Архетипы К. Г. Юнга в романе Кэндзабуро Оэ "Объяли меня воды до души моей"

Архетипы К. Г. Юнга в романе Кэндзабуро Оэ "Объяли меня воды до души моей"

1.2 Аннотация к  работе

В первой части своей работы я изучаю понятие К. Г. Юнга о коллективном бессознательном (архетипами). Знание и практическое использование понятия  коллективного бессознательного я  считаю важным в работе рекламиста. Архетипы – универсальный метод  донесения какой-либо информации через  определенный образ.  
Во второй части, я ищу и пытаюсь проанализировать, как архетипы Юнга проявляются в романе Кэндзабуро Оэ. Я прихожу к выводу о том, что именно использование архетипических символов делает роман Оэ понятным русским людям и, я уверен, людям всех национальностей.

2. Введение 2.1. Цель  работы

В России Кэндзабуро Оэ повезло  больше, чем другим современным японским писателям: здесь издано несколько  его больших романов, не говоря о  рассказах. Русскому человеку понятны  и интересны темы, которые Оэ поднимает  в своих произведениях. Так, в  анализируемом мною романе «Объяли  меня воды до души моей» затрагивается  тема мировой катастрофы («Великого  потопа»). Нужно признать, что в  XXI веке такая проблема весьма актуальна. 
Но что же делает тексты Оэ такими понятными? Может быть языковые средства? Или постановка сюжета? По моему мнению, Кэндзабуро Оэ прибегал к использованию архетипов. И именно это сделало произведение столь выразительным и доступным русскому и любому другому читателю.  
Архетипы (от греч. «архе» — «начало» и «типос» — «образ») — мощные психические первообразы, скрытые в глубинах бессо¬знательного врождённые универсальные идеи, изначаль¬ные модели восприятия, мышления, переживания. Это своего рода первичные представления о мире и жизни, которые не зависят от уровня полученных знаний. 
В моей будущей профессии мне будет необходимо пользоваться средствами, которые наилучшим способом донесут идею до потребителей. По моему мнению, использование архетипических образов может стать универсальным средством в достижении поставленных целей.  
Именно поэтому, изучение теории архетипов К.Г. Юнга, а также их поиск и анализ в произведении Кэндзабуро Оэ «Объяли меня воды до души моей» актуальны. 
Целью моей работы является изучив теорию К. Г. Юнга о коллективном бессознательном, проанализировать роман Кэндзабуро Оэ на наличие архетипов. 
Исходя из поставленной цели, я сформулировал следующие задачи: 
1. Изучить, что включает в себя понятие К. Г. Юнга о коллективном бессознательном; 
2. Узнать, как оно проявляется и как оно может быть обнаружено; 
3. Ознакомиться со значением некоторых наиболее ярких архетипов; 
4. Изучить, что собой представляет религия синто; 
5. Найти и проанализировать, как в прочитанном произведении Кэндзабуро Оэ проявляются архетипы; 
6. Постараться понять значение отдельных проявлений коллективного бессознательного; 
7. Проанализировать, какую роль играет использование архетипов в целом; 
8. Предложить ознакомиться с моей аналитической работой организациям, занимающимся дизайном.

2.2. Какой конкретный  материал вы анализируете в  работе

В своей работе я анализирую, как коллективное бессознательное  проявляется в мыслях, поступках  и образе жизни героя романа "Объяли меня воды до души моей" Ооки Исана.

2.3. Основной источник  информации по теме

Основным источником информации по теории стала книга К. Г. Юнга "Аналитическая  психология". Вся информация в  ней хорошо структурирована, однако текст труден для понимания и  насыщен специальными терминами, значение которых нужно было искать в словаре. 
Для анализа романа Оэ я воспользовался статьей Т. Григорьевой "Обращаюсь к современникам", данной в качестве предисловия к роману. Эта статья верно направила мою мысль и помогла сформулировать некоторые тезисы. По-моему мнению, автор очень точно определил и проанализировал проблему, которая лежит в основе моей аналитической работы. Единственное, правильность чего вызывает у меня сомнения, это интерпретация Т. Григорьевой проблематики романа. Автор статьи «Обращаюсь к современникам» связывает проблему произведения Оэ с библейским сюжетом. Необходимо учитывать, что Кэндзабуро Оэ – житель Японии – страны со своими традициями, со своим мироощущением, отличным от Христианского.

2.4. Гипотеза исследования

Архетипы Юнга проявляются  в романе Кэндзабуро Оэ "Объяли меня воды до души моей"

3. Основная часть  3.1. Часть 1 (обязательная теоретическая  часть) 3.1.1 Название части: Глава I. Понятие К.Г.Юнга о коллективном бессознательном

