Анализ центральных образов романа «Война и мир» – Пьер Безухов

Анализ центральных образов романа «Война и мир» – Пьер Безухов

• «Чтобы жить честно…» Жизненные искания героев романа «Война и мир» Андрея Болконского и Пьера Безухова
• «Діалектика душі» героїв роману Л. Н. Толстого «Війна й мир»
• Перше знайомство з образом Пьера Безухова в романі Толстого «Війна й мир»

При всей несхожести натур и князь Андрей, и Пьер стремятся к общей цели: открыть смысл и движущий источник жизни человека и человечества в целом. И тот и другой способны задать себе вопрос: «...не вздор ли все то, что я думаю?...».

Путь сомнений, тяжких кризисов, возрождений и новых катастроф и для Андрея, и для Пьера есть путь самопознания и одновременно путь к другим людям. Толстой считает, что то понимание, без которого не может быть и речи о единении людей, является даром не только природным, но одновременно и потребностью интеллекта, напряженной мысли, обретаемой опытным путем, как это происходит с Андреем и Пьером. Например, для Бориса Друбецкого или Берга, стремящихся только к служебной карьере, потребности в понимании смысла бытия не существует, а Пьера Безухова на протяжении всех четырех томов постоянно сопровождает страх «недопонимания» чего-то главного и проблема личной вины. Пьер всюду ищет причину зла, во многом отрекаясь от интересов своей личности.

В романе Пьер проходит большую эволюцию от утверждения прогрессивности Наполеона (в начале книги) до признания народной правды и практического участия в тайном декабристском обществе во имя справедливых идей и целей.

Движение характера Пьера строится на чередовании заблуждений, отклоняющих его от истины, т. е. от народного духа простоты, добра и правды, ставшего идеалом Толстого, и встреч героя с людьми и обстоятельствами, приближающими его к народному миру, к истине.

Заблуждения Пьера

В салоне Шерер Пьер не только поддерживает Наполеона, но даже восхищается его решением казнить итальянского герцога, видя в этом не жестокость, а величие души Бонапарта.

Уже из первой части становится ясно, что внутренние побуждения Пьера и объективный результат его поступков противоречат друг другу, т. е. восхищаясь прогрессивностью Наполеона и давая слово Болконскому, что он перестает общаться с компанией Курагина и Долохова. Пьер тут же, нарушая свое обещание, отправляется в эту компанию и участвует в кутежах, сам страдая от этого противоречия.

Затем Пьер увлекается сестрой Анатоля Элен, пьянеет от ее мраморных плеч, сватается и женится на ней. Это ослепление Пьера наружной красотой Элен при невнимании к ее душевной пустоте показывает победу в нем чувственного начала над духовно-нравственным.

Следующей ступенью заблуждения Пьера является вызов им на дуэль Долохова, с которым Элен изменила Пьеру. Участие Пьера в этой дуэли закончилось ранением Долохова, что вызвало первый душевный кризис Пьера.

Следующим заблуждением является вступление Пьера в масонскую ложу, завершившееся разочарованием в масонстве, что привело героя ко второму душевному кризису.

Пьер как русский человек переходит от одной крайности к другой. Если на первых страницах он восхищался Наполеоном, то, став свидетелем Бородинской битвы, он решает убить Наполеона и, переодевшись, остается в оккупированной французами Москве. Для Толстого желание Пьера убить Наполеона является несерьезной утопией, которая завершается для героя трагически: его арестовывают и причисляют к группе лиц, обвиняемых в поджоге Москвы. Очередь на казнь до Пьера не доходит, но он присутствует при расстреле невиновных, и это вызывает у него третий душевный кризис. Испытав целительную силу «общей жизни» семейного кружка солдат батареи Раевского, Пьер попадает в условия полного произвола. Картина казни невиновных уничтожает у Пьера веру и «в человеческую, и в свою душу». Сомнения в разумности жизни закрадывались в его сознание и раньше, но он думал, что вину нужно искать только в самом себе. «Но теперь он чувствовал, что не его вина была причиной того, что мир завалился в его глазах, и остались одни бессмысленные развалины. Он чувствовал, что возвратиться к вере в жизнь — не в его власти».

