Литература русского зарубежья

Литература  русского зарубежья

Русская эмиграция первой послереволюционной волны представляла собой во многом феноменальное явление: при отсутствии общности территории, общности политической и экономической  жизни, т.е. сущностных признаков нации, эмигранты из России не желали ассимилироваться в странах пребывания и продолжали считать себя "Россией вне России"[1], стремились сохранить родной язык, национальную культуру. Не в политике, не в военной сфере, а именно в области культуры деятельность эмиграции приобрела характер "миссии", которая заключалась в сохранении национальных духовных ценностей и традиций русской культуры.

Несмотря на разноплановость  творений деятелей культуры русской  эмиграции, в их творчестве была объединяющая основа, "стержень", делающий все многочисленные произведения в области литературы и искусства явлением, обозначаемым как "Культура русского зарубежья". Этой общей основой было национальное самосознание.

Ввиду литературоцентричности русской культуры, важнейшее место  в духовном наследии российской эмиграции принадлежит творениям писателей и поэтов. Продолжить традиции русской и национальной литературы и передать их новым поколениям впоследствии, когда изменятся обстоятельства, сохранить память о дореволюционной России и ее национальное самосознание, стать малой Россией за рубежом - в этом, по мнению писателей - эмигрантов, была главная миссия литературы российского зарубежья. Разрабатывая тему Родины, стремясь стать "живой связью между вчерашним и завтрашним днем России"[2], писатели-эмигранты вкладывали в понятие "Родина" не географический, а духовный смысл.

Важнейшим моментом, определившим творческую жизнь писателей-эмигрантов, было решение о том, на каком языке  писать свои произведения. Уехавшие за рубеж представители творческой интеллигенции, безусловно, владели не одним иностранным языком. И все же эмигранты первой послереволюционной волны использовали родной язык и этим утверждали свое желание оставаться русскими, свою приверженность национальной культуре.

Тема Родины звучит в произведениях всех видных писателей-эмигрантов (И.А.Бунина, А.И.Куприна, И.С.Шмелева, А.М.Ремизова и др.), составляя ту основу, которая позволяет рассматривать творчество деятелей русского зарубежья в контексте общенациональной литературы. Тема России рассматривалась писателями-эмигрантами в неразрывной связи с ее исторической судьбой. К ключевым моментам русской истории, жизнеописанию выдающихся деятелей России, анализу старинных документов обращались многие писатели-эмигранты (Б.К.Зайцев, Л.Ф.Зуров, А.М.Ремизов, М.И.Цветаева, А.Н.Толстой и др.).

Русская мысль в изгнании, обращаясь к истории своей  страны и своего народа, не могла  удовлетвориться частными наблюдениями и отдельными зарисовками, ограничиваться набросками темы, а стремилась к  созданию целостной концепции национальной жизни, к осмыслению России как целого. Превалирующей точкой зрения было то, что история России - это, главным образом, история ее самообороны; жизнь в непрестанном, часто непосильном самоотверженном служении Родине научила народ многому, в частности, "преодолевать беду". Именно чувство Родины, чувство причастности к ее трагическому и великому прошлому давало писателям-эмигрантам силы для творчества, для самоутверждения: "Не просто мы бесприютные. Кое-что за плечами и есть …история, величие Родины - этого не отнять у нас" [3].

Таким образом, национальное самосознание как основа для самого существования русской эмигрантской литературы явилось тем необходимым  условием, в результате которого появился такой феномен как литература русского зарубежья.

Хотя американским писателем В.Набоков может быть назван весьма условно - равно как  и русским писателем тоже. В  действительности он не был ни тем, ни другим - являя собой уникальный в литературе ХХ века тип писателя-космополита, все творчество которого пронизано тщательно им скрываемым чувством бездомности. Набоков - также единственный в своем роде пример писателя, достигшего равного совершенства в своих произведениях, созданных как на русском, так и на английском языках. Начало его творческой деятельности приходится на годы жизни в Берлине, где под псевдонимом "В.Сирин" выходят его первые книги: романы "Машенька" (1926), "Защита Лужина" (1929), "Подвиг" (1931), "Дар" (1937). С 1941 г. начинается - уже в Америке, куда писатель переезжает в 1940 году (американское гражданство он получил в 1945 г.) - англоязычный период творчества Набокова: выходит роман-хроника "Подлинная жизнь Себастьяна Найта". Десятью годами позже Набоков, чье творчество всегда носило полуавтобиографический характер, выпускает написанную на английском языке настоящую автобиографическую книгу "Убедительное свидетельство" (ее второй вариант "Другие берега" (1954) - написан по-русски, третий, "Память, говори" (1966) - снова по-английски). Мировую известность (и скандальную славу) принес Набокову роман "Лолита" (Париж, 1955; американское издание - 1957; на рус.яз. - 1967). В 1969 году выходит в свет самое зашифрованное произведение Набокова - роман "Ада, или Страсть", где писатель, вслед за Джойсом, пытается создать универсальную мифологему действительности. Неслучайны два тома литературной критики, вышедшие уже после кончины Набокова: "Лекции по литературе" (1980), куда вошли статьи, посвященные западным писателям, и "Лекции по русской литературе" (1981). Занятия русской литературой проходят сквозь всю творческую жизнь Набокова: 1944 г. - сборник "Три русских поэта" (переводы из Пушкина, Лермонтова, Тютчева); 1960 - перевод "Слова о полку Игореве"; 1969 - фундаментальный (хотя во многом и спорный) труд - перевод "Евгения Онегина" с обширным филологическим и реальным комментарием. Великолепный знаток всей мировой литературы (как правило резко отрицавший чье-либо на себя влияние), родившийся и проживший 20 лет в России, затем странствовавший по Европе, на 14 лет обретший "новую родину" в США, закончивший свои дни в Швейцарии, Владимир Набоков жил везде и нигде. Странствуя по миру, он в своих книгах этот мир - вольно или невольно - фиксировал, причем " в его минуты роковые". Поэтому миру он и принадлежит. Если и вела по жизни Набокова какая-нибудь идея, то именно эта: что мир - един. А человек, в любой его точке, благополучен ли он или несчастлив, - всегда одинок.

