Талкотт Парсонс и теория систем

Талкотт Парсонс и теория систем

Хотя хронологически теория Талкотта Парсонса появилась вслед за веберовской, в трактовке социологических концепций Парсонс непосредственно примыкает к Дюркгейму. Для того чтобы полнее объяснить соответствие индивидуальныхдействий требованиям системы, Парсонс, по существу, расширил и систематизировал теорию структуры органического общества Дюркгейма. Дюркгейм ограничивался лишь оптимистическим предложением о неизбежности такого соответствия, хотя фактически оно весьма проблематично. Благодаря этому Парсонс стал представителем классического структурного функционализма.

«Функционализм предлагает модель общества, концептуализированную в виде системы социальных отношений и институтов с помощью общей схемы норм и ценностей, объединенных в упорядоченный и самосохраняющийся объект. Эта модель обеспечивает как взаимодействие отдельных элементов общества, так и последующее объединение их в рамках целого»

В сущности, это представляет собой аналогию биологической системы, отдельные элементы которой осуществляют функции, требуемые другими элементами и прежде всего целым для постоянного ее существования. Если нарушится функционирование отдельного элемента, то все остальные элементы и сам организм погибают — сердце и почки человеческого организма служат тому примером. В точном соответствии со своей собственной моделью общества Парсонс выдвинул концепцию, которую игнорировал Дюркгейм: о возможной напряженности между действующими элементами (индивидуумами) и требованиями системы. Действительно, Парсонс рассматривает вопрос о порядке и его поддержании как решающую проблему в функциональной теории.

Каким образом достигается  и сохраняется этот порядок?

Во-первых, через  отношение к среде: это — вопрос экономики и он является простой  проблемой адаптации.

Во-вторых, мы сталкиваемся с проблемой активности индивидуумов и законности управления и дисциплины.

В-третьих, существует проблема отклонения несоциализированных индивидуумов, которые ведут себя иначе, чем остальные.

Оставляя в стороне  экономические проблемы, не являющиеся сейчас темой нашего исследования, перейдем к вопросу регулирования деятельности людей в обществе, приобретающем ныне все большее значение. Это требует, во-первых, определения цели всей системы, достигаемой функционированием ее элементов. Затем мы рассмотрим интеграцию, способствующую сотрудничеству между индивидуумами для достижения общей цели. Это обеспечивается с помощью механизма порядка и контроля, который должен быть согласован с управляемыми.

Вслед за этим мы займемся проблемой, касающейся единой линии действия, которой должен придерживаться каждый член общества. Это не происходит автоматически, это прежде всего вопрос мотивации. Согласно Дюркгейму, индивидуум руководствуется коллективным сознанием, которое создает и формирует его личные нравственные качества. Но Дюркгейм не пытался разрешить проблему, как именно это происходит. Поэтому вопрос, на который должен был ответить Парсонс, заключался в том, как «создать технически эффективные методы, с помощью которых могли бы быть достигнуты цели, выдвинутые кооперацией людей, и как сохранить действенную кооперацию между ними».

Талкотт Парсонс пытался показать, что социальная система возникает в структурной и функциональной форме, необходимой для этой цели, и создается благодаря взаимодействию процессов, происходящих в обществе. Каждый индивидуум должен, конечно, играть свою собственную роль в этой сложной организации, и поэтому суть дела состоит в том, как достигается это взаимодействие между одним и другим лицом. Цели одного лица не должны сталкиваться с целями другого. Каждый человек с самого начала обязан принимать во внимание цели другого. Каждый должен научиться принимать и ожидать как раз то, что для него возможно, и как раз в тех границах, к которым он должен приспособиться. Таким образом, возникает норма ожиданий и границ для каждого, соответствующих ожиданиям других.

Отсюда вытекают предпосылки социально стандартизованных ролей и значений, признаваемых и разделяемых каждым. Это приводит к возможности возникновения проблем, которые должны быть преодолены для нормального функционирования общества. С этой точки зрения благо каждого обеспечивается приспособлением, общим конформизмом. Если очевидность этого не признается, то неизбежно возникновение конфликтов. Но разве это не та же самая проблема, от решения которой уклонился Дюркгейм? Просто она появилась на более поздней стадии исследования и выражена в более точных терминах, но по-прежнему остается нерешенной.

Талкотт Парсонс рассматривает возникшую сеть социальных отношений, организованных и сбалансированных для достижения общей цели, которая точно стандартизирует все различные роли. Каждое отдельное лицо имеет как свою собственную роль, так и собственную цель, является лицом, с действиями которого должны быть гармонично согласованы действия всех других. Действительно, мы становимся по своей природе социальными индивидуумами, если мы воспитаны в этом духе, движимы этими мотивами, если условия, в которых мы живем, этому соответствуют. Об этом хорошо сказал Парсонс:

«Этот взгляд резко противостоит нашему понятию  об обществе как состоящем из отдельных, конкретных человеческих индивидуумов».

