либо
процедуры (способы, приемы), пользуясь
которыми мы действительно можем отличить
истинные предложения от ложных, истинное
знание — от заблуждения.
Проблема определения истины
Существует классическое определение
истины, которое было сформулировано еще
в античности. Согласно этому определению
истинное знание— то, которое соответствует
действительности. Это определение называют
также аристотелевским.
На основе классического понимания истины
может быть построена некоторая концепция
истины, которая систематически развивала
бы это исходное понимание, выводила бы
из него дальнейшие следствия и могла
бы даже предложить какие-то критерии
истины. Концепцию, основанную на классическом
понимании, называют корреспондентной
теорией истины (от лат. cotrespondere — “соответствовать”,
“согласовываться”). На самом деле подобная
теория не является четко сформулированным
учением. Это, скорее, лишь общий подход,
в рамки которого укладываются те или
иные системы представлений. Например,
в начале Нового времени Р. Декартом была
выработана концепция истины, которая
может быть отнесена к корреспондентной
теории. С его точки зрения, человеческому
разуму присуща некоторая совокупность
ясных и отчетливых идей, которые истинным
образом соотнесены с реальностью.
К достоинствам корреспондентной концепции
относится то, что понимание истины как
соответствия знанию реальности является,
по-видимому, наиболее соответствующим
нашим интуитивным представлениям об
истине вообще, т.е. наиболее адекватно
отражает то, что мы имеем в виду, используя
понятие “истина”. Однако современное
состояние корреспондентной концепции
истины неоднозначно.
С одной стороны, эта концепция была существенно
уточнена известным польским логиком
Альфредом Тарским. Это действительно
выдающийся результат современной логики.
Так, К. Поппер высоко оценивает теорию
А. Тарского, указывая, что она устранила
все подозрения насчет того, что корреспондентная
теория может оказаться логически противоречивой
или бессодержательной либо вообще излишней,
так что без нее можно было бы обойтись.
Помимо прочего, она возродила объективизм,
который защищает и сам К. Поппер.
С другой стороны, за время существования
этой концепции накопились и определенные
трудности. Так, в настоящее время многие
аналитики считают, что из классического
понимания истины трудно получить достаточно
внятные критерии истинности. Трудность
содержится в самом понятии “действительность”,
ведь, строго говоря, мы никогда не прикладываем
знания к самой действительности. Мы можем
сравнивать только одни утверждения с
другими утверждениями же, принимая одни
из них и отбрасывая другие. Понятие об
истинностных характеристиках рождается
внутри специфического концептуального
контекста, а не путем прямого приложения
знаний к самой действительности.
На основе представления об истинности
знаний как об их особом внутреннем свойстве
было предложено другое понимание истины
— когерентная теория истины (лат. cohaere
— “быть связным, сцепленным, прочным”).
Согласно данной теории истинными являются
те знания, которые внутри самого теоретического
контекста согласованы друг с другом и
могут пройти проверку на другие свойства:
непротиворечивость, связность, обоснованность
и т.н. В философии Нового времени приверженцем
этого подхода, в противовес Р. Декарту,
выступил Г. Лейбниц. Если у Р. Декарта
идеи сознания напрямую связаны с реальностью,
то у Г. Лейбница идея, чтобы считаться
истинной, должна быть логически непротиворечивой
именно как идея. Сам наш опыт — это нечто
цельное, связное; опыт представляет собой
единый внутренне согласованный контекст.
Формулируя свое понимание истины, Г. Лейбниц
говорит: “Мы должны принимать за истину
согласие наших феноменов друг с другом”.
Лейбниц критикует декартовские критерии
истины за их неэффективность, утверждая,
что они не работают в реальном теоретическом
контексте.
И действительно, достоинством когерентной
концепции истины является то, что она
сосредоточена на изучении самого теоретического
контекста, на сравнении одних предложений
с другими, т.е. находится ближе к реалиям
научного мышления с его процедурами аргументации,
отбора гипотез, проверки на непротиворечивость
и т.п. Это означает, что когерентная теория
истины, по сравнению с классической, обладает
лучшими возможностями для выдвижения
содержательных работающих критериев
истины.
