Л.Я. Гинзбург "Записки блокадного человека" и Бродский "Набережная неисцелимых"

Эссе  по произведениям 

Л.Я.Гинзбург «Записки блокадного человека» и И.А.Бродский «Набережная неисцелимых»

Прочитав эти  два совершенно разных произведения, не  сочетающихся между собой  ни по тематике, ни по структуре,  ни по жанру, я все-таки выделила то единственное общее, что может их связывать.

Оба автора в  своих текстах говорят о городе.  И не просто о городе, а о портрете городов, в которых они находятся. Бродский – о Венеции, Гинзбург – о Ленинграде.

Зимняя Венеция описана Бродским так, словно этот город живет отдельно от людей, но неизменно влияет на них, на их поведение, на рассудок. Он заражает, даже гипнотизирует людей к покупкам, или как выразился Бродский, «подначивает». Как это происходит? Люди, видя красоту города, стараются скрыть свои телесные изъяны. «Вот почему люди, только попав сюда … оголтело атакуют прилавки». Уже потом человек растерянно смотрит на эти вещи, сначала кажущиеся столь необходимыми, и вряд ли когда-нибудь их наденет. Человек в этом городе – силуэт, который поддается исправлению. Утро в Венеции начинается со звона бесчисленных колоколов. Этот звук вливается в комнату в виде дымки, содержа в себе еще и запах кофе, молитву, и дает ощущение надежды, будущего. Блеск города стирает всю эгоистичность, всю наигранность человека. Наконец, этот город влияет даже на книги: на страницах буквально ощущается зимняя сырость, холодность узких улиц, нарастающей вечерней тревогой. Венеция «владеет» всяким, кто окажется в ней.

Блокадный Ленинград. Думаю, не стоит напоминать о мрачности города в рассматриваемый период. Хотя Ленинград и встречает весну, он остается обстрелянным, разрушенным, но все-таки чисто выметенным. Это важно для города, он этим гордится. Дома Ленинграда разрезаны, причем в самом прямом смысле: видны разноцветные комнаты,  разрезы дверей, ведущих в никуда, тонкие перегородки пола и потолка. Человек вдруг замечает, что он висит в воздухе, пока находится в своей квартире. Город обнаруживает истину. В период блокады у людей появилось новое отношение к городу, к домам. «Каждый дом был теперь защитой и угрозой. Люди считали этажи, и это был двойной счет – сколько этажей будет их защищать и сколько будет на них падать. Но самым интересным остается другое. Гинзбург говорит о том, что Ленинград как город страдает, борется с убийцами, смыкает ворота перед врагом, словно двери. Он приобретает такие детали, которые в одно время говорили о неизбежной смерти, а в другое – давали надежду. Огромную роль в этот период играл свет. Дома, в темноте, человеку было страшнее, чем на улице. Единственным прибежищем казались городские трамваи с синими лампочками. Здесь человек успокаивался.  В произведении Л.Я. Гинзбург каждый человек узнавал свой город с новых, пусть и не радостных, сторон, существовал в бесконечном ожидании чего-то, временами поддавался намекам города либо на смерть, либо на выживание…

Из вышесказанного следует  сделать вывод, что оба города так или иначе влияют на своих  жителей, но каждый делает это по-разному: Венеция гипнотизирует человека, блокадный Ленинград как бы ведет ленинградцев за собой, заставляя приспосабливаться к жизни. Оба текста содержат мрачные портреты городов, но если в рассказе Гинзбург это делается по известным причинам, то в случае с Венецией можно только предполагать. Может быть зима в Венеции – это самое интересное в ней?