3.1.2 Текст части

Изучая сны и фантазии своих пациентов. Юнг обнаружил  в них образы и идеи, которые  никак не увязывались с прошлым  опытом человека. Самым удивительным оказалось то, что этот пласт бессознательного был связан с мифическими и  религиозными темами, присутствующими  даже в очень далёких друг от друга  культурах. Так были открыты архетипы (от греч. «архе» — «начало» и «типос»  — «образ») — мощные психические  первообразы, скрытые в глубинах бессо¬знательного врождённые универсальные  идеи, изначаль¬ные модели восприятия, мышления, переживания. Это своего рода первичные представления о мире и жизни, которые не зависят от уровня полученных знаний. Ка¬ким-то не ясным пока способом они передаются из по¬коления в поколение и составляют структуру мировоз¬зрения. Жизненный опыт не изменяет их, а лишь дополняет новым содержанием. 
Юнг описал множество архетипов, дав им условные и весьма своеобразные, но точные названия: Самость, Персона, Тень, Анима, Анимус, Мать, Ребенок, Солнце. Мудрей, Герой, Бог, Смерть... 
Наиболее важный архетип — Самость. Она пред¬ставляет собой сердцевину личности, вокруг которой объединяются все остальные аспекты души. Персона (лат. persona — «маска») — наше публичное лицо, те роли, которые мы проигрываем в соответствии с соци¬альными требованиями. Она необходима, чтобы под¬держивать контакт с другими людьми. Тень — обита¬лище всех вытесненных из сознания влечений. «Тень состоит не только из морально предосудительных тен¬денций, — писал Юнг, — но и включает в себя целый ряд положительных качеств, как-то: нормальные ин¬стинкты, собранные реакции, реалистическое воспри¬ятие действительности, творческие импульсы и т. д.». Архетипы Анима и Анимус учёный связал с двойст¬венностью природы человека, содержащей и мужское, и женское начала. Анимус — это совокупность мужских черт, безотчетно присутствующих в сознании женщи¬ны; из них складывается некий идеальный образ муж¬чины. Анима, напротив, образ идеальной женщины, жи¬вущий в глубине мужской психики. «Античному человеку Анима являлась либо как богиня, либо как ведьма: средневековый человек заменил богиню Небес¬ной Госпожой или церковью...»—отмечал Юнг. Теперь, считал он, Анима обнаруживается «преимущественно в проекциях на противоположный пол, отношения с которым становятся магически усложненными». 
Согласно Юнгу, архетипы являются структурно-формирующими элементами бессознательного. Из этих элементов вырастают архетипические образы (людей, животных, природных сил, демонов), которые домини¬руют и в мышлении людей, и в культуре. Архетип Мать, например, может представать как женщина, дающая жизнь, Мать-Природа, соблазнительница, ведьма и т. д. С каждым архетипом, по мнению Юнга, связано мно¬жество символов. Так, понятие «упорядоченная цело¬стность» в первобытных культурах и в нашем бессозна¬тельном передаётся фигурами круга, квадрата, креста или комбинацией круга с фигурой, делящей его на че¬тыре части (крест, ромб, квадрат, вписанные в крут). Символика едина для всего человечества, поскольку восходит к общим для всех людей архетипам. Почти по¬всеместно встречаются одни и те же символы, обо¬значающие жизнь и смерть, мужское и женское, небо и землю, печаль и радость, болезнь и здоровье, силу и слабость, порядок и хаос. Так, в разных культурах символом архетипа Самость является мандала, круг или нимб святого. Символическая завершённость ман¬галы и круга отражает целостность, единство и гармо¬нию всех аспектов души. 
Символика архетипа, как и смысл всякого символа, необычайно многозначна. Архетипы «богаты предчув¬ствиями и в конечном счёте неисчерпаемы», «неопи¬суемы уже в силу богатства своих отношений». Им свойственны «почти необозримая полнота соотнесений, недоступность однозначной формулировке» и «прин¬ципиальная парадоксальность». Это отличает их от на¬ших рациональных понятий и суждений. Многознач¬ность архетипа создаёт нечто вроде многослойного сгустка — концентрата смыслов и связанной с ними энергии эмоций и действий, обогащающих и преумно¬жающих друг друга. 
Многие из образов, которые мы видим во сне, проекции того или иного архетипа. В сновидениях они проявляются в форме, доступной нашему восприятию. Если человеку приснилось нечто, напоминающее мандалу, это явный признак того, что он на пути к обре¬тению новой целостности и полноты жизни. Архетипи¬ческие образы также можно найти в мифологии и фольклоре, в литературе, живописи, скульптуре. 
Юнг как-то назвал архетипы «органами души». Они помогают нам «переработать», пережить, по¬нять, принять очередные жизненные перипетии и прий¬ти к внутреннему единству, нарушенному этими собы¬тиями. Архетипы подсказывают неведомые доселе, но необходимые ответы на те сложные вопросы, кото¬рые ставит перед людьми жизнь. 
Почему архетипы обладают такой целительной и пророческой силой? В символической концентриро¬ванной форме архетипы содержат в себе накопленный человечеством опыт переживания типичных жизнен¬ных драм — проверенные тысячелетиями модели по¬ведения в критических жизненных ситуациях и спосо¬бы их осмысления и принятия. Юнг пишет: «В каждом из этих образов кристаллизовалась частица человече¬ской психики и человеческой судьбы, частица страда¬ния и наслаждения — переживаний, несчётно повто¬рявшихся у бесконечного ряда предков и в общем и целом всегда принимавших один и тот же ход». Ар¬хетип активизируется и начинает активно действовать, когда наша жизнь повторяет ту же «специфическую сцепленность обстоятельств». 
Любая архетипическая ситуация символична: похо¬роны, рождение ребёнка, духовный кризис, ситуации любовного треугольника», преследователя и жертвы, Отелло и Дездемоны, Ромео и Джульетты, Эдипа, Си¬зифа или Прометея. Она отличается от других жизнен¬ных событий тем, что вызывает особенно бурный поток переживаний, затрагивает струны души, о суще¬ствовании которых человек раньше и не подозревал. И он начинает «переживать архетип», как это делали до него многие поколения людей, используя их опыт, опираясь на их незримую поддержку. Архетипическое переживание, как говорит Юнг, «пробуждает в нас го¬лос более громкий, чем наш собственный». 
Действенность и сила архетипа обусловлены опы¬том сотен поколений. Архетип содержит вечные отве¬ты на вечные вопросы нашей жизни, за ним всегда стоит «нечто большее», и даже «нечто свыше». 
 