Однако следует отметить, что корреспондентная
и когерентная теория истины не противоречат
друг другу. Так, у Г. Лейбница концепция
истинной идеи как логически возможной
совместима с классическим пониманием
истинной идеи как соответствующей реальности.
Можно сказать, что они даже дополняют
друг друга: классическая акцентирует
внимание на объективной реальности, когерентная
— на внутренних характеристиках теоретического
контекста. (В дальнейшем (§ 3.5) мы рассмотрим
одну из попыток объединения корреспондентных
и когерентных требований в рамках одной
модели; речь будет идти о подходе Л. Лаудана.)
Но есть и третий подход, отрицающий два
первых. Этот подход связан с неприятием
и критикой самого понятия истины. Его
можно назвать элиминационным (от лат.
eliminare — “выносить за порог”; “выгонять”).
Например, активным противником понятия
научной истины выступает современный
философ Бастиан вон Фраассен в книге
“Научный образ” (1980). Он утверждает, что,
строго говоря, цель науки — это не достижение
некоей предельной истины, а создание
эмпирически адекватных теоретических
конструкций. В сущности, согласие с опытом
— это наибольшее, чего мы можем достичь.
С этой точки зрения понятие эмпирической
адекватности является более четким и
более релевантным для понимания научного
проекта, чем нагруженное всевозможными
добавочными смыслами традиционное понятие
истины.
Неприятие, “изгнание” самого понятия
истины как главной когнитивной ценности
имеет своей целью устранить те действительные
трудности, с которыми связано понятие
истины. Если мы отбрасываем понятие истины
вообще, то нам необходимы другие характеристики,
например мы можем настаивать на том, что
нам нужна не истинная, а приемлемая научная
теория. Тогда устраняется и острота проблемы
истины: тогда просто мы сегодня считаем
одну теорию самой удачной, или самой приемлемой
в данных обстоятельствах, но завтра, в
другой ситуации, более приемлемой станет
другая теория. Снимается острота “вечной”
проблемы истины, отпадает понятие “вечных
истин” вообще как не соответствующее
реальному ходу науки.
Требование заменить истинностные характеристики
теории понятием приемлемости базируется,
помимо прочего, на том соображении, что
всякая теория не может остаться плодом
индивидуальной работы, а должна пройти
проверку у научного сообщества, быть
им принятой. Концепция, которая вместо
понятия истины предлагает понятие интерсубъективного
согласия, носит название конвенционалистской
(лат. conventio — “соглашение, договор”. Это
одна из разновидностей элиминационного
подхода. Конвенционалистская концепция
достаточно притягательна и, надо признать,
стройна логически. Она значительно упрощает
подход к проблеме истинности научной
теории: подобно тому как мы не спрашиваем
у законов, действующих в обществе, законы
ли они на самом деле и как они связаны
с реальностью, а просто принимаем их,
соглашаясь считать их законами, примерно
так же обстоит дело и с теориями, которые
научное сообщество соглашается считать
приемлемыми, неплохо подтвержденными,
эмпирически адекватными и т.п.
К недостаткам же конвенционалистской
концепции (и всего элиминационного подхода)
относится то, что она не решает трудности
концепций истины, а в некотором смысле
избегает их. Так, она игнорирует тот момент,
что всякая научная теория принимается
сообществом именно как соответствующая
реальности, в крайнем случае — как наиболее
правдоподобная и т.п. То есть научная
теория оценивается самим научным сообществом
именно в терминах истинности и связанных
с ней понятий, что вновь возвращает нас
к проблеме истины.
Таким образом, трудности с определением
понятия “истина” остаются. Итак, основные
концепции, связанные с пониманием понятия
“истина”, это:
1) корреспондентная (классическая). Истина
как соответствие представлений реальности;
2) когерентная. Истина как внутреннее
свойство самих знаний, теоретического
контекста, в котором они находятся;
3) элиминационный подход. Истина — неопределенное
понятие, ведущее к трудностям. Необходимо
искать более удачные понятия: например,
понятие соглашения (конвенционалистская
концепция) или иные заместители.
