Подражание и творчество

I. Подражание и творчество

1. Подражание от  Возрождения до романтизма

Подражание как принцип подразумевает, что письмо должно следовать некому образцу. Нет такого произведения, которое было бы полностью оторвано от всего того, что ему предшествовало.

Практически во всех поэтиках эпохи Возрождения, в основу кладется подражание: литературное письмо должно следовать тем образцам, которые автор выбрал для себя осознанно.

Дю Белле в трактате «Защита и прославление французского языка» писал, что принцип подражания - основного правила творчества. Дю Белле преследовал прежде всего лингвистические цели: необходимо было обогатить французский язык, поставить в один ряд с греческим и латинским. Поэтому он считал, что только подражая произведениям древности, французская литература  сможет приобрести определенную самостоятельность. Однако язык можно обогатить отнюдь не посредством буквального воспроизведения древних текстов. Поэтому подражание следует четко отличать от перевода. Хотя перевод и полезен, но все же польза его ограничена: «Тем не менее столь похвальный труд переводчика не представляется мне единственным и достаточным средством для того, чтобы возвысить наш народный язык до уровня и образца иных, более прославленных, языков». Перевод лишь в ограниченной мере допускает новаторство. Он ограничивает применение существенной части риторики - элокуции («словесное  выражение», «изложение») (Этап риторического канона, нацеленный на осуществление отбора средств для того, чтобы лучше сказать или построить свою речь.) ; ведь именно по «изложению» ...один оратор ценится выше другого, а его способ выражения считается лучшим по сравнению с другим [...] его [изложения] достоинство заключается в использовании уместных и общеупотребительных, а не чуждых обычной манере говорить слов, в метафорах, аллегориях, сравнениях, уподоблениях, энергичных выражениях и во многих других фигурах и украшениях, без которых всякая речь и всякое поэтическое произведение ничтожны, бездарны и немощны; никогда не поверю, что всему этому можно научиться у переводчиков, ибо невозможно передать все эти приемы с тем же изяществом, с каким ими воспользовался автор. Жоашен Дю Белле. Защита и прославление французского языка. 1549 (Пер. Б.Нарумова.)

 Перевод неизбежно  изменяет гению языка,а  задача подражания как раз и заключается в том, чтобы утвердить его.

Нужно понимать, что подражание не равно простому копированию. Оно вовсе не сводится к простому воспроизведению; напротив, подражание требует того, что Дю Белле назвал «впитыванием» (innutrition). Автор должен проникнуться избранными им образцами, сделать их своими, ассимилировать их, «перевоплотиться в них, поглотить их и, как следует переварив, обратить их в кровь и питательные вещества». Принцип подражания требует от поэта рассудительности, так как от выбора образцов зависит ценность его творений. К тому же подражание не освобождает от необходимости поэтического труда: вслед за фазой «размышления», когда поэт раздумывает над избранным им текстом, следует фаза «эмендации» — работы по исправлению, улучшению текста.

Важнейшую роль играет принудительность и преодоление трудностей, так как в любом случае избранный образец рассматривается как недостижимый идеал, который все же необходимо превзойти. Подобного рода эстетика предполагает наличие у поэта учености и эрудиции, «чтобы в любом стихе была толи`ка (небольшое количество) редкостной эрудированности в античном искусстве». Более того , и читатель должен суметь оценить все тонкости обращения с образцом. Поэтому эстетика подражания предстает как эстетика аристократического письма и чтения.

Письмо в подобном режиме  (интертекстуальность) связано с определенным представлением о Прекрасном, как раз и требующем подражания. И поэты эпохи Возрождения, и тем более все поэты эпохи классицизма полагали, что необходимо подражать древним по той причине, что именно в их произведениях нашел воплощение рациональный и универсальный идеал прекрасного. Следовательно, чтобы сравняться с ними, надо усвоить те правила, которыми они руководствовались при создании своих произведений.

