Пушкин Александр Сергеевич

Пушкин  Александр Сергеевич

Родоначальник новой русской литературы, Александр Сергеевич Пушкин родился 26 мая (6 июня) 1799 г. в Москве. Его отец, Сергей Львович Пушкин, принадлежал к старинному дворянскому роду. Он был потомком знатного дворянина из Пруссии, который приехал в Россию ещё при Александре Невском. Дедушкой матери, Надежды Осиповны, в девичестве носившей фамилию Ганнибал, был А.П, Ганнибал, прославленный впоследствии своим правнуком как «арап Петра Великого». У Александра Сергеевича было трое братьев, двое из которых умерли

младенчестве, и сестра. Домашние будущего гения утверждали, что «он с младенчества был необыкновенно одарён». По воспоминаниям брата Пушкина — Льва Сергеевича, — «страсть к поэзии проявилась в нём с первыми понятиями», I Александр Сергеевич не был любимым ребёнком, и детство своё в доме родителей вспоминал с неохотой. Его воспитанием

занимались  две женщины — бабушка по матери Марья Алексеевна. Ганнибал и крепостная няня Арина Родионовна.

Приступая к обозрению русской литературы, осиротевшей после гибели Пушкина, замечательный русский критик Аполлон Григорьев в 1859 году писал:"...Пушкин — наше все: Пушкин — представитель всего нашего душевного, особенного, такого, что остается нашим душевным, особенным после всех столкновений с чужим, с другими мирами». «Вообще же,— подводил итог своим размышлениям критик,— не только в мире художественных, но и в мире всех общественных и нравственных наших сочувствий — Пушкин есть первый и полный представитель нашей физиономии».

Поэзия, драматургия, проза, критические статьи, заметки и письма — все виды литературы, к которым прикасался Пушкин, несут на себе печать его гения. На все жанры распространяются и общие «законы» пушкинского творчества. Но в каждом жанре цельная и многообразная личность Пушкина отражена своими особенными сторонами. Лирика не составляет исключения.

Жизнь и творческий путь Пушкина начались в эпоху национального и европейского общественного подъема:

Припомните, о други, с той поры,

Когда наш  круг судьбы соединили,

Чему, чему свидетели мы были! (...)

Металися  смущенные народы;

И высились и падали цари;

И кровь  людей то славы, то свободы,

То гордости багрила алтари.

Пушкин  вступил на литературное поприще  в ту историческую пору, когда живы были классицисты, достиг расцвета сентиментализм, молодые романтики завоевывали поклонников и реализм приносил первые плоды. На глазах у Пушкина уходила в прошлое русская культура XVIII века и рождалась новая, облик которой, как мы теперь знаем, сложился благодаря его гению. Юный Пушкин задорно посмеивался над классицистами-староверами, участвуя в споре о языке литературы на стороне своих друзей-карамзинистов, потешался над жеманностью и вычурностью слога сентименталистов. Но вместе с тем «муза Пушкина», по словам Белинского, «была вскормлена и воспитана творениями предшествующих поэтов». Пушкин отдал дань уважения старой культуре и признал за ней достоинство самостоятельной ценности.

Мужание Пушкина как человека и поэта  проходило под знаком «грозы двенадцатого года», резко изменившей течение истории. Испытав в Лицее и после Лицея влияние ранней декабристской идеологии, Пушкин в стихотворениях тех лет выразил настроения русского гражданского вольнолюбия. Он возложил надежду на «закон», регулирующий права монарха и народа («Вольность»), его увлекал манящий призрак свободы («К Чаадаеву»), он сочувствовал «падшим» («Деревня»).

Предметом поэзии Пушкина, писал ли он об исторических или современных событиях, проникал ли в глубины национального духа или предавался раздумьям о бытии других стран и народов, всегда была действительная жизнь. При этом характеры и конфликты, навеянные другой национальной культурой, Пушкин воспроизводил с той же достоверностью и свободой, как и образы, рожденные на родной почве. Проникаясь духом изображаемой эпохи, поэт стремился к тому, чтобы история и герои полно и ясно высказывали себя. Он не навязывал персонажам своего взгляда, но наделял их способностью думать, чувствовать, поступать и говорить так, как это свойственно образу их мысли («Прозерпина», «Подражания Корану», «Песни западных славян», «Наполеон» и др.).