Проблема критериев истины
Каковы критерии истины? С помощью каких
процедур мы можем отличить истинные предложения
от ложных?
Реально в научном познании используется
достаточно большая и разнородная совокупность
различных критериев, оценок, содержательных
соображений. При оценке приемлемости
той или иной системы утверждений они
используются, как правило, комплексно,
и заключение производится на основе совокупности
этих факторов, включающей рассмотрение
конкретных обстоятельств данного вопроса.
Можно попробовать выделить основные
группы критериев, действующих в научном
познании. Рассмотрим следующие четыре
группы критериев.
1. Критерии, связанные с когерентным пониманием
истины. Эти критерии чрезвычайно важны;
они проверяют научное знание на предмет
его обоснованности, внутренней согласованности,
совместимости с общим теоретическим
контекстом. К ним относится прежде всего
критерий логической непротиворечивости.
Заметим, что он имеет решающее значение
в математических науках, поскольку там
мы не имеем возможности проверить математические
положения согласием с эмпирическими
данными. Более того, норма непротиворечивости
может быть там не только критерием истинности,
но и критерием существования математического
объекта. Так, А. Пуанкаре в свое время
выдвинул принцип, согласно которому следует
считать существующим тот математический
объект, описание которого свободно от
противоречий. Родственным принципу Пуанкаре
является введенное Г. Лейбницем требование
логической возможности той или иной идеи
как критерий ее истинности. Далее, к когерентным
критериям относятся такие, как внутренняя
согласованность положений теории между
собой на основе каких-то содержательных
положений и концептуальных соотношений,
общая связность теории. Кроме того, важнейшим
для теории является требование согласия
с фактами, с данными опыта. Заметим, что
это требование одновременно относится
и к классическому пониманию истины, и
к когерентному, поскольку сам опыт, как
гласит приведенное выше изречение Г.
Лейбница, представляет собой “связный
контекст”.
2. Следующая группа критериев связана
с расширенным контекстом научной деятельности,
ведь научное познание не замкнуто в своих
предметных областях, и их содержание
несамодостаточно. Научное познание, как
мы говорили, содержит широкий пласт предпосылочного
знания, неявных допущений, оно насыщено
метафизическими положениями и т.п. Требование
согласия с расширенным контекстом научной
деятельности существенно, т.к. факторы
из этого контекста тоже могут приобретать
важное значение в оценке той или иной
теории.
Что включается в этот расширенный контекст?
Это обширная совокупность общепризнанных
положений. Прежде всего это фундаментальные
онтологические представления: идеи о
структуре материи, об основных сущностях
мира. Они представляют собой, как уже
говорилось, метафизический фон науки.
Подобные общие положения существенно
сказываются на представлениях ученых
о том, что истинно, а что нет. И. Лакатос
описывает особое интуитивное чувство
“правдоподобия” теории, когда мы убеждены,
что она действительно выглядит истинной
— мы чувствуем, “что, например, полевая
концепция А. Эйнштейна интуитивно ближе
к Замыслу Вселенной, чем концепция ньютоновского
взаимодействия тел на расстоянии”; или
“интуитивно чувствуем”, что (цитируя
Т. Куна) “последние основания природы
больше похожи на поля, чем на вещество
и силы”. Далее, большую роль в расширенном
контексте научных теорий играют и эстетические
соображения. К ним относятся такие, как
чувство “красоты” теории, ее гармония,
совершенство, простота, богатство взаимосвязей,
особое чувство “удовлетворения”, или
“эстетического наслаждения”, которое
вызывает теоретическая система. Так,
в свое время А. Эйнштейн говорил о внутреннем
совершенстве теории как важнейшем критерии
ее истинности. В расширенном контексте
порой значительную роль играют прелигиозные
представления. Так, в Средневековье и
даже в начале Нового времени согласованность
мнений ученых с Писанием и с теми или
иными теологическими воззрениями имела
принципиальное значение.
3. Группа внетеоретических критериев.
