Биография Беллы Ахмадулиной

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Ахмадулина Белла (Изабелла) Ахатовна, российский поэт, прозаик, переводчица, один из крупнейших русских лирических поэтов второй половины XX века.

                           

10 апреля 1937 в Москве. Школьницей работала внештатным корреспондентом газеты «Метростроевец». Стихи писала с детства, занималась в литобъединении при ЗИЛе у поэта Е. Винокурова. В 1955 в газете «Комсомольская правда» было опубликовано ее стихотворение «Родина». По окончании школы поступила в Литературный институт им. А.М. Горького. Стихи, поданные на творческий конкурс при поступлении, удостоились высокой оценки И. Сельвинского: «поразительные по силе, свежести, чистоте души, глубине чувства».

Во учебы в Литинституте Ахмадулина публиковала стихи в литературных журналах и в рукописном журнале «Синтаксис». Занималась журналистикой, писала очерки («На сибирских дорогах и др.»). В 1957 писала в «Комсомольской правде»: искусство «призвано не веселить людей, а приносить им страдания». В 1959 Белла Ахмадулина была исключена из института за отказ участвовать в травле Б.Л. Пастернака, но затем восстановлена. В 1960 окончила институт с отличной оценкой дипломной работы.

В 1962 стараниями П.Г. Антокольского была издана первая книга Беллы Ахмадулиной «Струна». Высоко оценивая поэтический дар Ахмадулиной, Антокольский впоследствии написал в посвященном ей стихотворении: «Здравствуй, Чудо по имени Белла, / Ахмадулина, птенчик орла!»

Поэтический сборник «Озноб», в котором были собраны все стихи, написанные в течение 13 лет, вышел в эмигрантском издательстве «Посев» (1969, ФРГ). Несмотря на это «крамольное» событие, книги Беллы Ахмадулиной, хотя и подвергались строгой цензуре, продолжали издаваться в СССР: «Уроки музыки» (1969), «Стихи» (1975), «Свеча» (1977), «Метель» (1977) и др. В 1977 она была избрана почетным членом Американской академии искусства и литературы. В 1988 вышла книга «Избранное», за ней последовали новые поэтические сборники.

Сюрреалистический рассказ Беллы Ахмадулиной «Много собак и собака» вошел в неофициальный альманах «Метрополь» (1979). К этому времени она по праву считалась одним из наиболее ярких поэтов, начинавших свой творческий путь во время «оттепели». Вместе с А. Вознесенским, Е. Евтушенко и Р. Рождественским ее называли «поэтом эстрады», обозначая таким образом не столько поэтический строй, сколько способ общения с читателем. Вообще же стихам Ахмадулиной никогда не была присуща публицистичность. Она не раз говорила о том, что без восторга вспоминает времена массового интереса к поэзии, из-за которого в поэтах воспитывалось желание угождать неприхотливым вкусам.

Одной из главных тем лирики Беллы Ахмадулиной является дружба. Дружбу -- в том числе дружбу-любовь и дружбу-творчество -- она считает одним из самых сильных человеческих чувств. Дружбе в равной мере присущи и страсть («Свирепей дружбы в мире нет любви», в сб. «Сны о Грузии», 1977), и горечь («По улице моей который год…»; там же).

Героями стихов Беллы Ахмадулиной становились русские поэты -- от А. Пушкина и М. Цветаевой (сб. «Тайна», 1983) до друзей и современников А. Вознесенского и Б. Окуджавы, а также простые люди -- «кривая Нинка» (сб. «Побережье», 1991), «электрик Василий» (сб. «Стихотворения», 1988) и др. Ахмадулину не пугают уродливые черты действительности, о которой она пишет в своем «больничном цикле» («Воскресенье настало…», «Был вход возбранен…», «Елка в больничном коридоре» и др.): «Я видела упадок плоти / и грубо поврежденный дух /…весь этот праздник некрасивый / был близок и понятен мне». При этом, как писал в 1977 И. Бродский, ее искусство «в значительной степени интровертно и центростремительно. Интровертность эта, будучи вполне естественной, в стране, где живет автор, является еще и формой морального выживания» («Зачем российские поэты?..»).