 
1.1 Дефиниция 
Коллективное бессознательное есть часть психики, которая отрицательным образом может быть отличена от личностного бессознательного тем фактом, что в отличие от последнего оно не обязано своим существованием личному опыту и, следова¬тельно, не является персональным приобретением. В то время как личностное бессознательное состоит в основном из некогда осознававшихся содержаний, которые исчезли из сознания, бу¬дучи забытыми или подавленными, содержания коллективного бессознательного никогда не входили в сознание. Таким обра¬зом, они никогда не были индивидуальным приобретением, но обязаны своим существованием исключительно наследственнос¬ти. Если личностное бессознательное состоит по большей части из комплексов, содержание коллективного бессознательного в основном представлено архетипами. 
Понятие архетипа, являющееся неотъемлемым коррелятом идеи коллективного бессознательного, указывает на существова¬ние в душе определенных форм, которые, кажется, имеются всег¬да и везде. Исследования по мифологии обозначают их как «мотивы»; а психологии первобытных племен им соответствует понятие «representations collectives» (коллективные представления от фр.) Леви-Брюля, а в области сравнительного религиоведения они были определены Юбером и Моссом как «категории воображения». Адольф Бастиан уже давно называл их «элементарными» или «примордиальными мыслями». Из этих ссылок должно быть достаточно ясно, что моя идея архетипа - буквально предшествующей формы - не стоит в полном одиночестве, но представляет собой нечто признанное и значимое в других областях знания. 
Мой тезис, следовательно, таков: помимо нашего непосредст¬венного сознания, которое имеет полностью личностную природу и которое, как нам кажется, является единственной эмпирически данной психикой (даже если мы присоединим в качестве приложения личностное бессознательное), существует вторая психи¬ческая система, имеющая коллективную, универсальную и безличную природу, идентичную у всех индивидов. Это коллективное бессознательное не развивается индивидуально, но наследуется. Оно состоит из предсуществующих форм, архетипов, которые лишь вторичным образом становятся осознаваемыми и кото¬рые придают определенную форму содержаниям психики. 
 