Смысл их использования состоит в том,
чтобы вообще выйти из познавательного
контекста и оценить правильность той
или иной теории на основе внетеоретических
соображений. Таким оценочным контекстом
становится практическая сфера. Это означает,
что следует проверять эффективность
теории в действии. Если теория показывает
свою действенность на практике, то это
существенный аргумент в пользу ее истинности.
Помимо практической пользы и эффективности,
серьезное значение приобретают и такие
критерии, как удобство и простота теории
в использовании, широкая приложимость.
4. Конвенционалистские факторы. При оценке
теории в расчет принимаются и соображения,
связанные с интерсубъективной приемлемостью,
принятыми соглашениями. Так, сказываются
соглашения сообщества насчет терминологии,
выбора аксиом, принятых методов верификации,
стандартов понимания и объяснения.
Поиски универсальной концепции истины
В завершение нашей темы вкратце рассмотрим
ряд получивших известность философских
направлений, пытающихся предложить последовательные
концепции критериев истины.
Поскольку в научном познании используется,
как мы видели, множество критериев истины,
естественно возникает вопрос о наличии
решающего критерия, о главенстве какой-либо
группы факторов из вышеперечисленных.
Действительно, в философской литературе
отражены различные попытки сформулировать
единую теорию определения и критериев
истины. Разберем некоторые из них. Это
поможет нам получить представление о
круге философских дискуссий, касающихся
этой сложной темы.
1. Прагматистская концепция. Свое название
она получила от направления американской
философии, называемого прагматизмом
и связанного с именами прежде всего Ч.
Пирса, Дж. Дьюи, У. Джемса. Отталкиваясь
от их идей, она ставит акцент на внетеоретических
критериях, считая критерии практической
действенности, полезности, эффективности
решающими. Однако эта концепция подвергалась
критике но ряду пунктов. Прежде всего,
действенность теории на практике все
же не является гарантией ее истинности.
На самом деле ситуация оказывается сложнее.
Например, знаменитый врач XVI в. Парацельс
успешно применял соли железа для лечения
анемий, но теория, обосновывающая его
действия, сегодня не выдерживает никакой
критики. Кроме того, прагматистская концепция,
пытаясь элиминировать понятие истины,
сохраняет все отмеченные выше трудности,
связанные с элиминационным подходом.
И наконец, еще одна проблема состоит в
том, что применение внетеоретического
критерия все равно ведь нужно переформулировать
в теоретическом виде: на основе проверки
научной теории практикой мы все равно
формулируем теоретическое заключение,
что теория истинна. Это возвращает нас
как минимум к критериям когерентной концепции
истины.
2. Марксистская концепция. Данная система
представлений развивалась преимущественно
в отечественной философской литературе
советского периода. Согласно этой концепции,
восходящей к учению Карла Маркса, ведущим
критерием истины является практика. Это
означает, что данная концепция тоже вводит
внетеоретический критерий. Сам К. Маркс
критиковал предшествующие ему учения
за созерцательность (т.е. замкнутость
в теоретическом контексте) и утверждал
примат практического подхода. Несмотря
на то что его последователи отмежевывались
от прагматизма, принципиальных различий
между этими двумя концепциями нет. Вообще
же марксистский тезис “критерий истины
— практика”, взятый как универсальное
требование, является более похожим на
идеал, на обобщенный метафизический принцип,
чем на непосредственно применимый критерий.
Так, М.В. Мостепаненко показывает, что
окончательным критерием истины в научном
познании является “проверка любых положений
науки (в т.ч. и наиболее общих) во всей
обще- человеческой практике на протяжении
длительного времени”. Но тут же он признает,
что в непосредственной научной деятельности
использование этого принципа требует
длительного времени, да и не всегда осуществимо,
оценивать научные данные, как правило,
нужно сразу. Поэтому важную роль приобретают
“вспомогательные критерии, применение
которых неоднократно оправдывалось в
практике научных исследований”. К таким
вспомогательным критериям он относит
логическую доказательность, интуитивную
очевидность, согласие с опытом, согласованность
предложений между собой, практическую
полезность и т.д. т.е. опять возвращает
нас ко всей рассмотренной выше совокупности
критериев истины!