Трактата «Защита и прославление французского языка Дю Белле не избежал критики. Наиболее критически настроенным оказался поэт Пелетье дю Мане, современник Дю Белле. В своем «Поэтическом искусстве» он показал ограниченность применения принципа подражания и основной акцент все же сделал на необходимости новаторства:

Значительная часть человеческих деяний заключается в Подражании, ибо люди обычно обнаруживают величайшую готовность сде-лать или сказать то, что было уже хорошо сказано или сделано дру¬гими [...]. Однако вовсе не обязательно Поэту, желающему превзойти других, навсегда превращаться в истового подражателя. Напротив, его цель — не только что-то добавить от себя, но и в некоторых отношениях сделать лучше. Представим, что Небеса способны создать совершенного Поэта, однако до сих пор такового не создали. Представим себе, что лег¬че превзойти кого-то, чем сравняться с ним, ибо природа вещей никогда не допускает совершенного сходства. Посредством одного только подра¬жания не создается ничего великого; лишь ленивому и малодушному че¬ловеку свойственно вечно следовать за другими; тот, кто идет вслед, всегда будет последним. Обязанность Поэта — придавать новизну старо¬му, авторитет новому, красоту грубому, яркость невзрачному, верность сомнительному, и всему этому придавать естественность и следовать ис¬тинной природе всех вещей.

(Жак Пелетье дю Мане. Поэтическое искусство. 1555)

В заключение автор добавляет:

Велика ли заслуга идти по уже проторенной и заезженной доро¬ге? Сам Вергилий в конце жизни решил удалиться отдел и вычеркнуть из своей Книги те места, которые его завистники порицали, считая их слишком очевидным заимствованием [...]. Итак, будем смотретьна Тво¬рения Поэтов, как на Море, в котором есть и рифы, и пес-чаные отмели, и водовороты; опытный Лоцман постарается их из-бежать, употребив свои знания и проявив должную осторожность в зависимости от того, в каком направлении он хочет следовать, какова осадка его судна и отку¬да дует ветер.

(Жак Пелетье дю Мане. Поэтическое искусство. 1555)

Подражание не должно превращать поэта в раба, оно для него лишь стартовая площадка, позволяющая превзойти образец и создать нечто новое (никогда при этом не порывая полностью связь с образцом).

В частности, на воспроизведении античного предания основан театр классицизма. Так, Расин в предисловиях к своим пьесам всегда признавался в заимствованиях из античных образцов. В предисловии к «Андромахе» он прямо признает, что строго следовал «Андромахе» Еврипида и «Энеиде»; процитировав из последней восемнадцать стихов, он прокомментировал их так: «В этих немногих стихах изложен весь сюжет моей трагедии». Однако подражание не означает слепого копирования. Расин отступает от избранных им образцов и, чтобы оправдать расхождение, знаменательным образом обращается к другому взятому за образец поэту — к Ронсару:

Правда, мне пришлось продлить жизнь Астианакса на несколько больший срок, чем он прожил на самом деле; но ведь я пишу в стране, где такая вольность не может быть плохо принята, ибо, — не говоря уже о том, что Ронсар сделал Астианакса героем своей «Фран-сиады», — кто же у нас не знает, что род наших древних королей возводится именно к сыну Гектора и что, согласно нашим старинным хроникам, жизнь юного царевича после разгрома его родной страны была спасена, и он стал основателем нашей монархии!" . Жан Расин. Предисловие к «Андромахе».

Таким образом, для оправдания любого отступления от образца необходима ссылка на авторитет, однако отступление не может быть слишком значительным, ибо необходимо «сохранить самую основу сказания», которому подражают: Я полагаю, впрочем, что для оправдания допущенной мною небольшой вольности мне нет необходимости ссылаться на пример Еврипида, ибо совсем не одно и то же — полностью разрушить самую основу сказания или только изменить в нем некоторые события, которые в каждой новой передаче всегда существенно меняются. Расин. Предисловие к «Андромахе»

Таким образом получает свое определение природа наслаждения, доставляемого драматическим искусством, в основу которого положено подражание: зрителю интересно не оттого, что ему представляют совершенно новую интригу и новых персонажей, а оттого, что он узнает старый сюжет, занявший прочное место в коллективной традиции и памяти. Внимание зрителя или читателя должны занимать новые комбинации старого материала.

