Цветовая гамма поэтических образов А. Блока

В первом томе уже намечается метафоризация красного цвета, причем метафоры, основу которых составляет красный цвет, часто тут же расшифровываются («Мигает красный призрак — заря!» (I, 259) или раскрываются предшествующими стихами, всем содержанием стихотворения:

...Задыхались в дыму  пожара,

Испуская пронзительный крик.

...На обломках рухнувших  здании 

Извивался красный червяк.

I, 264

Красный цвет уже в  первом томе используется для создания символов, которые передают мятежные, характерные для Блока порывы, беспокойство и душевное смятение:

Я безумец!

Мне в сердце вонзили

Красноватый уголь пророка!

I, 318

Особенно тревожно звучит стихотворение «Я бежал...», посвященное  Андрею Белому, с которым у Блока  всю жизнь были очень сложные  отношения. Стихотворение насыщено красно-кровавыми тонами: обливался кровью, впереди покраснела заря, истекающий кровью, красный платок полей, красное золото:

Неужели и ты отступаешь?

Неужели я стал одинок?

Или ты, испытуя, мигаешь,

Будто в поле кровавый платок?

О, я увидел его, несчастный,

Увидел красный платок полой...

Заря ли кинула клич свой красный?.. I, 293

Во втором и третьем  томах символика красного цвета  расширяется: красный цвет — элемент  контраста, символ разоблачения капиталистического города и его противоречий, средство сатиры и, наконец, символ приближающейся революции.

Красный цвет по-прежнему используется в пейзажных зарисовках, однако уже с явно переносным, метафорическим звучанием: «Пели гимн багряным зорям» (II, 55); «И в безбурности зорь красноватых не видать чертенят бесноватых» (II, 14); «Красное солнце село за строенье» (II, 146).

Иногда пейзажные стихи, окрашенные в красные тона, явственно напоминают есенинские:

Снова красные копья  заката

Протянули ко мне острие.

II, 7

На закате полоской алой

Покатилась к земле слеза. II, 80

Но густых рябин в  проезжих селах

Красный цвет зареет издали.

II, 75

Огнекрасные отсветы  ярче

На суровом моем полотне... III, 222

Красный цвет, как уже говорилось, используется поэтом и для цветового контраста: «О, красный парус в зеленой дали!» (III, 102); «Синее море! Красные зори!» (II, 52); «Давно потухший взгляд безучастный, клубок из нитей веселый, красный...» (II, 64).

Интересен пример гиперболизации красного цвета, его нагнетания:

Трижды красные герольды

На кровавый звали пир!

Встречается и перефразировка красного цвета («И пьяницы с глазами кроликов...» (II, 185), красный в географическом названии («Через Красное море туман поползет...» (I, 485), и красный как постоянный фольклорный эпитет («Что в очах Твоих, красная девица, нашептала мне синяя ночь» (I,523).

Социальное звучание произведений Блока становится все более отчетливым во втором томе. Блок все пристальнее всматривается в окружающую его действительность, все ближе воспринимает жизнь. Предгрозовые раскаты и сама революционная гроза 1905 года не пронеслись мимо него. Тема страшного мира и неприятия его, вера в неизбежность гибели капиталистического уклада, своеобразно осмысленная и интерпретированная, все чаще появляется в поэзии Блока. Красный цвет становится на время символом мещанства, пошлости, продажности: «Но ты гуляешь с красным бантом и семячки лущишь...» (II, 116); в притоне разврата «всех ужасней в комнате был красный комод» (II, 139); «Красный штоф полинялых диванов...» (III, 31); «Был любовный напиток — в красной пачке кредиток» (II, 168). Поэту ненавистны мещанские красные герани в окошках:

О, если б не было в окнах

Светов мерцающих!

Штор и пунцовых цветочков! II, 162

В письме к Сергею Соловьеву  от 8 марта 1904 г. Блок писал: «Пишу стихи  длинные, часто совершенно неприличные, которые, однако, нравятся мне больше прежних и кажутся сильнее. Не ругай за неприличие, сквозь него во мне все то же, что в прежнем «расплывчатом», но в формах крика, безумий и часто мучительных диссонансов» (VIII, 97).