Последним примером заблуждения Пьера явилось, согласно Толстому, увлечение политической нелегальной деятельностью. Занимаясь этой новой для себя деятельностью, Пьер торжественно заявляет, что общество, которым он руководит, даст миру правильное направление. Но Толстой к этому новому увлечению героя относится с тонкой иронией. Он как бы спрашивает: а не станет ли это новое увлечение очередным заблуждением и не пожалеет ли Пьер об этом позже, как он жалел и тяжело переживал свои прежние заблуждения. Почему же Толстой с тонкой насмешкой относится к декабризму Пьера? Вспомним характер этого тайного общества. Вот как об этом говорит сам Пьер: «Мы для того взялись за руки, чтобы, во-первых, не пришел новый Пугачев и не зарезал моих и твоих детей, и, во-вторых, чтобы Аракчеев не послал нас в военные поселения». Значит, это общество достаточно умеренное по своей программе. Относясь к Пьеру на протяжении всего романа, как к сыну, по-отцовски, Толстой выражает и свою любовь к герою, и одновременно иронизирует над его молодой восторженностью: ведь Пьеру здесь всего около 25 лет, он показан как большой ребенок. И хотя Толстой прямо нигде не высказывает свою оценку увлечения Пьера декабризмом, но свое отношение к декабризму Пьера Толстой выражает через стиль, через ироническую интонацию. К тому же Толстой не мог сочувствовать декабризму Пьера еще и потому, что лозунг декабристов «за народ, но без народа» противоречил позиции Толстого, сделавшего крестьянина своим нравственным эталоном и перешедшего на позиции патриархального крестьянского мировоззрения. При всем уважении к декабристам Толстой не мог согласиться с игнорированием ими роли народа, тем более, что он знал печальные результаты декабристского восстания.

Одновременно с заблуждениями Пьера Толстой рисует встречи героя с людьми и обстоятельствами, которые приближают его к народной простоте, добру и правде. Это, во-первых, хозяйственные реформы, проводимые Пьером в принадлежащих ему деревнях с целью облегчить жизнь крестьянам, хотя, практически, реформы Пьера не облегчили, а усложнили жизнь народа, потому что Пьер совсем не знал жизни деревни. Интересно, что в это же время аналогичные реформы провел князь Андрей, и они завершились реальной помощью крестьянам. Этим контрастом Толстой показал, что недостаточно любить народ сентиментальной любовью, как Пьер, надо еще знать народ и обладать практической жилкой, которой не было у Пьера.

Следующей ступенью, приближающей Пьера к народу, явилось вовлечение героя в события 1812 года. Напряженно вглядываясь в лица русских солдат перед Бородинской битвой, Пьер начинает постигать «скрытую теплоту патриотизма». Здесь внутренние. переживания Пьера приближаются к кульминации.

В «Войне и мире» Толстой эгоистическому произволу отдельной личности противопоставляет «общую жизнь», с которой связаны размышления о «внутреннем» и «внешнем» человеке. Понятия «внутренний» и «внешний» человек рождаются в сознании Пьера в период его разочарования в масонстве. «Внутренний» человек, по Толстому, — «это душа и жизнь»; «внешний» человек — это олицетворение «мертвенности и праха» души.

В романе Толстого «внутренний» человек в завершенном виде воплощен в образе Кутузова, «внешний» — в Наполеоне.

Для Пьера «дьявольское бремя внешнего человека» становится особенно мучительным на поле Бородина. Через его восприятие, т. е. восприятие «не военного», а «мирного человека» дано начало и конец Бородинского сражения. При этом Пьера интересует не поле битвы, он весь — в созерцании «жизни души», окружающих его людей, в глазах и лицах которых вспыхивают «молнии скрытого огня», разгорающегося по ходу сражения. Нравственный мир «семейного кружка» солдат батареи Раевского, принявших Пьера в свою семью, и прозвавших его «наш барин», приводит к тому, что в Пьере одерживает победу «внутренний» человек. На батарее Раевского Пьер выступает очевидцем и безумного ужаса войны, и героического мужества русских воинов. Здесь Пьер начинает осознавать, что истиной является путь слияния своего отдельного «я» с делом народного освобождения, т. е. начинает постигать полноту и нетленность «общей жизни». Пьер преклоняется перед солдатами, потому что они просты и не говорят попусту, а делают дело. Эта простота, с которой русские солдаты совершают бессмертные подвиги, и вызывают благоговение Пьера.

Но после того, как Пьер стал свидетелем расстрела виновных, обвиненных в поджоге Москвы, герой полностью утрачивает веру в целесообразность жизни. Это последний в романе нравственный кризис героя. Однако возвращение к жизни, согласие «с самим собой» и внутренняя свобода приходят к Пьеру именно после «ужаса казни», в период наибольших страданий и лишений при встрече героя в плену с Платоном Каратаевым.

