Критическая статья Белинского о романе А. С. Пушкина “Евгений Онегин”

КРИТИЧЕСКАЯ СТАТЬЯ БЕЛИНСКОГО О РОМАНЕ «ЕВГЕНИЙ ОНЕГИН» 

Критические статьи (8-я  и 9-я) В. Г. Белинского, посвященные роману А. С. Пушкина “Евгений Онегин”, были последовательно опубликованы в 1844—1845 годах в журнале “Отечественные записки”. В свое время роман  “Евгений Онегин” вызвал многочисленные отклики современников. Все эти  отклики, в высшей степени противоречивые, отражали неустойчивость эстетического  сознания эпохи. Однако при всех разногласиях их объединяло одно — непонимание  гениального новаторства, оригинальности и подлинного смысла пушкинского  произведения. Белинский поставил себе цель: “Раскрыть по возможности  отношение поэмы к обществу, которое  она изображает”,— и весьма преуспел в этом.  
    Говоря о романе А. С. Пушкина “Евгений Онегин” в целом, Белинский отмечает его историзм в воспроизведенной картине русского общества. Критик считает “Евгения Онегина” поэмой исторической, хотя в числе ее героев нет ни одного исторического лица. Глубокое знание обиходной философии, которым обладал Пушкин, сделало “Онегина” произведением оригинальным и чисто русским. “Пушкин взял эту жизнь, как она есть, не отвлекая от нее только одних поэтических ее мгновений; взял ее со всем холодом, со всею ее прозою и пошлостию...— отмечает Белинский.— “Онегин” есть поэтически верная действительности картина русского общества в известную эпоху”.  
    “"Онегина" можно назвать энциклопедией русской жизни и в высшей степени народным произведением”,— утверждает Белинский. Он указывает на “народность” как характерную черту данного романа, считая, что в “Евгении Онегине” народности больше, нежели в каком угодно другом народном русском сочинении. — Если ее не все признают национальною, то это потому, что у нас издавна укоренилось престранное мнение, будто бы русский во фраке или русская в корсете — уже не русские и что русский дух дает себя чувствовать только там, где есть зипун, лапти, сивуха и кислая капуста. Тайна национальности каждого народа заключается не в его одежде и кухне, а в его, так сказать, манере понимать вещи”.  
    По мнению Белинского, в лице Онегина, Ленского и Татьяны Пушкин изобразил русское общество в одной из фаз его образования и развития. Критик дал характеристику образам романа. Характеризуя Онегина, он замечает: “Большая часть публики совершенно отрицала в Онегине душу и сердце, видела в нем человека холодного, сухого и эгоиста по натуре. Нельзя ошибочнее и кривее понять человека!.. Светская жизнь не убила в Онегине чувства, а только охолодила к бесплодным страстям и мелочным развлечениям... Онегин не любил расплываться в мечтах, больше чувствовал, нежели говорил, и не всякому открывался. Озлобленный ум есть тоже признак высшей натуры...”. Онегин не претендует на звание гения, не лезет в великие люди, но бездеятельность и пошлость жизни душат его. “Онегин — страдающий эгоист... Его можно назвать эгоистом поневоле,— считает Белинский,— в его эгоизме должно видеть то, что древние называли „fatum". Этим объясняется понимание Онегина как характера “незавершенного”, судьба которого трагична вследствие этой незаконченности. Белинский не соглашается с теми критиками, кто считал Онегина “пародией”, находя в нем типическое явление русской жизни.  
    Достаточно простым и ясным представляется Белинскому характер Ленского — типичного для эпохи “идеального” существования, “оторванного от действительности”. Это было, по его мнению, совершенно новое явление. Ленский был романтик и по натуре, и по духу времени. Но в то же время “он сердцем милый был невежда”, вечно толкуя о жизни, никогда не знал ее. “Действительность на него не имела влияния: его печали были созданием его фантазии”,— пишет Белинский. Ленский полюбил Ольгу и украсил ее достоинствами и совершенствами, приписал ей чувства и мысли, которых у нее не было и о которых она и не заботилась. “Ольга была очаровательна, как все "барышни", пока они еще не сделались "барынями"; а Ленский видел в ней фею, сельфиду, романтическую мечту, нимало не подозревая будущей барыни”,— пишет критик.  
    “Люди, подобные Ленскому, при всех их неоспоримых достоинствах, нехороши тем, что они или перерождаются в совершенных филистеров, или, если сохранят навсегда свой первоначальный тип, делаются этими устарелыми мистиками и мечтателями, которые так же неприятны, как и старые идеальные девы, и которые больше враги всякого прогресса, нежели люди просто, без претензий, пошлые... Словом, это теперь самые несносные пустые и пошлые люди”,— заключает Белинский свои размышления о персонаже Ленского.  
    Татьяна, по мнению Белинского,— “существо исключительное, натура глубокая, любящая, страстная. Любовь для нее могла быть или величайшим блаженством, или величайшим бедствием жизни, без всякой примирительной середины. При счастии взаимности любовь такой женщины — ровное, светлое пламя; в противном случае — упорное пламя, которому сила воли, может быть, не позволит прорваться наружу, но которое тем разрушительнее и жгучее, чем больше оно сдавлено внутри. Счастливая жена, Татьяна спокойно, но тем не менее страстно и глубоко любила бы своего мужа, вполне пожертвовала бы собою детям, но не по рассудку, а опять по страсти, и в этой жертве, в строгом выполнении своих обязанностей нашла бы свое величайшее наслаждение, свое верховное блаженство”. “Это дивное соединение грубых, вульгарных предрассудков со страстию к французским книжкам и с уважением к глубокому творению Мартына Задеки возможно только в русской женщине. Весь внутренний мир Татьяны заключался в жажде любви, ничто другое не говорило ее душе, ум ее спал...”,— писал критик. По мнению Белинского, для Татьяны не существовал настоящий Онегин. Она не могла ни понимать, ни знать его, потому что она и себя саму так же мало понимала и знала. “Есть существа, у которых фантазия имеет гораздо более влияния на сердце... Татьяна была из таких существ”,— утверждает критик.  
    Белинский дает великолепный социально-психологический этюд о положении русской женщины. Он посылает нелицеприятные реплики в адрес Татьяны, которая не отдалась, а отдана, но возлагает вину за это не на Татьяну, а на общество. Именно это общество пересоздало ее, подчинило ее цельную и чистую натуру “расчетам благоразумной морали”. “Ничто так не подчинено строгости внешних условий, как сердце, и ничто так не требует безусловной воли, как сердце же”. В этом противоречии и состоит трагизм судьбы Татьяны, в конечном счете подчинившейся этим “внешним условиям”.  
    В вышерассмотренных критических статьях Белинский учел и вместе с тем решительно отверг все те мелкие и плоские толкования пушкинского романа, которыми грешила критика с момента появления его первой главы и вплоть до публикаций статей Белинского. Анализ этих статей позволяет понять подлинный смысл и цену бессмертного, “истинно национального” произведения.