Трагедия человека в  капиталистическом городе, среди  дыма заводских труб, передана с помощью оттенков красного в стихотворении «Обман» (II, 146—147, 5 марта 1904 г.): «пьяный красный карлик... прыгнул в лужицу красным комочком... Красное солнце село за строенье... По улицам ставят красные рогатки... Стремительно обгоняет их красный колпак... В глазах ее красно-голубые пятна...»

С темой разоблачения капиталистического города, символом которого становится красный фонарь, связана в поэзии Блока тема падшей женщины — жертвы людского равнодушия, пресытившегося мира («Улица, улица...», «Повесть», «Легенда», «Невидимка», «Там дамы щеголяют модами», «Клеопатра», «Ночная фиалка», «Мария», «Вот — в изнурительной работе...», «Последний день» и т. д.). Во многих стихотворениях Блок ставит рядом поэта и «падшую», утверждая их внутреннюю близость: духовную незащищенность, ранимость. В падшей Блок видит близкую, обиженную подругу, человека:

Там, где скучаю так  мучительно,

Ко мне приходит иногда

Она — бесстыдно упоительна

И унизительно горда.

II, 187

Лирический герой называет падшую своей «красной подругой», «вольной девой в огненном плаще». Тема падшей как жертвы ненавистного страшного мира раскрывается с помощью красного цвета:

И — нежданно резко  — раздались проклятья,

Будто рассекая полосу дождя:

С головой открытой —  кто-то в красном платье

Поднимал на воздух малое  дитя...

Светлый и упорный, луч  упал бессменный— 

И мгновенно женщина, ночных веселий дочь,

Бешено ударилась головой  о стену,

С криком исступленья, уронив ребенка в ночь...

И столпились серые виденья  мокрой скуки.

Кто-то громко ахал, качая головой.

А она лежала на спине, раскинув руки,

В грязно-красном платье, на кровавой мостовой. II, 163

Цветовые образы, в  основном с участием красного, играют существенную роль в трагическом решении темы города («Невидимка»):

Веселье в ночном кабаке.

Над городом синяя  дымка.

Под красной зарей  вдалеке 

Гуляет в полях Невидимка.

...Вам сладко вздыхать  о любви, 

Слепые, продажные твари?

Кто небо запачкал в крови?

Кто вывесил красный  фонарик?

...Вечерняя надпись  пьяна 

Над дверью, отворенной в лавку...

Вмешалась в безумную давку

С расплеснутой чашей  вина

На Звере Багряном — Жена.

II, 170—171

Гораздо реже используется красный цвет в портретных зарисовках. Это портрет человека — жертвы проклятого города:

Лазурью бледной месяц  плыл

Изогнутым перстом.

У всех, к кому я приходил,

Был алый рот крестом.

...Им смутно помнились  шаги,

Падений тайный страх,

И плыли красные круги 

В измученных глазах.

II, 181

Кульминацией символики  красного цвета в поэтике Блока  является использование его для передачи революционных предчувствий и настроений:

... росли восстаний  знаки, 

Красной вестью вечного  огня

Разгорались дерзостные маки,

Побеждало солнце Дня. I, 513

Рабочий в «сером армяке» берет  в свои руки руль «барки жизни»: «Тихо повернулась красная корма...» (II, 161). «Отдаленного восстанья надвигающийся гул» (II, 202) — и «Над вспененными конями факел стелет красный свет» (II, 201); «От дней войны, от дней свободы — кровавый отсвет в лицах есть» (III, 278). Красный как символ свободы, наводящий ужас на тех, кто стоит на страже существующего порядка, звучит в стихах:

...Дразнить в гимназии  подруг 

И косоплеткой ярко-красной 

Вводить начальницу в  испуг... III, 316

И, конечно, красный — это цвет боевых знамен революции, победно развевающихся над идущими «державным шагом» двенадцатью красногвардейцами, бессменным дозором революции:

В очи бьется Красный  флаг.