Следует заметить, что сторонники марксистской
концепции отмежевывались от прагматистской
с помощью утверждения, что они поддерживают
теорию объективной истины (т.е. стоят
на позициях классической теории истины),
тогда как прагматисты пытаются элиминировать
понятие истины вообще. Но ведь и прагматизм
в принципе тоже совместим с классической
концепцией. (Например, Н. Решер замечает,
что прагматистские критерии не отбрасывают
классическое понимание истины, а лишь
пытаются найти ее надежный критерий в
“полезности”.) Так что трудности прагматизма
и марксизма оказываются общими. Эти трудности
связаны с проблематичностью самой попытки
выдвинуть внетеоретический критерий
в качестве ведущего.
3. Конвенционалистские концепции. Философская
позиция, полагающая конвенционалистские
факторы решающим критерием истины, называется
конвенционализмом. К конвенционализму
склонялись, например, такие исследователи,
как К. Айдукевич и А. Пуанкаре.
Конвенционалистская точка зрения также
выглядит весьма убедительной. Поскольку
вопрос об истинности той или иной теории
в итоге решает научное сообщество, то
возникает естественное предположение,
что само согласие сообщества и должно
служить окончательным критерием истинности.
Однако здесь тоже все не так просто. Если
согласие (или консенсус) есть определяющий
фактор, то каковы механизмы самого достижения
согласия? Каковы все же те реальные критерии,
пользуясь которыми научное сообщество
приходит к согласию? Ведь получается,
что конвенционалистская концепция тоже
не решает проблему критериев, а лишь сдвигает
ее к окончательному этапу, проскакивая
предыдущие. Далее, серьезной трудностью
является то, что ведь само по себе интерсубъективное
согласие не гарантирует именно истинности
принимаемых положений. Реальная история
науки наполнена примерами запоздалого
признания идей и заслуг того или иного
ученого, повторными окрытиями и т.п. И
кроме того, последовательно развиваемый
конвенционализм приходит к парадоксу,
о котором еще в XVII в. знал Т. Гоббс. Парадокс
Г. Гоббса состоит в том, что есди мы будем
исходить из соглашений по поводу понятий
и утверждений, а всякое соглашение произвольно,
то в итоге и все наши истины, доказанные
из первоначальных соглашений, окажутся
также произвольными, и мы никогда не выйдем
из области конвенциональных истин к истинам
фактуальным. Таким образом, у конвенционализма
тоже хватает своих трудностей.
Особое место в русле конвенционалистских
концепций занимает теория известного
современного философа Карла-Отто Апеля.
Он отталкивается от некоторых идей Чарльза
Пирса. Учитывая трудности теории интерсубъективного
консенсуса, К-О. Апель предлагает считать
критерием истины не действительное согласие
сообщества (которое может оказываться
ошибочным), а идеализированное. Истина
— это некий идеал наших знаний, но этот
идеал тем не менее работает, т.к. мы реально
ориентируемся на него в процессе научной
аргументации. К-О. Апель обращает внимание
на сам смысл аргументации как таковой.
Бывают ситуации, когда ученый действительно
прав, но его никто не понимает и не поддерживает.
К кому же он обращается в своих работах,
для кого предназначены его рассуждения?
Когда человек аргументирует свою точку
зрения, он как бы обращается не к реальным
собеседникам, а к идеальному сообществу,
к идеальной рациональной аудитории. В
этом и состоит смысл любой аргументации.
Если научная теория может быть принята
в идеальном неограниченном коммуникативном
сообществе, если теория может выдержать
самую жесткую критику этого сообщества,
то она истинна. Для разъяснения и уточнения
своих взглядов К-О. Апель развивает специальные
логические идеи. Следует отметить, что
на сегодняшний день теория К.-О. Апеля
является одной из самых серьезных. Тем
не менее не все приветствуют выход в идеальное
измерение как решение проблемы.
4. Концепции, критикующие понятие окончательного
критерия истины. Заслуживает внимание
и еще один подход, который пытается снять
напряжение вопроса о критериях истины
отрицанием самой возможности найти такой
критерий. Еще И. Кант утверждал, что понятие
всеобщего критерия истины является бессодержательным.