В XVII в. принцип подражания был подвергнут живейшей критике. По этому поводу высказывались противоположные мнения в рамках известного спора между «древними» и «новыми» авторами. Для «древних» подражание античным образцам — необходимое условие любого творчества, претендующего на создание прекрасных произведений искусства (см. «Послание к Юэ» Лафонтена в «Антоло¬гии», с. 195); «новые» же полагали, что следует покончить со слишком обременительным почитанием древних образцов:

Прекрасной Древностью по праву восхищались, Но я не верю, чтоб пред нею преклонялись. На Древних я смотрю, не опуская глаз, Они великие, но люди, вроде нас;

И Век Людовика, вне всякого сомненья,

Вполне достоин с Веком Августа сравненья.

Шарль Перро. Век Людовика Великого. 1687.

«Новые» вовсе не отвергали наследие прошлого, они лишь высказывали пожелание, чтобы его перестали считать недостижимым идеалом. Критикуя принцип подражания, они приводили два основных аргумента: необходимость учитывать требования своего времени и необходимость движения вперед. Была осознана специфичность каждой исторической эпохи, каждой литературы. В связи с развитием знания, люди стали смотреть на природу совсем не так, как на нее смотрели древние. Небо, которое понималось как вечное местопребывание стольких божеств, на самом деле всего лишь огромное текучее пространство. Солнце не опускается в море, а перемещается далее, чтобы пролить свет на иные края [...]. Все изменилось: боги, природа, политика, нравы, вкусы, манеры. И разве столь многие изменения не должны найти отражения в наших сочинениях? (Шарль де Сент Эвремон. О поэзии древних).

Следование гению эпохи, учет достижений человеческого разума, использование новых технических приемов и добытых знаний — все побуждает «новых» отказаться от подражания образцам, взятым из другой эпохи: «Поэмы Гомера навсегда останутся шедеврами, но не во всем образцами. Они будут формировать наш разум, а разум будет задавать правила использования того, чем мы располагаем в настоящее время», — заключает Сент-Эвремон.

Речь не идет о полном разрыве с Древними. Изучение их произведений необходимо для формирования писателей. Они создают почву для разумных суждений.

 Как удачно выразился Ролан Мортье, переход от эстетики, провозглашающей важность посреднической роли норм, к эстетике непосредственности неизбежно приводит к отрицанию принципа подражания.. Как заметил Виктор Гюго, «у поэта может быть лишь один образец — природа [...]. Когда он пишет, он должен следовать не тому, что уже было написано, а своей душе и сердцу». Гюго, отвергая любые образцы, все же делал исключение для Гомера и Библии, лишь по той причине, что это не просто книги, а целые «миры»: кажется, будто знакомство с ними имеет отношение не к литературному, а к некоему опытному знанию.            Тем не менее, отказ от подражания не означает полного отсутствия интертекстовой практики. Подражание, в частности копирование живописных полотен, сохраняет педагогическую значимость в качестве обучающего приема. Так, по мнению Делакруа, копируя, художник учится рисовать и становится самим собой:

Совершенно неоспоримо, что то, что принято называть творчеством у великих художников, есть не что иное, как присущая каждому манера видеть, координировать и передавать природу. Великие художники не только ничего не создали в подлинном смысле слова, что, в сущности, означает создать нечто из ничего, но более того: чтобы оформить свое дарование или удержать его на известной высоте, они должны были подражать своим предшественникам, и подражать почти постоянно, сознательно или невольно.

Рафаэль, величайший из живописцев, был наиболее склонен к подражанию. Он подражал своему учителю, следы влияния которого остались навсегда неизгладимыми в его искусстве; он подражал древним и своим предшественникам, но постепенно освобождаясь от пеленок, в ко¬торых еще застал их; он подражал, наконец, современникам, таким, как немец Альбрехт Дюрер или Тициан, Микелан-джело и другие'. Эжен Делакруа. Дневник. 1 марта 1859 г.