Раздается Мерный шаг. III, 356—358

И если во втором томе «взвился огневой, багряницей засыпающий праздничный  флаг» (II, 274, 1907), то в поэме «Двенадцать» он гордо реет на ветру: «Это— ветер с красным флагом разыгрался впереди...».

Во втором томе Блок не раз обращался к этому образу, но это был всего лишь намек на необычность, таинственность ситуации:

«Птица Пен» ходила к  югу,

Возвратясь давала знак:

Через бурю, через вьюгу

Различали красный флаг... II, 50

Эволюция символики  красного цвета у Александра Блока  позволяет проследить, как поэт углублял и расширял систему поэтических  образов. Среди них образы, в создании которых использован красный  цвет и его оттенки, играют решающую роль для понимания творчества Блока, эволюции его мировоззрения.

По статистике Миллер-Будницкой, сине-голубой цвет составляет в колористической гамме Блока 11%. Синий, как и красный, играет важную роль в поэтике Блока. Основная функция его — романтическая. Блок остался навсегда романтиком, и его «голубой цветок» не увял, оборачиваясь то голубым кораблем, то голубым сном, то голубой мечтой или синим туманом. Цитируя Г. Гейне, Блок мог то же сказать и о себе: «Несмотря на мои опустошительные походы против романтиков, сам я все-таки всегда оставался романтиком и был им даже в большей степени, чем сам подозревал. После самых смертоносных ударов, нанесенных мною увлечению романтической поэзией в Германии, меня самого вновь охватила безграничная тоска по голубому цветку» (VI, 147).

Сам Блок нередко иронизировал по поводу «голубого цветка» и в  «Балаганчике», и в «Незнакомке», и в «Короле на площади», и в своих автопародиях и шуточных стихах («Посеял я двенадцать маков на склоне голубой мечты» (I, 552); «Где же дальше Совнархоза голубой искать цветок?» (III, 426). Но «цветок» выстоял и остался в поэзии Блока символом чистоты, свежести, радости и надежды на будущее: «И любой колени склонит пред тобой... И любой цветок уронит голубой...» (II, 241); «И ветер поет и пророчит мне в будущем — сон голубой...» (II, 275).

В использовании синего, голубого как поэтического образа преобладает символическое начало. Часто он передает ощущение зыбкости, нереальности, атмосферу сна: «И на сон навеваю мечты, и проходят они, голубые...» (I, 417); «Подними над далью синей жезл померкшего царя!» (II, 218). Ту же функцию выполняет и эпитет с суффиксами -еват-, -оват-: «И ушла в синеватую даль...» (II, 16);

«Голубоватым дымом вечерний зной возносится...» (III, 109); «Неживой, голубоватый ночи свет» (III, 174);

«Сквозь тонкий пар сомнения смотрю в голубоватый сон» (I, 537).

Голубой используется также для романтико-символистской стилизации в духе нарочитой утонченности и изысканности, например, в стихотворении «День поблек, изящный и невинный»:

Тихо дрогнула портьера.

Принимала комната шаги

Голубого кавалера

И слуги. II, 158

Или: «В эту ночь голубую русалки  в пруде заливались серебряным смехом» (I, 417). Изысканность порой доходит  до той грани, когда еще чуть-чуть — и она может обернуться пародией, насмешкой, чуть ли не гротеском, но этого все же не происходит:

«Нежный! У ласковой речки  ты — голубой пастушок» (II, 45); «...Синий  призрак умершей любовницы над  кадилом мечтаний сквозит» (III, 186).

Постепенно в образе все отчетливее начинает проступать реалистическое начало, особенно в картинах пейзажа, исполненных величия и одновременно ощущения радости жизни:

Перед Тобой синеют без  границы 

Моря, поля, и горы, и  леса,

Перекликаются в свободной  выси птицы,

Встает туман, алеют небеса.