Бродский считал Беллу Ахмадулину «несомненной наследницей Лермонтовско-Пастернаковской линии в русской поэзии», поэтом, чей «стих размышляет, медитирует, отклоняется от темы; синтаксис - вязкий и гипнотический -- в значительной мере продукт ее подлинного голоса».

Ахмадулина много переводила грузинских поэтов Н. Бараташвили, Г. Табидзе, С. Чиковани и др. Журнал «Литературная Грузия» публиковал ее стихи в годы, когда из-за идеологических запретов это было невозможно в России.

Белла Ахмадулина -- автор многочисленных эссе -- о В. Набокове, А. Ахматовой, М. Цветаевой, Вен. Ерофееве, А. Твардовском, П. Антокольском, В. Высоцком и др. крупных творческих личностях, которые, по ее словам, «украсили и оправдали своим участием разное время общего времени, незаметно ставшего эпохой».

В 1989 ей была присуждена Государственная премия СССР.

29 ноября 2010 года, на 74-м году жизни знаменитая поэтесса скончалась на своей даче в Переделкине.

 

 

 

 

 

 

ЧУЖОЕ РЕМЕСЛО

Чужое ремесло мной помыкает.

На грех наводит, за собой маня.

моя работа мне не помогает

и мстительно сторонится меня.

 

Я ей вовеки соблюдаю верность,

пишу стихи у краешка стола,

и все-таки меня снедает ревность,

когда творят иные мастера.

 

Поет высоким голосом кинто,

и у меня в тбилисском том духане,

в картинной галерее и в кино

завистливо заходится дыханье.

 

Когда возводит красную трубу

печник на необжитом новом доме,

я тоже вытираю об траву

замаранные глиною ладони.

 

О, сделать так, как сделал оператор -

послушно перенять его пример

и, пристально приникнув к аппаратам,

прищуриться на выбранный предмет.

 

О, эта жадность деревце сажать,

из лейки лить на грядках неполитых

и линии натурщиц отражать,

размазывая краски на палитрах!

 

Так власть чужой работы надо мной

меня жестоко требует к ответу.

Но не прошу я участи иной.

Благодарю скупую радость эту.

 

ДЕНЬ ПОЭЗИИ

Какой безумец празднество затеял

и щедро Днем поэзии нарек?

По той дороге, где мой след затерян,

стекается на празднество народ.

 

О славный день, твои гуляки буйны.

И на себя их смелость не беру.

Ты для меня -торжественные будни.

Не пировать мне на твоем пиру.

 

А в публике - доверье и смущенье.

Как добрая душа ее проста.

Великого и малого смешенье

не различает эта доброта.

 

Пока дурачит слух ее невежда,

пока никто не видит в этом зла,

мне остается смутная надежда,

что праздники случаются не зря.

 

Не зря слова поэтов осеняют,

не зря, когда звучат их голоса,

у мальчиков и девочек сияют

восторгом и неведеньем глаза.

 

НОВАЯ ТЕТРАДЬ

Смущаюсь и робею пред листом

бумаги чистой.

Так стоит паломник

у входа в храм.

Пред девичьим лицом

так опытный потупится поклонник.

 

Как будто школьник, новую тетрадь

я озираю алчно и любовно,

чтобы потом пером ее терзать,

марая ради замысла любого.

 

Чистописанья сладостный урок

недолог. Перевернута страница.

Бумаге белой нанесен урон,

бесчинствует мой почерк и срамится.

 

 

 

Так в глубь тетради, словно в глубь лесов,

я безрассудно и навечно кану,

одна среди сияющих листов

неся свою ликующую кару.