2.1 Психологическое значение коллективного бессознательного 
Медицинская психология, вырастающая из профессиональ¬ной практики, настаивает на личностной природе психики. Я имею в виду точки зрения Фрейда и Адлера. Это психология личности, этиологические и каузальные факторы в ней рассмат¬ривался почти исключительно как личностные по своей приро¬де. Тем не менее, даже эта психология базируется на неких общебиологических факторах, например на сексуальном инстинкте или влечении к самоутверждению, каковые никоим образом не являются просто личностными особенностями. Такого рода психология вынуждена делать это, поскольку она претендует на статус объяснительной науки. Ни одна из этих точек зрения не отвергает a priori существования общих человеку и животным инстинктов или того, что инстинкты обладают значительным влиянием на личностную психологию. И все же инстинкты яв¬ляются безличными, универсально встречающимися наслед¬ственными факторами, имеющими динамически-мотивирующий характер, и они часто настолько удалены от сознания, что со¬временная психотерапия сталкивается с задачей помочь пациен¬ту осознать их. Более того, инстинкты по своей природе не яв¬ляются расплывчатыми и неопределенными — это специфически оформленные мотивирующие силы, которые задолго до сознания преследовали внутренне, присущие им цели и продолжают это делать несмотря на любой позднее достигнутый уровень созна¬ния. Следовательно, они находятся в отношении очень близкой аналогии с архетипами, столь близкой, что есть достаточные ос¬нования предположить, что архетипы суть бессознательные об¬разы самих инстинктов. Другими словами, они являются образцами инстинктивною поведения.  
Гипотеза коллективного бессознательного, таким образом, является не более смелой, чем предположение о существовании инстинктов. Легко признать, что человеческая деятельность в значительной мере находится под влиянием инстинктов, совер¬шенно независимо от рациональной мотивации сознания. Так что в утверждении о том, что наше воображение, восприятие и мышление подобным же образом находятся под влиянием врож¬денных универсально данных формальных элементов, нормаль¬но функционирующий интеллект, как мне кажется, найдет столь же много или столь же мало мистицизма, как и в теории инстинк¬тов. Хотя упрек в мистицизме часто звучал в адрес выдвинутого мной понятия, я должен вновь подчеркнуть, что понятие коллек¬тивного бессознательного не является ни спекулятивным, ни фи¬лософским, но эмпирическим. Вопрос, попросту говоря, в сле¬дующем: имеются или нет бессознательные и универсальные формы такого рода? Если они существуют, тогда есть область психики, которую можно назвать коллективным бессознатель¬ным. Верно, что далеко не всегда легко диагностировать кол¬лективное бессознательное. Для этого недостаточно указаний на совершенно очевидную архетипическую природу продуктов бес¬сознательного, поскольку они могут быть дериватами того, что было приобретено с помощью языка и образования. Необходимо отделить и все случаи криптомнезии, что иногда весьма затруд¬нительно. Однако, несмотря на все эти трудности, остается вполне достаточное количество индивидуальных инстанции, вне всякого сомнения указывающих на автохтонное возрождение мифологических мотивов. И если подобное бессознательное во¬обще существует, то оно должно приниматься во внимание в процессе психологического объяснения, а некоторые этиологии, ранее предполагавшиеся личностными, заслуживают критиче¬ского пересмотра. 
То, что я имею в виду, легче всего прояснить на конкретном примере. Возможно, вы читали работу, в которой Фрейд обсуждает одну из картин Леонардо да Винчи: святая Анна с девой Марией и ребенком Христом. Фрейд интерпретирует эту замеча¬тельную картину в терминах того факта, что у Леонардо было две матери. Данная каузальность является личностной. Мы не станем останавливаться на том, что данный сюжет далеко не уникален в живописи, не в той мелкой неточности, что св. Анна является бабушкой Христа, а не его матерью, как это вытекает из интерпретации Фрейда. Нам достаточно указать на вплетаю¬щийся в личностную психологию безличный мотив, хорошо из¬вестный по другим областям знания. Это мотив дуальной мате¬ри, архетип, многочисленные варианты которого встречаются в области мифологии и сравнительного религиоведения, образую¬щий основу для множества «representations collectives». Я мог бы отмстить, например, мотив двойного происхождения, т.е. происхождения от земных и божественных родителей, как в случае с Гераклом, получившим бессмертие и неохотно усынов¬ленным Герой. То, что в Греции представляло собой миф, в Египте было настоящим ритуалом: фараон по своей природе был и человеком и божеством. В родильных палатах египетских храмов изображаются на стенах второе божественное зачатие и рождение фараона. Он является «дважды рожденным». Эта идея лежит и в основании всех мистерий возрождения, включая и христианство. Сам Христос является «дважды рожденным»: крещением в Иордане он возродился водой и духом. В римской литургии источник обозначается как «uterus ecclesiae», и, как вы можете прочитать в римском требнике, он так называется и по¬ныне («благословление источника» в святую субботу накануне Пасхи). Далее в соответствии с ранней христианско-гностической идеей появившийся в виде голубя дух интерпретировался как Sophia-Sapientia — Мудрость и Богоматерь. Благодаря этому мотиву двойного рождения сегодняшние дети, вместо того чтобы добрые или злые феи магически усыновляли их своими благословениями или проклятиями, имеют «крестного отца» и «крестную мать». 
Идея второго рождения встречается повсюду и во все време¬на. На самых ранних этапах медицины оно было магическим средством исцеления; во многих религиях оно представляет со¬бой самый центр мистического опыта; это ключевая идея в сред¬невековой оккультной философии; наконец, это детская фанта¬зия, имеющая место у бесчисленного количества детей, больших и малых, верующих в то, что их родители не являются настоя¬щими, но лишь воспитателями, которым они были переданы. Бенвенуто Челлини также думал подобным образом, как он рас¬сказывает об атом в своей автобиографии. 
Теперь мы можем полностью исключить предположение, будто все верящие в двойное рождение реально имеют двух мате¬рей; или, наоборот, будто те немногие разделившие судьбу Лео¬нардо заразили человечество своими комплексами. Здесь скорее не обойтись без предположения, что универсальная распростра¬ненность мотива двойного рождения — вместе с фантазией о двух матерях — отвечает на общечеловеческую нужду, проявля¬ющуюся в этих мотивах. Если Леонардо да Винчи действительно изображал двух своих матерей в св. Анне и Марии — а в этом я сомневаюсь, он тем не менее лишь выражал нечто представ¬лявшее верования бесчисленных миллионов людей, живших до и после него. Обсуждаемый в указанной работе Фрейда символи¬ческий гриф делает данную точку зрения еще более вероятной. С известными основаниями он ссылается на «Иероглифику» Гораполлона как на источник символа. Этой книгой широко пользовались во времена Леонардо. Там вы можете прочитать, что грифы только женского рода и символизируют мать. Они зачинают от ветра (pneuma); это слово приобрело значение «духа» в основном под влиянием христианства. Даже в случае чуда нисхождения духа святого pneuma по-прежнему сохраняет двойное значение ветра и духа. Этот факт, по-моему, вне вся¬кого сомнения указывает и на Марию, которая, будучи девствен¬ной по естеству, зачала от пневмы подобно грифу. Далее, со¬гласно Гораполлону, гриф также символизирует Афину, родив¬шуюся без родов прямо из головы Зевса, которая была девственницей и знала лишь духовное материнство. Все это действительно представляет собой аллюзию Марии и мотива возрожде¬ния. И совсем не очевидно, что Леонардо своей картиной хотел сказать что-нибудь иное. Даже если верно предположение, будто он отождествлял себя с младенцем Христом, он, скорее всего, воспроизводил мифологический мотив дуальной матери, но никоим образом не свою личную предысторию. А что говорить о всех прочих художниках, ткавших на эту же тему? Разве все они имели двух матерей? 
Перенесем теперь случай Леонардо в область неврозов и предположим, что пациент с материнским комплексом страдает от делюзии, будто причина невроза лежит в том, что у него бы¬ло две матери. С точки зрения личностной интерпретации мы должны будем признать, что он прав - хотя он будет совер¬шенно неправ. Ибо в действительности причина невроза будет лежать в реализации архетипа двух матерей совершенно независимо от того, была ли у него одна мать или две, поскольку, как мы видели, этот архетип функционирует без какой-либо инди¬видуальной или исторической связи с относительно редко встре¬чающимся фактом двойного материнства. 
Конечно, есть искушение предположить наличие простой причины личностного характера, но всё же эта гипотеза будет не только неточной, но и совершенно ложной. Вполне понятны трудности в понимании того, как мотив дуальной матери — не¬знакомый врачу, получившему лишь медицинскую подготовку, — может иметь столь значительную силу, чтобы произвести травматическое состояние. Но если мы примем во внимание ги¬гантские силы, потаенно лежащие в мифологической и религи¬озной сферах человеческого бытия, этиологическая значимость архетипа не покажется столь фантастичной. В многочисленных случаях невроза причина нарушении лежит в том самом факте, что психическая жизнь индивида лишена кооперации с этими мотивирующими силами. Тем не менее чисто личностная психо¬логия, редуцирующая все к личностным причинам, всеми силами стремится отрицать существование архетипических мотивов и даже старается разрушить их личностным анализом. Я считаю это достаточно опасной процедурой, которая медицински совер¬шенно не оправданна. Сегодня вы можете много лучше, чем двадцать лет назад, судить о природе вовлекаемых сил. Разве мы не видим, как целая нация возрождает архаический символ и даже архаичные религиозные формы, как эта массовая эмоция воздействует, революционизируя жизнь индивида самым катаст¬рофическим образом? Человек далекого прошлого живет в нас сегодня в такой степени, в какой нам это и не снилось перед войной. А что такое в конечном счете судьба великих наций как не сумма психических изменений индивидов? 
До тех пор пока невроз остается частным делом, коренится исключительно в личностных причинах, архетипы не играют никакой роли. Но если речь идет об общей несовместимости или ином вредоносном состоянии, производящем неврозы у относи¬тельно большого числа людей, то мы должны предполагать на¬личие констеллированных архетипов. Так как неврозы в боль¬шинстве случаев являются не просто частным делом, а соци¬альным феноменом, мы должны предполагать, что в этих случа¬ях также подключаются архетипы. Происходит активация соот¬ветствующего данной ситуации архетипа, в результате чего скрытые в нем взрывоопасные силы приходят в действие — час¬то с непредсказуемыми последствиями. Нет такого безумия, жертвой которого не становились бы люди под властью архети¬па. Если бы тридцать лет назад кто-нибудь решился предска¬зать, что наше психологическое развитие идет к возрождению средневековых преследований евреев, что Европа вновь задро¬жит от римских фасций и грохота легионов, что люди вновь ста¬нут пользоваться римским приветствием, как две тысячи лет на¬зад, что вместо христианского креста архаичная свастика поведет за собой миллионы готовых к смерти воинов, — разве этого чело¬века не заклеймили бы как впавшего в мистицизм идиота? А что мы видим сегодня? Сколь бы удивительным нам это ни каза¬лось, весь этот абсурд стал ужасающей реальностью. Частная жизнь, приватные этнологии и неврозы сделались чуть ли не фикцией в современном мире. Человек прошлого, живший в ми¬ре архаичных representations collectives, вновь поднялся на по¬верхность видимой и до боли реальной жизни, причем речь идет не о нескольких неуравновешенных индивидах, но о многих миллионах людей. 
Архетипов имеется ровно столько, сколько есть типичных жизненных ситуации. Бесконечное повторение отчеканило этот опыт на нашей психической конституции — не в форме запол¬ненных содержанием образов, но прежде всего как форм без со¬держания, представляющих только возможность определенного тяга восприятия и действия. Когда встречается ситуация, соот¬ветствующая данному архетипу, этот архетип активируется, появляется принудительность, которая, подобно инстинктивному влечению, прокладывает себе путь вопреки всякому разуму и воле, либо производит патологический конфликт, т. е. невроз. 
 