Ведь такой критерий должен быть адекватен
в отношении любого предмета познания;
но это значит, что он должен быть безразличен
к конкретным особенностям той или иной
познавательной ситуации, т.е. он совершенно
формален и недостаточен.
К. Поппер обращает внимание на то, что
уточненная А. Тарским классическая теория
истины показывает лишь логически корректное
определение понятия “истина”, но не
может дать никаких ее критериев. Действительно,
ряд логических результатов показывает,
что при уточнении логическими средствами
какой-либо концептуальной системы, при
строгой фиксации ее языка, исходных постулатов,
допустимых правил рассуждений остается
неформализованным сам критерий истины.
Так, знаменитая теорема Геделя демонстрирует,
что у нас имеются и такие истинные предложения,
которые тем не менее не являются доказанными
средствами данной концептуальной системы.
На основании этого К. Поппер делает вывод
о том, что точно фиксируемого и универсального
критерия истины вообще не существует,
поэтому нам нет смысла заниматься его
поисками. В реальной же научной практике
проблема истины решается не на основе
этого гипотетического критерия, а всякий
раз конкретно и предметно. Добавим также,
что отсутствие решающего критерия не
означает того, что вообще не существует
объективной истины. По словам К. Поппера,
непротиворечиво полагать, что объективная
истина действительно существует даже
в отсутствие ее критериев: “Мы ищем истину,
но не знаем, когда нам удается найти ее...
у нас нет критерия истины, но мы тем не
менее руководствуемся идеей истины как
регулятивным принципом...”
К этому же типу относятся взгляды У. Куайна.
Он критикует представление Ч. Пирса об
истине как о пределе, к которому приближается
научное познание в идеальном бесконечном
опыте. Так, по У. Куайну, само понятие предела,
связанное с отношением “ближе, чем”,
является не более чем метафорой и не имеет
точного смысла; это отношение применимо
к числам, но не к научным теориям. Далее,
неверно допущение, что мы проверяем изолированные
суждения на предмет истинности каким-то
универсальным критерием. У нас нет средства
проверять истинность одиночных суждений:
всякое проверяемое суждение связано
со всей теорией. Именно в контексте теории
и только в нем мы и можем осмысленно решать,
что истинно, а что нет. Таким образом,
У. Куайн провозглашает превосходство
научной теории над внешними критериями
истины.
Итак, концепции, отрицающие существование
решающего критерия истины, защищают ту
точку зрения, что не существует каких-либо
общих, универсально работающих критериев
истины; есть лишь конкретные критерии
и ситуации их применения, относящиеся
к тем или иным конкретным научным вопросам.
Резюме. Проблема истины и ее критериев
— одна из наиболее драматических и в
философии, и в науке. Существует несколько
концепций определения и критериев истины.
В настоящий момент среди предложенных
решений не существует наиболее признанного.
В научной практике используются сразу
несколько групп критериев истины. Заключение
об истинности той или иной теории делается
комплексно, совокупным применением различных
критериев, на основе анализа конкретных
обстоятельств того или иного вопроса.
При этом каких-то универсальных, не зависящих
от содержательного контекста, решающих
критериев истины, по всей видимости, не
существует.
0.7. Проблема научного метода
Хотя, как мы видели, проблема
истины не имеет однозначного
решения, было бы неразумно
только на этом основании
Научное знание, как мы говорили в § 0.5,
методологически закреплено. Поэтому
смыслом и стержнем научной деятельности
является научный метод, в котором уже
присутствуют механизмы самокорреции
научного поиска. Сказанное означает,
что вполне можно попытаться охарактеризовать
научную деятельность более коротким
путем — через ее непосредственный метод.
Действительно, выше (в § 0.5) мы давали описание
деятельности через ее характер, предмет
и т.п. Подобным образом можно получить
общее представление о научной деятельности,
понять ее существенные моменты. Но нельзя
ли охарактеризовать ее прямо, т.е. не через
описания, а через предписания, т.е. задать
ее параметры однозначно, предложив в
некотором смысле непосредственные инструкции
к выполнению?
Кроме того, точная характеристика научной
деятельности через ее метод, возможно,
могла бы снять остроту проблемы истины.