Как же это чудо работает? Парсонс объясняет, что каждая индивидуальная роль должна удовлетворять установленным стандартизованным нормам и ценностям и будет включена в систему посредством воспитания и внешнего контроля. Первый процесс он называет интернализацией ролей, когда каждый ожидает именно то, что он должен ожидать, и знает пределы своих возможностей. Второй процесс представляет собой контроль отклонения с помощью социально разработанных механизмов внешнего контроля.

[Очень  полезные для общинного движения  принципы. - МИБ.]

Читатель тем  временем, вероятно, понял, что это  рассуждение образует порочный круг, ибо утверждение, которое должно быть доказано, предполагалось до того, как начался процесс доказательства. К тому времени, когда мы осуществим интернализацию ролей, мы должны почувствовать убежденность в чем-то, подлинный характер чего, к несчастью, не может быть раскрыт.

Вначале нам говорят, что реальная проблема есть проблема порядка, и именно об этом мы собираемся кое-что услышать. Затем, однако, нам говорят, что природа самой системы такова, что внутренняя зависимость отношений ее компонентов создает единство и порядок в системе. Но если сама система определяется с точки зрения ее собственного порядка, то как же может быть, что проблема, выдвинутая для решения, есть проблема порядка?

Парсонс продолжает доказывать, что детерминация действия проистекает не извне, а изнутри сконструированной системы, ибо сама система возникаетблагодаря деятельности ее компонентов. Нормы, роли и границы, появляющиеся вследствие их признания и принятия соответствующими лицами, и образуют, следовательно, систему. Структура и ее правила являются, таким образом, функцией самих действующих индивидуумов, интернализированных ожиданий и ролей, сбалансированных каждым лицом, приученным считаться с ролью любого другого лица. Вся совокупность ожиданий, взаимосвязанная таким образом, объединяется для создания схемы стандартизованного поведения. Это весьма похоже на поведение крыс, после того как их выпустили из экспериментального ящика: все их реакции обусловлены полной взаимностью, нацеленной на достижение намерений экспериментатора.

Проблема отклонения, которую наконец-то выдвигает Парсонс, подтверждает это с полной откровенностью. Трудно даже понять, как возникает отклонение. Парсонс полагает, что внутренние ценности группы могут прийти в конфликт с внешними ее ценностями. Но как это отклонение возникает внутри группы, остается непонятным; ведь общество настолько интегрировано благодаря централизации ценностей, что все его ожидания оказываются стандартизованными.

Чем больше размышляешь  о проблеме, тем больше приходишь  к выводу, чтоконцепция стандартизованных ожиданий принимает в качестве предпосылок именно то, что она должна была бы объяснить[Аплодисменты! - МИБ.].

Ошибка, которая  часто допускается в философских  и социологических рассуждениях, состоит в том, что понятия, характерные  для системы мысли или объясняющей теории, рассматриваются, как если бы они были фактом или чем-то конкретным. Мы полагаем, что достигли окончательного результата и прикоснулись к реальности, тогда как на самом деле только строим другую систему объясняющих понятий или полезных моделей. Так, например, если мы говорим о теплоте как жидкости и представляем ее текущей, подобно воде, с высокого уровня к более низкому, то не следует ошибочно полагать, что теплота в действительности есть жидкость. Такая модель является полезной до тех пор, пока мы не делаем этой ошибки. Поступать иначе означало бы овеществлять понятие. Ошибка подобного рода была названа «ошибкой ложной конкретности».

Каждый шаг эмпирического  объяснения реальности рассматривает  объект с частной точки зрения и на языке соответствующих понятий, которые должны быть реальными. Однако такое объяснение оказывается не окончательным. Дело обстоит совершенно иначе. Понятия, используемые в определенный период времени, затем становятся проблематичными и должны быть заменены новой системой понятий на новом уровне.

Дюркгеймовская теория общества не была окончательным методом его объяснения. Она потребовала разработанной конструкции Талкотта Парсонса, который создал свою сложную систему ролей, ожиданий и функциональных элементов, обозначенных схемой «цель — интеграция — достижение — поддержание» и т. д. Очевидно, что система Талкотта Парсонса является наиболее сложной системой абстракций внутри абстракций, продолжающихся неопределенно долго, без какой-либо попытки соприкосновения с реальностью [Ох, уж эта метафизика! - МИБ.]. Но Парсонс стремился убедить нас, что эти абстракции являются именно той окончательной реальностью, которую мы ищем. Но это вовсе не так. Это наиболее яркое воплощение «ложной конкретности». Мы здесь ни на дюйм не приблизились к реальности. Парсонс лишь переформулировал многократно отодвигавшуюся проблему, с тем чтобы внушить исследователю мысль, что именно здесь, если только он сможет в этоповерить, содержится окончательная истина.