1.3 Метод доказательства 
Мы должны обратиться теперь к вопросу о том, как можно проверить существование архетипов. Поскольку предполагается, что архетипы вызывают определенные психические формы, нам необходимо обсудить, как и где можно получить материальную демонстрацию этих форм. Главным источником являются в та¬ком случае сновидения, у которых есть то преимущество, что они суть непроизвольные, спонтанные продукты бессознатель¬ной психики. Тем самым они являются чистыми произведениями природы, которые не фальсифицируются какой бы то ни было сознательной целью. Спрашивая индивида, можно установить, какие из появившихся в сновидениях мотивов известны самому индивиду. Из тех, что ему незнакомы, мы должны исключить все те мотивы, которые могли бы быть ему известны. Например, если вернуться к случаю Леонардо, символ грифа. У нас нет уверенности, взял ли Леонардо этот символ у Горалоллона или нет, но это было вполне возможно для образованного человека Я тех времен, когда художники отличались широкими познания¬ми. Поэтому, хотя мотив птицы является архетипом par excel¬lence , его наличие в фантазии Леонардо ещё ничего не доказывает. Следовательно, мы должны обратиться к мотивам, которые по возможности неизвестны сновидцу, но которые все же функ¬ционируют в его сновидении таким образом, что совпадают с функционированием архетипов, известных нам по историческим источникам. 
Другим источником необходимого для нас материала является «активное воображение». Я имею в виду последовательность фантазий, протекающих при произвольной концентрации внимания. Я обнаружил, что существование нереализованных, бессознательных фантазий увеличивает частоту и интенсивность сновидений, и в том случае, если фантазии становятся осознанными, сновидения меняют свой характер, делаются более слабыми, редкими. Отсюда я сделал вывод, что сновидения часто содержат фантазии, которые «хотят» стать осознанными. Источниками сновидений часто являются подавленные инстинкты, обладающие естественной тенденцией оказывать влияние на сознание. В таких случаях перед пациентом просто стоит задача созерцания любого фрагмента фантазии, кажущейся ему значимой — слу¬чайная идея или какая-то дошедшая до сознания часть сновиде¬ния, — пока не прояснится его контекст, т.е. соответствующий ассоциативный материал, в который внедрен этот фрагмент, речь идет не о «свободном ассоциировании», рекомендуемом Фрейдом при анализе сновидений, но о разработке фантазии путем наблюдения дальнейшего материала фантазирования, при¬бавляющегося естественным образом к данному фрагменту. Здесь не место вступать в обсуждение технических деталей метода. Достаточно сказать, что получаемая в результате цепь фантазий приоткрывает бессознательное и дает богатый архетипическими образами и ассоциациями материал. Понятно, что этот метод может использоваться лишь в определенных, хорошо подобранных случаях. Метод небезопасен, поскольку может увести пациента слишком далеко от реальности. Так что уместно предупредить против бездумного его применения. Наконец, очень интересным источником архетипического материала являются делюзии параноиков, фантазии, наблюдае¬мые в состояниях транса, сновидения раннего детства (от трех до пяти лет). Такой материал имеется в избытке, но он лишен всякой ценности до тех пор, пока мы не можем провести убеди¬тельные мифологические параллели. Конечно, недостаточно просто увязывать сновидение, в котором присутствовала змея, с мифологическим значением змей, ибо кто может гарантировать, что змея в сновидении та же, что и в мифе? Чтобы провести значимую параллель, необходимо знать функциональное значе¬ние индивидуального символа, а затем выяснить, не находится ли этот символ — явно параллельный мифологическому — в сходном контексте, а следовательно, не имеет ли он то же самое функциональное значение. Установление подобных фактов не только требует длительного и трудоемкого исследования, но и яв¬ляется неблагодарным предметом для доказательств. Поскольку символы не должны вырываться из контекста, постольку необхо¬димо углубляться во всеохватывающее описание как личност¬ного, так и символического аспектов.