1. В. Г. Белинский.  Статья "Герой нашего времени".  

"...Большая часть публики совершенно  отрицала в Онегине душу и  сердце, видела в нём человека  холодною, сухого и эгоиста по  натуре. Нельзя ошибочнее и кривее  понять человека! Этого мало: многие  добродушно верили и верят,  что сам поэт хотел изобразить  Онегина холодным эгоистом. Это  уже значит -имея глаза, ничего не видеть. Светская жизнь не убила в Онегине чувства, а только охолодила к бесплодным страстям и мелочным развлечениям." "Связь с Ленским, этим юным мечтателем, который так нравился нашей публике, всего громче говорит против мнимого бездушия Онегина."

"Вспомните, как воспитан Онегин, и согласитесь, что натура его  была слишком хороша, если её  не убило совсем такое воспитание. Блестящий юноша, он был увлечён  светом, подобно многим; но скоро  наскучил им и оставил его,  как это делают слишком немногие. В душе его тлелась искра  надежды -воскреснуть и освежиться в тиши уединения, на лоне природы; но он скоро увидел, что перемена мест не изменяет сущности некоторых неотразимых и не от нашей воли зависящих обстоятельств."

"Онегин - страдающий эгоист... Его  можно назвать эгоистом поневоле; в его эгоизме должно видеть  то, что древние называли "фатум".

"Онегин был так умён, тонок  и опытен, так хорошо понимал  людей и их сердце, что не  мог не понять из письма  Татьяны, что эта бедная девушка  одарена страстным сердцем, алчущим  роковой пищи, что её страсть  детски простодушна и что она  нисколько не похожа на тех  кокеток, которые так надоели  ему с их чувствами, то лёгкими,  то поддельными. В письме своём к Татьяне он говорит, что, заметя в ней искру нежности, он не хотел ей поверить (то есть заставил себя не поверить), не дал хода милой привычке и не хотел расстаться с своей постылой свободою."

"И чем естественнее, проще  страдание Онегина, чем дальше  оно от всякой эффектности,  тем оно менее могло быть  понято и оценено большинством  публики. В двадцать шесть лет  так много пережить, не вкусив  жизни, так изнемочь, устать, ничего  не сделав, дойти до такого  безусловного отрицания, не перейдя  ни через какие убеждения: это  смерть! Но Онегину не суждено  было умереть, не отведав из  чаши жизни: страсть сильная  и глубокая неземедлила возбудить дремавшие в тоске силы его духа."

"Онегин - характер действительный, в том смысле, что в нём нет  ничего мечтательного, фантастического,  что он мог быть счастлив  и несчастлив только в действительности  и через действительность."

"Татьяна - существо исключительное, натура глубокая, любящая, страстная.  Любовь для неё могла бы  быть или величайшим блаженством,  или величайшим бедствием жизни,  без всякой примирительной середины."

"Посещение дома Онегина и  чтение его книг приготовили  Татьяну перерождению деревенской  девочки в светскую даму, которое  так удивило и поразило Онегина."

"В самом деле, Онегин был  виноват перед Татьяной в том,  что он не полюбил её тогда,  как она была моложе и лучше  и любила его! Ведь для любви  только и нужно, что молодость,  красота и взаимность! Немая деревенская  девочка с детскими мечтами  - и светская женщина, испытанная  жизнью и страданиями, обревшая слово для выражения своих чувств и мыслей: какая разница! И всё-таки, по мнению Татьяны, она более способна была внушить любовь тогда, нежели теперь, потому что тогда она была моложе и лучше!"