 

СТАРИННЫЙ ПОРТРЕТ

Эта женщина минула,

в холст глубоко вошла.

А была она милая,

молодая была.

 

Прожила б она красивая,

вся задор и полнота,

если б проголодь крысиная

не сточила полотна.

 

Как металася по комнате,

как кручинилась по нем.

Ее пальцы письма комкали

и держали над огнем.

 

А когда входил уверенно,

громко спрашивал вина -

как заносчиво и ветрено

улыбалася она.

 

В зале с черными колоннами

маскерады затевал

и манжетами холодными

ее руки задевал.

 

Покорялись руки бедные,

обнимали сгоряча,

и взвивались пальцы белые

у цыгана скрипача.

 

Он опускался на колени,

смычком далеким обольщал

и тонкое лицо калеки

к высоким звездам обращал.

 

...А под утро в спальне темной

тихо свечку зажигал,

перстенек, мизинцем теплый,

он в ладони зажимал.

 

И смотрел, смотрел печально,

как, счастливая сполна,

безрассудно и прощально

эта женщина спала.

 

Надевала платье черное

и смотрела из дверей,

как к крыльцу подводят чопорных,

приозябших лошадей.

 

Поцелуем долгим, маетным

приникал к ее руке,

становился тихим, маленьким

колокольчик вдалеке.

 

О высокие клавиши

разбивалась рука.

Как над нею на кладбище

трава глубока.

 

МАЗУРКА ШОПЕНА

Какая участь нас постигла,

как повезло нам в этот час,

когда бегущая пластинка

одна лишь разделяла нас!

 

Сначала тоненько шипела,

как уж, изъятый из камней,

но очертания Шопена

приобретала все слышней.

 

И тоненькая, как мензурка

внутри с водицей голубой,

стояла девочка-мазурка,

покачивая головой.

 

Как эта с бедными плечами,

по-польски личиком бела,

разведала мои печали

и на себя их приняла?

 

Она протягивала руки

и исчезала вдалеке,

сосредоточив эти звуки

в иглой расчерченном кружке.

 

ВУЛКАНЫ

Молчат потухшие вулканы,

на дно их падает зола.

Там отдыхают великаны

после содеянного зла.

 

Все холоднее их владенья,

все тяжелее их плечам,

но те же грешные виденья

являются им по ночам.

 

Им снится город обреченный,

не знающий своей судьбы,

базальт, в колонны обращенный

и обрамляющий сады.

 

Там девочки берут в охапки

цветы, что расцвели давно,

там знаки подают вакханки

мужчинам, тянущим вино.

 

Все разгораясь и глупея,

там пир идет, там речь груба.

Одевочка моя, Помпея,

дитя царевны и раба!

 

В плену судьбы своей везучей

о чем ты думала, о ком,

когда так храбро о Везувий

ты опиралась локотком?

 

Заслушалась его рассказов,

расширила зрачки свои,

чтобы не вынести раскатов

безудержной его любви.

 

И он челом своим умнейшим

тогда же, на исходе дня,

припал к ногам твоим умершим

и закричал: "Прости меня!"

 

САДОВНИК

Я не скрипеть прошу калитку,

я долго около стою.

Я глажу тонкую калину

по загорелому стволу.

 

И, притаясь в листве веселой,

смеюсь тихонько в кулаки.

Вот он сидит, мой друг высокий,

и починяет башмаки.

 

Смешной, с иголкою и с дратвой,

еще не знает ничего,

а я кричу свирепо: "Здравствуй!" -

и налетаю на него.

 

А он смеется или плачет

и топчет грядки босиком,

и красный сеттер возле пляшет,

в меня нацелясь языком.

 

Забыв в одной руке ботинки,

чудак, садовник, педагог,

он в подпол лезет и бутылки

из темноты мне подает.

 

Он бегает, очки роняя,

и, на меня взглянув тайком,

он вытирает пыль с рояля