3.1.3 Выводы

1. Архетипы — это мощные  психические первообразы, скрытые  в глубинах бессознательного, врождённые  универсальные идеи, изначальные  модели восприятия, мышления, переживания. 
2. Существует множество архетипических символов, и они одинаковы для всех людей, вне зависимости от их опыта или культурной принадлежности. 
3. В символической концентриро¬ванной форме архетипы содержат в себе накопленный человечеством опыт переживания типичных жизненных драм — проверенные тысячелетиями модели поведения в критических жизненных ситуациях и спосо¬бы их осмысления и принятия.  
4. Архетипы проявляются во снах. 
5. Архетипические образы наиболее ярко выражены в мифах и сказках.

3.2. Часть 2 (обязательная  практическая часть) 3.2.1 Название  части: Глава II. Поиск и анализ архетипов в произведении Кэндзабуро Оэ «Объяли меня воды до души моей»

3.2.2 Текст части

Свой анализ я бы хотел  бы связать со статьёй Т. Григорьевой  «Обращаюсь к современникам», данной в качестве предисловия к роману. Эта статья верно направила мою  мысль и помогла сформулировать некоторые тезисы. 
С весьма необычными, но от этого не менее интересными героями, роман освещает многие актуальные для человечества проблемы. Одна из тем – тема близости мировой катастрофы. Т. Григорьева пишет: «…его диагноз точен: общество, если понимать под ним способ существования людей, пришло в такое состоя¬ние, что волны Мирового Потопа вот-вот захлестнут его с голо¬вой…» Однако, эта тема не является основой моего анализа, она лишь привнесет дополнительную составляющую, которая в свою очередь поможет лучше раскрыть тему. 
В рамках моей работы актуальной является другая тема – тема единства человека и природы, духовного и даже физического. Опять-таки обратимся к статье «Обращаюсь к современникам», автор которой, по моему мнению, очень точно определил заявленную проблему: «…в романе Оэ есть нечто новое, некий прорыв к первозданности, к корневым основам человеческого бытия, как бы выпавшим из памяти за минувшие века. Вдруг прорывается щемящая тоска человека по отвергнутой им же природе, тоска блудного сына по родной обители. Это сильная сторона произведения: где-то в подсознании живет еще чувство кровной связи с Вселенной. «Запершись с сыном в атом¬ном убежище, я, как поверенный лучших обитателей земли, ко¬торых люди стремятся истребить, намеревался встретить после¬дний день человечества, — признается Исана. — Мы с сыном тоже должны погибнуть, однако это никогда меня не беспокои¬ло... вот в чем смысл моей отшельнической жизни. Я провозгласил себя поверенным китов и деревьев потому, что нахожусь на земле вместо китов и способен передвигаться вместо деревьев, и я противопоставил себя всему человечеству». Пусть ситуация в романе необычная и даже маловероятная, пусть сам герой производит впечатление не совсем нормального человека, — это чувство тоски по материнской утробе, питающей и ограждающей человека от напастей, — неизбывно. На это чув¬ство не способен лишь тот, кто перестал быть человеком, лишен родовой или космической памяти, — человек-машина, робот, — ответ на машинную цивилизацию. И потому, не есть ли общение с душами деревьев и китов в каком-то смысле исконнее, реаль¬нее, чем пришлые черты человеческого характера, навязанные механическим миром? Здесь тоска по истокам и уверенность в том, что души деревьев и китов понимают боль и чувства челове¬ка лучше, чем люди. Поэтому Исана по-настоящему может об¬щаться только с душами деревьев и китов, доверяя им сокровен¬ные мысли и получая ответы на самые больные вопросы». 
Единственное, правильность чего вызывает у меня сомнения, это интерпретация Т. Григорьевой проблематики романа. Автор статьи «Обращаюсь к современникам» связывает проблему произведения Оэ с библейским сюжетом: «А, может быть, близость библейскому мироощущению делает роман столь проникновенным?» Необходимо учитывать, что Кэндзабуро Оэ – житель Японии – страны со своими традициями, со своим мироощущением, отличным от Христианского. Резонно будет обратиться к понятию синтоизма, так как по многим признакам главный герой романа – синтоист. 
Синтоизм (от япон. синто, - путь, учение богов) – религия, распространённая в Японии, в основе которой лежит культ божеств природы и предков. В японской религии синто, или синтоизме, как называют её европейцы, к числу божеств, именуе¬мых коми, относятся божественные предки японского народа; духи гор, рек, камней, деревьев, огня, ветра; божества — покровители отдельных местностей и ремёсел; божества, оли¬цетворяющие человеческие добродете¬ли; духи умерших. Ками незримо при¬сутствуют везде и всюду и участвуют во всём происходящем. Они буквально пронизывают окружающий мир. Основу синтоизма составляют культ предков и поклонение силам приро¬ды. В этой религии вообще отсутствуют чёткие различия между людьми и ками. Люди, согласно синто, про¬изошли непосредственно от ками, живут в одном мире с ками и могут переходить в разряд ками после смер¬ти. Поэтому синто не обещает спасе¬ния в каком-то ином мире, а идеалом считает гармоничное существование человека с окружающим миром, в ду¬ховном единстве. Ещё одной особенностью синто является множество ритуалов, сохра¬нившихся практически без измене¬ний на протяжении веков.  
От приверженца этой религии не требуется ежедневных молитв и частых посещений храма. Вполне достаточно участия в храмовых праздниках и ис¬полнения традиционных обрядов, свя¬занных с важными событиями жизни. Поэтому сами японцы нередко воспри¬нимают синто как совокупность на¬циональных обычаев и традиций. В принципе ничто не мешает синтоисту исповедовать любую другую религию или даже считать себя атеистом. На во¬прос о религиозной принадлежности лишь очень немногие японцы отве¬чают, что они синтоисты. И всё-таки исполнение обрядов синто неотделимо от повседневной жизни японца с мо¬мента его рождения до самой смерти, просто в большинстве своём обряды не рассматриваются как проявление ре¬лигиозности. 
Я считаю, что синтоизм неразрывно связан с понятием архетипов, так как его корни уходят в далекое прошлое; сама его суть заключается в почитании предков, старых традиций, природного начала. Архетипы строятся на таком же принципе. Архетипические символы, подобно символам синто, уходят корнями в глубокую древность, когда человек был неотъемлемой и зависящей от природы её частью.  