I, 107

Синий участвует в создании пейзажа всех времен года, это не только «вешний» цвет. В этой многозначности, используемой для передачи разных ощущений, связанных с пейзажем, заключена одна из особенностей творческого метода Блока. Синий может способствовать, например, передаче настроений смутных и радостных, предчувствий перемен и каких-то свершений, пусть даже обманчивых:

Я с мятежными думами

Да с душою хмельной

Полон вешними шумами,

Залит синей водой.

II, 330

«Есть чудеса за далью синей  — они взыграют в день весны» (I, 492); «Но синей и синее полночь мерцала, тая, млея, сгорая полношумной весной...» (II, 167).

Самое заветное для поэта — тема Родины и ее будущего — связано, как правило, с поэтическим образом  синей дали времен: «Это — Россия летит неведомо куда — в сине-голубую пропасть времен — на разубранной своей и разукрашенной тройке. Видите ли вы ее звездные очи — с мольбою, обращенною к нам: «Полюби меня, полюби красоту мою!» Но нас от нее отделяет эта бесконечная даль времен, эта синяя морозная мгла, эта снежная звездная сеть».

И уже на грани своих дней поэт вновь обращается к этому образу как символу счастья в будущем:

Пропуская дней гнетущих

Кратковременный обман,

Прозревали дней грядущих

Сине-розовый туман.

III, 377

Синева как символ «родимой стороны» типична для стихотворений Блока:

Видишь день беззакатный  и жгучий

И любимый, родимый свой край,

Синий, синий, певучий, певучий,

Неподвижно-блаженный, как рай.

III, 236

Но синий может быть и спутником печали, тревоги, томительных, болезненных ощущений:

Берегись, пойдем-ка домой...

Смотри: уж туман ползет:

Корабль стал совсем голубой... II, 71

В голубом морозном своде 

Так приплюснут диск больной,

Заплевавший все в  природе 

Нестерпимой желтизной.

III, 48

Синий часто встречается в сочетании с другими цветами, служа нередко в цветовой гамме то фоном, то контрастом, то равноправным компонентом; в этих случаях синий, как правило, сохраняет свое реальное значение, но иногда он, чаще всего вместе с красным, выражает смысл метафорически: «Синее море! Красные зори!», II, 52; «...туча в предсмертном гневе мечет из очей то красные, то синие огни», II, 303; «Остался красный зов зари и верность голубому стягу», I, 289; «И месяц холодный стоит, не сгорая, зеленым серпом в синеве», II, 23;

Из ничего фонтаном синим

Вдруг брызнул свет.

...Зеленый, желтый, синий,  красный — 

Вся ночь в лучах...

III, 287

Главенствующее значение синего в цветовой гамме может быть подчеркнуто грамматически необычным множественным числом: «Над зелеными рвами текла, розовея, весна. Непомерность ждала в синевах отдаленной черты», II, 61.

Синий может участвовать в поэтической передаче психологических контрастов, символизируя устремленность к добру, к свету: «Забыл я зимние теснины и вижу голубую даль», I, 182; «Голубому сну еще рад наяву», I, 308;

Здесь — все года, все  боли, все тревоги,

Как птицы черные в  полях.

Там нет предела голубой  дороге...

I, 484

Контрастны и стилевые крайности в использовании синего и голубого цвета — от высокой поэтизации, романтической окрыленности до выражения боли, надрыва; иногда этот образ выполняет сатирическую функцию: «И над твоим собольим мехом гуляет ветер голубой», II, 211; «Надутый, глупый и румяный паяц в одежде голубой», I, 367:

Я сам, позорный и продажный,

С кругами синими у глаз...

II, 207

«Синий крест»— так озаглавлено  юношеское сатирическое стихотворение.

Синий как признак внешнего облика героя (цвет одежды) всегда условен, здесь он — главное средство поэтизации образа: «Я крепко сплю, мне снится плащ твой синий, в котором ты в сырую ночь ушла...» III, 64; «У дверей Несравненной Дамы я рыдал в плаще голубом», I, 263; «Как бесконечны были складки твоей одежды голубой», I, 490; «Надо мною ты в синем своем покрывале, с исцеляющим жалом — змея...» II, 260;