Каратаев — не столько олицетворение покорности, сколько толстовский идеал «простоты» и «правды», т. е. растворения человека в «общей жизни», растворения, уничтожающего страх смерти. Жизнь Каратаева, «как он сам смотрел на нее, не имела смысла как отдельная жизнь. Она имела смысл только как частица целого, которое он постоянно чувствовал». Отсюда — проявление в Каратаеве «внутреннего» человека в его абсолютном виде и редчайший дар «знания сердечного». Именно в период общения с Каратаевым Пьер начинает сомневаться в «знании разумном», которое не дало ему в прошедшем согласия с собой. Тем самым в «Войне и мире» Толстой противопоставляет друг другу два знания, или два пути: «путь мысли» и «путь сердца» или чувства. Это второе знание («нравственное чувство»), необъяснимое рационально, логически, содержит в себе способность разграничения добра и зла и поэтому ставится Толстым выше, чем знание ума. Встреча с Каратаевым в бараке для пленных духовно перевернула Пьера за одну ночь, и он вновь обрел веру тверже прежней. Этому способствовало любовное внимание, излучаемое Каратаевым ко всем окружающим, в том числе и к французам. Встреча Пьера с Каратаевым, которому (единственному в романе) дано остаться безгрешным, привела Пьера к новому состоянию — к опрощению, т. е. к отказу не от культуры, а от излишней запутанности, к тому, что Пьер научился ценить простые радости жизни: «наслаждение еды, когда хотелось есть, питья, когда хотелось пить, тепла, когда было холодно, разговора с человеком, когда хотелось говорить и послушать человеческий голос». Толстой отмечает, что у Пьера появилась умиротворенность, одинаковая доброжелательность ко всем, душевная ясность, т. е. он достиг внутренней гармонии, мира с собой. Наташа и слуги заметили, что Пьер после плена как-то «попростел» (исследователи отмечали некоторое сходство умиротворенности Пьера с мироощущением князя Мышкина — главного героя романа Ф. М. Достоевского «Идиот»). Испытав радость постижения простой жизни, Пьер чувствовал, что нашел у себя под ногами то, что раньше пытался разглядеть где-то вдали. Здесь Толстой осуждает цели и идеалы, удаленные от повседневной жизни, на которую не обращает внимание оторванная от народа интеллигенция, не умеющая ценить сам процесс живой жизни. Но чтобы обрести эти простые идеалы, Пьеру пришлось отказаться от своей первой потребности — от мысли, к которой он все же вернулся, занявшись в Эпилоге общественной деятельностью.

С обретением внешней свободы после освобождения из плена «общая жизнь» переходит у Пьера в область самого дорогого воспоминания. Вопрос — как «войти в эту общую жизнь всем существом», — который встал перед Пьером после Бородина, был по существу главным в жизни и самого Толстого.

По Толстому, полная внутренняя свобода в реальной жизни не достижима. Ее возможность устраняется действием различных человеческих воль, которые неизбежно приводят человека к духовным катастрофам. Но именно в эти периоды душа вырывается из привычных рамок, разрушаются стереотипы восприятия и происходит стремительный рост духовного самотворчества личности. Вспоминая прошедшее, Пьер утверждает: «Говорят, несчастия, страдания. Да ежели бы сейчас, сию минуту мне сказали: хочешь оставаться чем ты был до плена, или сначала пережить все это? Ради бога, еще раз плен и лошадиное мясо. Мы думаем, что как нас выкинет из привычной дорожки — все пропало: а тут только начинается новое, хорошее». Таким образом, ситуация катастрофы как неизбежный результат постоянной борьбы добра и зла, борьбы «внутреннего» человека и «внешнего», трактуется в «Войне и мире» как начало возрождающее, приводящее личность к более глубокому постижению жизни.

Последней ступенью, приближающей Пьера к истине, стала его любовь к Наташе и их семейная жизнь, о которой рассказано в первой части Эпилога. Толстой придавал большое значение семейной теме, поскольку дружная, крепкая семья всегда была нравственным идеалом русского народа. Поэтому приход Пьера к Наташе был и его приходом к народу. Пьер обретает с Наташей семейное счастье, а, по Толстому, это высшее счастье, доступное людям «а земле.

В отличие от Андрея Болконского, Пьеру присущ демократизм и та здоровая натура, благодаря которой Пьер легко переносит любое опрощение и даже испытывает при этом радость. Но если князь Андрей — человек конкретной цели, то Пьер — теоретик-мыслитель, углубленный в себя и видящий не факты жизни, а идеи. Такая оторванность от реальной жизни была бы губительной для Пьера, если бы не его природная доброта, великодушие и демократизм, позволяющие ему прийти к народному идеалу простоты, добра и правды. Лучше всего Пьера характеризуют три следующие высказывания.

1. «Ты мне дорог особенно потому, что ты один живой человек  среди всего нашего света». В  этих словах князя Андрея подчеркнута простота, естественность Пьера.

2. «Это самый рассеянный и смешной  человек, но самое золотое сердце». Здесь Андрей подчеркивает доброту  Пьера.

3. «Когда меня занимает мысль, то  все остальное — забава». Здесь  Пьер обнажает свою главную  потребность — познать истину с помощью мысли, которая является для Пьера ведущим началом. Таким образом, в трех представленных высказываниях — характеристиках Пьера — содержится синтез простоты, добра и правды, являющийся нравственным идеалом Толстого.

Освобождаясь от иллюзий, преодолевая наивность, стремясь познать жизнь в целом, Пьер неустанно ищет в другом «внутреннего» человека. Это приводит его к признанию источником развития личности внутренних кризисов в душе человека. Сущность своего ежедневного существования Пьер именует «остовом жизни». Вера в возможность добра и правды и картины лжи и зла действительности, мешающих любой деятельности, превращают каждый день Пьера в поиски опасения от «внешней» жизни. Но постоянная напряженная работа его мысли, отсутствие постоянного гнетущего скептицизма и равнодушия к собственной судьбе переключают сознание Пьера на других, и делают саму способность понимания других людей, постижения их души источником духовного возрождения героя.