Обратимся непосредственно к анализируемому роману. 
С самых первых страниц читателю открывается герой произведения – Исана Ооки. Это человек, живущий со слабоумным сыном в специально построенном для него убежище. Он оградил себя и сына от общества, единственной ценностью и целью которого стал прогресс. Погоня за цивилизацией, идея покорения человеком мира пугала и угнетала Исана, свято верящего в превосходство природы над людьми и в близость дня, когда это превосходство будет доказано. 
На протяжении всего романа у Исана появляются мысли и переживания, которые порождены психическими первообразами о человеке и природе – архетипами. «Он попросил пробить в железобетонном полу прямо под металлической лестницей квадрат тридцать на тридцать сантиметров и обнажить землю… Это абсолютно бесполезное четырехугольное отверстие служило хозяину дома опорой для размышлений. Усевшись на стул прямой спинкой и воткнув, как рассаду босые ноги в землю, он предавался размышлениям… Размышлял он об одном – как достичь духовного слияния с деревьями, покрывающими землю, и с китами, обитающими в далеких морях». Герой романа пытается достичь гармонии с окружающим миром, непосредственно через слияние с ним, уподобление себя его частям. Закапываясь ногами под землю, как деревья корнями, Исана как бы показывает свою принадлежность и родственность с ними. Этот символ архетипичен.  
Примечательно, что герой сменил себе даже имя, чтобы быть названным не как человек, а как представитель мира природы: «Он даже имя сменил, чтобы подчеркнуть свою новую сущность – Ооки Исана (Ооки – могучее дерево; Исана – отважная рыба (япон.))». 
Всегда и везде, вне зависимости от того, страдал или радовался герой, был ли он уверен или нуждался в совете, Исана мысленно обращался к душам деревьев и душам китов за помощью. Так, в одной из напряженных ситуаций, Исана обращается к душе персика: «Да, вот это действительно дикий персик! – подумал Исана, потрясенный гигантскими размерами дерева, и почувствовал сквозь, наступившую, когда погасли фары машины, к нему приближается душа персика. Да, понял, сказал про себя Исана, уловив напряженной антенной своей души душу персика. Ты, я надеюсь, будешь охранять меня с сыном. Если здесь что-либо произойдет…». 
Внимательно он следил за символами, которые, как ему казалось, они ему посылали, будь то еле заметный шелест от ветра, зловещий перелет птиц с ветки на ветку, или порез от травы. Можно проанализировать каждый из этих символов с точки зрения коллективного бессознательного. К примеру, ветер, колышущий листья – образ приближающейся вести, события. Так, в романе вслед за этим, к Исана прибыла знакомая, сообщившая некоторые новости. Суета птиц – символ близости беды, дурных вестей, чего-то связанного со смертью. Так, обеспокоенный подобным поведением птиц герой романа вскоре после череды напряженных событий оказался на волоске от смерти, перед дулом винтовки. А порез на ладони Исана обнаружил после того, как присутствовал при казни человека. Очевидно, что рана, оставленная листом травы – своеобразное предостережение и наказание. Коллективное бессознательное проявляется в том, что о значении этих символов большинство читателей, вроде меня, не могли узнать из какой-то специальной литературы или иного источника. Их значение кажется очевидным, само собой разумеющимся. Пользуясь понятием Юнга, можно смело заявить, что это проявление архетипов. 
В теоретической части работы мною был изучен тот факт, что коллективное бессознательное ясно проявляется в сновидениях. Обращаясь к роману Кэндзабуро Оэ, можно отметить, что Исана зачастую снились сны, в которых он общался с душами деревьев и китов, получал от них сигналы: «Перед самым пробуждением Исана увидел еще один сон: вокруг него толпятся сонмы душ деревьев и китов. Деревьев-душ множество, как в девственном лесу. Китов-душ множество, как до начала эпохи китобойного промысла». Это очередной раз доказывает наличие архетипов в романе. 
В рамках моей работы особого внимания заслуживает еще один момент в романе. По сюжету, недалеко от места жительства Исана с сыном располагается лагерь враждебно настроенной на традиционное общество группировки подростков, которые подозревая, что Исана следит за ними, решают привлечь его внимание. Однако вместе с тем, подойти и поговорить они с ним не решаются. Тогда они находят необычный, но действенный способ. «Однажды утром, когда он и Дзин возвращались с покупками, Исана, взглянув на фасад убежища, обнаружил, что вокруг средней бойницы третьего этажа нарисованы ярко-красный круг и рядом – огромный крест». Геометрические фигуры – яркие архетипические образы. Пусть ни мне, ни подросткам, ни Исана не известно их значение, но факт тот, что геометрические фигуры как нельзя лучше сработали в том, что мгновенно привлекли внимание, действуя на подсознание. Ответить герой произведения решил подобным способом. «Вытянув руку, он на¬рисовал две соединяющиеся концами дуги, между ними — закрашенный круг… Прижав ладони к глазу, на него смотрел по-прежнему смирно сидевший на стуле Дзин. Да, действительно, глаз! — промолвил Исана, поняв смысл того, что показывает ему сын. К кругу и кресту, нарисованным подростками на стене убежища, Исана пририсовал огром¬ный зеленый глаз. Исана и сам не мог бы толком объяснить, какой смысл вкладывал он в нарисованный им глаз. Но тем не менее внешний мир реагировал на него предельно остро». Таким образом, начиная рисовать, Исана не строил конкретных планов по поводу того, что он нарисует и какой смысл это понесет. За него решило его подсознание, и решило верно. Зеленый глаз – отличный архетипический символ мирного сообщения, наблюдения – именно так и был настроен герой к подросткам. 
Таким образом, несмотря на то, что Кэндзабуро Оэ – японец, читателю любой национальности символика романа покажется понятной и очевидной. Он использует образы, которые не нуждаются в каком-либо разъяснении и не требуют знания японской культуры – образы, которые одинаковы в подсознании каждого человека вне зависимости от его национальности.