Жизнь в лирике Пушкина увидена «сквозь  магический кристалл» прекрасного и человечного. Это не значит, что автор всегда писал только о прекрасных ее сторонах или стремился искусственно украсить ее. Мера прекрасного заключена для поэта в самой жизни как ее неотъемлемое свойство. Он уверен, что в основу бытия заложен разумно организованный и прекрасный в своей живой мощи космос:

Но не хочу, о други, умирать;

 Я жить хочу, чтоб мыслить и страдать;

И ведаю, мне будут наслажденья 

Меж горестей, забот и треволненья:

Порой опять  гармонией упьюсь,

Над вымыслом слезами обольюсь,

И может  быть — на мой закат печальный

 Блеснет любовь улыбкою прощальной.

Содержание  и слово пушкинской лирики несут в себе «чувства добрые», терпение, кроткую и ясную улыбку, милосердие («милость»), разумное и гармоническое сочетание общественных и частных устремлений. В лирике 1830-х годов, когда творческие силы поэта достигли высшего расцвета, круг переживаний Пушкина особенно разнообразен: сердечная тоска и светлое прозрение, боль одиночества и мысли о поэтическом призвании, наслаждение природой и нравственно-философские искания. Но в те же годы гениального художника и мыслителя опутывали сетью мелких интриг, мешавших свободно дышать и творить. Во многих стихотворениях Пушкина слышатся неутихающие скорбь и боль:

Снова тучи надо мною

 Собралися в тишине;

Рок завистливый  бедою

 Угрожает снова мне.

Собственная участь рисуется поэту в широкой панораме несправедливых общественных отношений, тяжких судеб народа и любого человека вообще. Печаль пронизывает лирику Пушкина последних лет:

Мне не спиться, нет огня;

Всюду мрак и сон докучный.

Ход часов  лишь однозвучный 

Раздается близ меня...

Перед поэтом, уже стоявшим на вершине  человеческой и творческой зрелости, открылись возможности широких  и глубоких обобщений. В его лирике последних лет заметно преобладали философские размышления, все с большим постоянством звучали библейские, евангельские мотивы. Отличительной приметой пушкинского слова стала «нагая простота» лирического высказывания («На холмах Грузии лежит ночная мгла...», «Я вас любил: любовь еще, быть может...»). Это изысканно-благородная простота, освобожденная от всего лишнего.

Мечтавший о единой национальной культуре и  видевший трагическую разорванность между культурой дворянской и культурой народной, Пушкин воплотил свою надежду на их слияние в создании единого национального литературного языка. Опираясь на разговорный стиль образованного общества, Пушкин соединил с ним книжную и народную речь, причем народный способ выражать мысль прямо, ясно, открыто сделал нормой национального литературного стиля.

Несмотря  на усиление трагических обстоятельств, Пушкин не поддается унынию и находит опору оптимистическому мироощущению в истории, в «лелеющей душу гуманности», видя в ней проявление общечеловеческого жизненного опыта:

Здравствуй, племя

 Младое, незнакомое! не я

Увижу твой могучий поздний возраст,

Когда перерастешь  моих знакомцев

 И старую главу их заслонишь

От глаз прохожего. Но пусть мой внук

Услышит ваш приветный шум...

Ощущение  причастности к историческим судьбам  России придает поэту огромные нравственные силы. Этически ценной и эстетически значительной он признает гуманность как будущий господствующий принцип отношений между людьми: гармония между человеком и природой внутри общества, в самом человеке покоится на его добрых чувствах, на способности к сердечности и милосердию («Пир Петра Первого», «Я памятник себе воздвиг нерукотворный...»). Пушкин устремляется светлой прозорливой мыслью в такие отдаленные времена, когда политика обретет человечность или — что одно и то же — когда человечность станет основой политики и

...народы, распри позабыв, 

В великую  семью соединятся.

Когда мы читаем «Бориса Годунова», то перед  нами как бы оживает средневековая Русь. Современники были поражены верностью тона и словесных красок в монологе Пимена. «Маленькие трагедии» переносят нас в другие страны Европы, и каждый раз мы изумляемся исторической зоркости художника. Для Пушкина всегда свойственно доверие к жизни. В «Евгении Онегине» живая жизнь входила в роман, а роман писался как жизнь. В «Повестях Белкина» книжные ситуации зазвучали пародийно, а затем, неожиданно, наполнились серьезным содержанием. Пушкинские герои в трудных испытаниях умеют хранить честь, благородство, любовь («Капитанская дочка»),

«Божественную»  гармонию, благородную простоту и  артистизм несет сама личность поэта. В заветной лире, по словам Пушкина, отлилась его «душа». В ней, как сказал Гоголь, чувствуется прообраз прекрасного человека, который в будущем явится на Руси.

В. И. Коровин