Наиболее очевидной  формой ложной конкретности является неправильная трактовка социальной системы как биологического организма, тогда как этоневерно во всех отношениях. Общество постоянно реорганизует себя.Биологический же оргапизм поразительно устойчив по своей форме, определяемой генетической структурой, передаваемой потомству через миллионы поколений с минимумом вариации. Если организм начинает неправильно функционировать, он погибает. В обществе в подобном случае происходит реконструкция строя.

Для общества характерно непрерывное  изменение структуры. В отличие от схемы Талкотта Парсонса общество изменяется и на протяжении всей своей истории проявляется во множестве разнообразных вариантов, регулируя свое развитие многими разнообразными путями.

Однако Парсонс не признает этих изменений. Он утверждает, что

«общая  теория изменения социальных систем невозможна при современном уровне наших знаний».

Он реализует  лишь одну возможную модель, отрицая  ее модификации и исключая возможность  рассмотрения созданного им типа в виде одной лишь системы, которой ныне присущи немногие признаки устойчивости и постоянства.[Кантианство тут как тут! - МИБ.]

Мы можем прийти к выводу, что при этом способе  рассмотрения мы никогда не достигнем  сути дела. Мы начали с того, чтобы  принять в качестве само собой  разумеющегося позицию здравого смысла: социальный мир есть объективная реальность. Когда такой взгляд стал проблематичным, мы не стали подвергать его анализу. Мы лишь перевели его на язык функциональной теории, уподобляя общество муравейнику или первобытному племени, которое не развивается за пределы установившегося сознания племенного едипства. Это, однако, оказалось столь же малоубедительным, как и наивные описания, предлагаемые здравым смыслом. Тогда мы сконструировали сложную модель возможных взаимодействий, описывающую тот же статичный повседневный мир и показывающую, как он поддерживает свое равновесие. В соответствии со сконструированной моделью мир не может, да и не будет изменяться. Но и в этом случае мы не ушли за пределы здравого смысла. Мы лишь преобразовали его в совокупность формально дедуцированных и весьма абстрактных положений по поводу объективированной социальной системы, банальность которых замаскирована организационными сложностями. Эта модель рассматривает как нечто само собой разумеющееся то, что она стремится объяснить: не только социальный строй, но и то, как в процессе исторического развития возникло общество, как оно изменялось от одного периода к другому, как в настоящее время оно продолжает изменяться.

Возможно, нас будут  обвинять в приверженности к метафизической теории эволюционного развития, но это не так. Мы ищем конкретные начала и процессы, о которых археология благодаря изучению первобытного общества каменного века и более позднего периода накопила достаточно много знаний. Мы стремимся создать теории, основанные на безупречных свидетельствах. Мы ищем стадии в предыстории человечества, постепенно приведшие к древним цивилизациям Нового Востока, Египта и Индии. После этого мы займемся исследованием изменений, нашедших отражение в уже написанной истории. Все это не эволюционная метафизика, а история и предыстория человечества, основанная на точных свидетельствах.

Структурному функционализму не хватает именно историзма или даже вообще какого-либо интереса к истории. Эта теория остается в рамках непосредственно настоящего. Структуралисты делают преходящий момент моделью общества как такового. Создавая формальную модель преходящей фазы истории в качестве образца для общества во всех его изменяющихся формах, они выступают против какого-либо отклонения от существующей действительности, исключая возможность социальных изменений как «выходящих за рамки общественной науки».

К счастью, социология еще до распространения этих теорий, завершившихся статичным формализмом, открыла новую перспективу — философию истории,продемонстрировавшую творческую силу человеческого духа. Философия истории заявила, что социальные системы не соответствуют ни одному фиксированному типу. Перед этой наукой стояли свои трудности, тем не менее она полностью порвала как с социологией утилитарного индивидуализма, отстаиваемой экономистами, так и с теорией формалистов, обосновывающих окаменения существующих форм общества.

Так случилось, что  из группы новых мыслителей в университете Гейдельберга, в которую входили  Виндельбанд, Риккерт, Ласк и Зиммель, выделились два незаурядных человека, взявшихся заново создать социологию. Одним из них былМакс Вебер, другим — Георг Лукач.