Ведь понятия истины и научного метода
взаимосвязаны. Нам нужен не столько универсальный
критерий истины, сколько правильный исследовательский
метод, т.к. в нем уже заложены истинностные
критерии. Итак, возникает предположение
о возможности определить истину через
научный метод; тогда истина станет коррелятом
научного метода, его продуктом. Такое
предложение в свое время выдвинул Ч. Пирс.
Но что представляет собой научный метод?
В чем его сущность? Так, мы привычно употребляем
выражения “научное исследование”, “научные
методы”, но что в действительности означает
“исследовать научными методами”?
Прежде всего необходимо разобраться
с основополагающими методологическими
понятиями.
Методологические понятия
Что такое метод? Метод — это совокупность
предписаний, организованная в систему.
При этом предписания, входящие в состав
того или иного метода, могут иметь различный
уровень требовательности и определенности:
они могут достаточно жестко определять
структуру деятельности, а могут функционировать
в роли только регулятивных принципов.
В последнем случае они лишь направляют
деятельность, оставляя достаточное пространство
для ее трансформации, не сводя ее к однозначной
программе.
Следует, отличать понятия: подход, метод,
программа и алгоритм.
Прежде всего коснемся соотношения метода
с программой и алгоритмом. Метод — более
широкое понятие, программа и алгоритм
— более Узкие. Программа — это совокупность
однозначных действий, соответственно,
описание программы есть совокупность
однозначных предписаний. Те или иные
программы могут входить в состав метода
как его наиболее четко определенные части.
Алгоритм — это тоже программа, но такая,
которая неизбежно приводит к решению
той или иной задачи; т.е. это заведомо
успешная программа действий. Алгоритм
— гарантированная программа. Метод же
в общем случае, в отличие от алгоритма,
не гарантирует достижения поставленной
цели! Как отмечает логик А.А. Зиновьев,
при описании метода исследования не предполагается,
что он обязан дать однозначный положительный
результат; один и тот же метод может быть
использован в разных условиях для решения
разных проблем, и наоборот, одна проблема
может решаться разными методами.
Подход — это менее разработанное в методологической
литературе понятие. В целом подход представляет
собой категорию более общую, чем метод.
Ядро подхода составляют те или иные теоретические
тезисы, допущения или понятия. Подход
выступает теоретическим основанием для
более конкретных методологических предписаний.
При сравнении подхода и метода легко
заметить следующее.
1. Подход — это менее оформленное методологическое
образование. Поэтому понятие “подход”
нередко употребляется в тех ситуациях,
когда та или иная предметная область
науки методологически еще несовершенна.
В этом случае мы лишь ищем подходы к проблеме.
Вполне возможна ситуация, когда уже обозначен
подход, но еще нет четко проработанного
метода.
2. Подход — это менее директивное методологическое
образование. Как правило, подход заведомо
имеет или предполагает альтернативы
в виде других подходов. Поэтому понятие
“подход” нередко употребляется в тех
ситуациях, когда исключена сама возможность
единственной методологии (например, в
некоторых гуманитарных направлениях).
3. Подход — это более крупное методологическое
образование. В рамках одного подхода
может использоваться целая совокупность
методов. Поэтому понятие “подход” нередко
употребляется в тех ситуациях, когда
исходная методологическая идея может
быть реализована разнообразными методами.
Например, может идти поиск оптимального
метода в рамках того или иного подхода.
Что такое научный метод?
Под научным методом принято понимать
систему приемов и регулятивных принципов,
руководящую научным познанием и обеспечивающую
получение научного знания.
Система научно-познавательных методов
включает в себя достаточно разнородное
семейство методологических форм: здесь
и регулятивы, и определенные устоявшиеся
методы, и алгоритмы (которые в конкретных
науках обычно приобретают вид методик),
и различные общие подходы.
Описать единый научный метод однозначно,
как унифицированную совокупность достаточно
определенных предписаний, невозможно.
Тем не менее подобного рода попытки неоднократно
предпринимались. Так, в Новое время первыми
(и во многом противоположными) были программы
Ф. Бэкона и Р. Декарта. По Ф. Бэкону, наука
— это регистрация фактов, восхождение
от единичных данных к существенным генерализациям.