3.2.3 Выводы

1. В романе поднимается  тема единства человека и природы,  духовного и даже физического. 
2. Главный герой романа по многим признакам - синтоист. Синтоизм – религия, распространённая в Японии, в основе которой лежит культ божеств природы и предков. Сегодня синто перешел из разряда религии в разряд основы менталитета японцев. 
3. Синтоизм неразрывно связан с понятием архетипов, так как его корни уходят в далекое прошлое; сама его суть заключается в почитании предков, старых традиций, природного начала. Архетипы строятся на таком же принципе. Архетипические символы, подобно символам синто, уходят корнями в глубокую древность, когда человек был неотъемлемой и зависящей от природы её частью.  
4. Всегда и везде, вне зависимости от того, страдал или радовался герой, был ли он уверен или нуждался в совете, Исана мысленно обращался к душам деревьев и душам китов за помощью. Это проявление архетипов. он следил за символами, которые, как ему казалось, они ему посылали, будь то еле заметный шелест от ветра, зловещий перелет птиц с ветки на ветку, или порез от травы. Можно проанализировать каждый из этих символов с точки зрения коллективного бессознательного. 
5. Архетипические символы проявлялись во снах Исана Ооки. 
6. Архетипы, по моему мнению, находят отражение в геометрических фигурах, появляющихся в некоторых частях романа. 
7. Несмотря на то, что Кэндзабуро Оэ – японец, читателю любой национальности символика романа покажется понятной и очевидной. Он использует образы, которые не нуждаются в каком-либо разъяснении и не требуют знания японской культуры – образы, которые одинаковы в подсознании каждого человека вне зависимости от его национальности и культурной принадлжености. Это архетипы.

3.3 Часть 3 (не  обязательная часть) 3.3.1 Название  части:

3.3.2 Текст части

3.3.3 Выводы

4. Заключение 4.1 Текст  заключения

Итак, после проделанной  мною работы я могу смело заявить  о том, что архетипы вызвали у  меня неподдельный интерес. Знание и  практическое использование понятия  коллективного бессознательного я  считаю важным в работе рекламиста. Архетипы – универсальный метод  донесения какой-либо информации через  определенный образ. Универсальный  он потому, что может быть направлен  массам и будет понят всеми, так  как для всех людей, вне зависимости  от их эмпирического опыта, архетипические образы одинаковы. Кроме того, после  ознакомления с теорией об архетипах, я стал придавать большее значение формам, геометрическим фигурам и  символам. Это может помочь при  создании логотипов.  
Интересно было познакомиться с религией синто. Примечательно, что на сегодняшний день синтоизм – это скорее не религия, а комплекс традиций и образ жизни жителей Японии. И кроме того, система образов синто идентична системе архетипических образов, поэтому анализ архетипов наиболее прост, по моему мнению, в произведениях о Японии. 
Свою аналитическую работу с настоятельной рекомендацией от себя по поводу использования архетипов в дизайне я во-первых передал группе профессиональных дизайнеров во главе с Астафьевым Дмитрием, и во-вторых творческому объединению «Кальфина», занимающемуся разработкой и производством световых коробов, неоновых вывесок а также полиграфией и дизайном. 
В ходе проделанной мною работы были выполнены поставленные задачи. Итогом работы явилось следующее: 
1. Изучено понятие К. Г. Юнга о коллективном бессознательном, выяснено, что архетипы - это мощные психические первообразы, скрытые в глубинах бессо¬знательного врождённые универсальные идеи, изначальные модели восприятия, мышления, переживания, своего рода первичные представления о мире и жизни, которые не зависят от уровня полученных знаний и которые неизвестным образом передаются из поколения в поколение. Согласно Юнгу, в символической концентриро¬ванной форме архетипы содержат в себе накопленный человечеством опыт переживания типичных жизнен¬ных драм — проверенные тысячелетиями модели по¬ведения в критических жизненных ситуациях и спосо¬бы их осмысления и принятия; 
2. Выяснено, что архетипические образы могут отчетливо проявляться в сновидениях; 
3. Изучено значение и образ наиболее ярких архетипов, таких как архетипы Матери, Самости, Анимы, Анимуса; 
4. Для более полного анализа произведения Кэндзабуро Оэ исследовано содержание религии синто, так как главный герой книги по многим признакам – синтоист. Выяснено, что принципы синтоизма идентичны и взаимосвязаны с понятием коллективного бессознательного, именно тем, что оба уходят корнями в глубокую древность, где берут основную систему символов, мотивов поведения; 
5. В прочитанном романе найдены некоторые архетипические символы, самыми основными из которых являются души деревьев и китов, с которыми главный герой ведет постоянный мысленный диалог; 
6. Выяснено, что, несмотря на то, что Кэндзабуро Оэ – японец, читателю любой национальности символика романа покажется понятной и очевидной, так как он использует образы, которые не нуждаются в каком-либо разъяснении и не требуют знания японской культуры – архетипические образы, которые по природе своей одинаковы для людей всего мира.

4.2 Список литературы

1. Оэ Кэндзабуро. Объяли  меня воды до души моей. М.: Панорама, 1999; 
2. Юнг К. Г. Аналитическая психология. Прошлое и настоящее. М.: Мартис, 1995; 
3. Энциклопедия для детей. Человек. Том 18. М.: Аванта плюс, 2002; 
4. Энциклопедия для детей. Религии мира. Том 6. Часть 2. М.: Аванта плюс, 1996; 
5. Большой энциклопедический словарь. Том 1. А. М. Прохоров, М.: Советская энциклопедия, 1991; 
6. Большой энциклопедический словарь. Том 2. А. М. Прохоров, М.: Советская энциклопедия, 1991;