 

 

 

 

 

. Лит-ра русского зарубежья  третьей волны (Максимов, Бродский, Солженицын)

Поэтич.мир Бродского

 

Б. был выслан из Ленинграда, через 8 лет, опасаясь последствий, вынужден эмигрировать. С тех пор его стихи бродили из дома в дом нелегально. В 1988 г. Шведская королевская академия присудила ему Нобелевскую премию. Журналы наперебой начали печатать его стихи и поэмы, воспоминания. Началось издание его книг на родине. Он явл. не ктолько признанным лидером русскоязычных поэтов, но и одной из самых значительных фигур в совр. мировой поэзии, его произв. перевод. на др. языки мира.. Жизнь Бр. богата драматич. событиями, неожид. поворотами, мучительн. поисками своего места. Род. и вырос в Ленинграде. В нач.60-х Ахматова наз. его своим лит-ым приемником. И в дальнейшем именно с ним связывала надежды на новый расцвет ру. поэзии, сравнивая его по масштабу дарования с Мендельштамам. Тема Ленингр. занимает значит. место в раннем тв-ве: «Стансы», «Стансы городу», «Остановка в пустыне». Характерно начало Стансов:

Ни страны, ни погоста  не хочу выбирать

На Васильевский остров я приду умирать.

Однако и в зрелом тв-ве, в эмиграции, иногда возникает  «ленинградс. тема»

Я родился и вырос  в балтийских болотах

подле серых цинковых волн, всегда набегавших по две

и отсюда – все рифмы, отсюда тот блеклый голос

вьющийся между ними, как мокрый волос.

Иногда ленинград.тема предается поэтом косвенно. Такая  важная для зрелого Бр. имперская тема в своих истоках связана с жизнью в бывшей столице Рос. империи. Подчеркнутый аполитизм поэзии Бр. резко диссонировал с принципами официозной лит-ры, поэта обвиняют в тунеядстве и осуждают на 5 лет ссылки, хотья к этому времени (1964г.) его перу принадлеж. около 100 стихотв. Через 1,5 г. он вернулся в Ленинград, много работал, занимался переводам. Это оттачивало его поэтическую лексику. Но официально он не признан, стихи его не печатаются, статьи о нем самые неопределенные. В 1972 г. Бр. вынужден уехать в США, где явл. почетным профессором ряда университетов. В США выходят его поэтич. сборники «Стихи и поэмы», «Остановка в пустыне», «В Англии», «Конец прекрасной эпохи»… В послед. годы жизни он все чаще выступал как англоязыч. автор.

Для раннего характерна динамика: движение, дорога, борьба. Она  оказывала очищающее воздействие  на читателей. Произвед. этого периода  сравнительно просты по форме. Граница  между ранним и зрелым Бр. приходится на 65-68 годы. Поэтич. мир его как  застывает, начинают преобладать темы конца, тупика, темноты и одиночества, бессмысленности всякой деятельности:

Шей бездну мук, старайся, перебарщивай в усердьи!

Но даже мысль о – как его? – бессмертьи

есть мысль об одиночестве, мой  друг.

В этот период темой тв-ва становятся любовь и смерть. Однако любовно лирики в традиционном смысле у Бродского нет. Любовь оказывается чем-то хрупким, эфемерным, почти нереальным.

В какую-нибудь будущую ночь ты вновь  придешь усталая, худая,

и я увижу сына или дочь еще  никак не названных – тогда я

не дернусь к выключателю  и прочь руки не протяну уже, не вправе

оставить вас в том царствии теней безмолвных перед изгородью  дней

впадающих в зависимость от яви  с моей недосягаемостью в ней.

Любовь часто видится как  бы через призму смерти, сама же смерть оказывается весьма конкретна, материальна, близка:

Это абсурд, вранье: через, скелет, коса

«Смерть придет, у нее будут твои глаза»

В поэзии Бр. возрождаются философские  традиции. Оригинальность его философской  лирики проявляется не в рассмотрении той или иной проблемы, не в высказывании той или иной мысли, а в разработке особого стиля, основанного на парадоскальном сочетании крайней рассудочности, стремлении к чуть ли не математич. точности выражения с максимально напряженной образностью.

Свою деятельность поэт сравнивает со строительством Вавилонской башки – башни слов, которая никогда не будет достроена. В тв-ве Бр. мы находим парадоксальное соединение экспериментаторства и традиционности. Этот путь, как показала практика, не ведет к тупику, а находит своих новых приверженцев.

Ранняя смерть прервала его жизнен. путь, а не путь его поэзии к сердцам  все новых и новых поклонников.