По Р. Декарту, наука — это прежде всего
обобщенно-математический метод мышления,
умение оперировать отчетливыми идеями.
Как известно, данные концептуальные программы
позже были названы соответственно эмпиризмом
и рационализмом. Эти и другие сходные
с ними программы во многом базируются
на несколько упрощенных представлениях
о научной деятельности. Невозможность
однозначно охарактеризовать научный
метод связана со сложностью, многомерностью,
полиструктурностью такого явления, как
научная деятельность. Сегодня общепризнанным
является тезис о том, что вообще не существует
монолитной науки как некоей единой истинной
теории, непрерывно развивающейся и равномерно
расширяющейся. Наука — это не единое
образование и не монолитное знание. Наука
— это деятельность изначально диалогическая
и плюралистическая, несущая в себе альтернативы,
конфликты теорий, столкновение точек
зрения, апробацию подходов и поиск наилучших
методов.
То, что научный метод не является алгоритмом
и не гарантирует в общем случае однозначного
достижения поставленной цели, делает
научную деятельность принципиально открытой
для новых подходов и методологических
проектов, корректируемой и самосовершенствующейся.
Вообще по своему действительному содержанию
научная деятельность весьма сложна. Так,
в ее круг входят и различные процедуры
обоснования и проверки теоретических
положений (включая и использование различных
метафизических, эстетических и других
критериев), и разнообразные формы аргументации,
убеждения, критики и защиты от критики,
и разработка исследовательских приборов
и инструментов, и решение специфических
проблем наблюдения и экспериментирования,
и выдвижение далеко идущих гипотез, и
многое другое.
Кроме того, важно то, что компоненты научной
деятельности претерпевают изменения
в реальном историческом времени. Меняются
ее метафизические допущения, правила
аргументации, стандарты строгости, те
или иные методологические принципы. Эго
означает, что невозможно построить единую
картину “науки вообще”, которая оставалась
бы постоянной на основе неизменного научного
метода.
В итоге необходимо признать парадоксальную
ситуацию: научная деятельность не имеет
однозначно характеризуемого и универсального
научного метода.
Научный метод как теория в действии
Критерии научного метода не предшествуют
научной деятельности (как бы задаваемые
ей априорно), а вырабатываются внутри
самой научной деятельности.
В современном понимании научного метода
акцент перенесен с поиска его универсальных
координат, как это было еще в первой половине
XX в., на его конкретное звено, связанное
непосредственно с конкретными научными
теориями. Это означает следующий момент.
Если мы вернемся к неопозитивистской
программе (§ 0.2), то мы увидим, что там метод
и теория считались раздельными. В неопозитивистской
перспективе научная деятельность выглядела,
словно независимо существующий универсальный
научный метод применялся к наличному
эмпирическому материалу и “производил”
научную теорию как продукт. Теперь же
произошло сближение понятий “метод”
и “теория”. Теперь усилена предметно-теоретическая
составляющая научной деятельности: подчеркивается,
что те или иные содержательные научные
методы связаны с самой теорией, рождаются
в ее контексте. Или, как иногда формулируют,
“научный метод — это теория в действии”.
Однако этот тезис следует толковать с
известно
шлй долей осторожности, ведь сферы
теоретического и методологического
знания, хотя и существенно пересекаются
и взаимодействуют, все же не могут
быть отождествлены (это видно уже
из того, что инвариант одного и
того же метода может сохраняться
в различных теориях, а одна и
та же теория может основываться на
применении различных методов).
Стоит отметить также следующий принципиальный
пункт. Несмотря на то что не существует
некоего универсального, единственного
научного метода, научная деятельность
всегда управляется текущими регулятивными
принципами, методологическими стандартами.
В различных науках всегда действует то
или иное сформировавшееся реальное методологическое
поле. Логико-методологический анализ
науки, который будет развернут в следующем
разделе, будет посвящен как раз тем конкретным
методам, подходам и регулятивным принципам,
которые реально участвуют в научном познании.