Разговорная лексика в очерке А.П. Чехова «Остров Сахалин»

Разговорная лексика в очерке А.П. Чехова «Остров Сахалин»

«Остров Сахалин», не пьеса, не рассказ, а скорее труд ... нежели очерки художника. Чехов рассказывает просто, порой сухо, с цифрами, о том, что увидел: о бесчеловечности тюремщиков, о наказании плетьми, о трагической судьбе каторжников, о медленной смерти ссыльных ...

Вместе с тем это произведение (хотя его относят к путевым запискам) не лишено художественности, что достигается благодаря таланту Антона Павловича. И одним из сильных стилистических средств чеховского «Остров Сахалин» является разговорная лексика, с одной стороны, как средство обличения каторжного начальства, а с другой – реального изображения тяжелой участи каторжан и их бесправного положения.

Большая часть разговорных слов – в авторской речи, характеризующая отношение автора ко всему увиденному и пережитому. С первых минут пребывания на острове Чехов был поражен всем, что пришлось увидеть вопреки тому, что он знал раньше о Сахалине до поездки: намного расходилось с той действительностью, которую сам увидел и с чем столкнулся на Сахалине – русской каторгой – «ДРЯННЫМ местом» на краю земли: «Южнее Александровска по западному побережью есть только один населенный пункт – Дуэ, страшное, безобразное и во всех отношениях ДРЯННОЕ место, в котором по своей доброй воле могут жить только святые или испорченные люди».

Центром художественного отображения и объектом внимания писателя является человек, в данном повествовании, каторжный человек. И здесь разговорная лексика, выступает как характерологическое средство в речи персонажей. Автор использует такие разговорные выражения как:

Горемыка: «... устройство их поселений один из авторов называет плачевным, а их самих горемыками».

Скопидом: «Арестант, имеющий и любящий деньги и пришедший из-за них на каторгу, кулак, скопидом и мошенник ...».

Нытик: «Это – неудачники, в большинстве неврастеники и нытики, «лишние люди».

Злодей: «Один седой старик лет 60-65 по фамилии Терехов, сидящий в темном карцере, произвел на меня впечатление таящего злодея».

Разговорные слова Чехов применяет и для описания действий:

Мытарить: «Каких ужасов нагляделся и чего только он не вынес, пока его судили, мытарили по тюрьмам...».

Бродяжничать: «В 1885 г. он бежал из военной службы «по глупости» и стал бродяжничать, называя себя не помнящим родства».

Прискучает: «Когда едешь или идешь по улице, которая тянется версты на три, то она скоро Прискучает своею длиной и однобразием».

Ошалеть:

Причитать, погубил: «А жена начинает плакать и причитать: «Погубил ты нас проклятый!»

Пилит: «А она пилит его и пилит; выхожу из избы, а голос ее все слышно».

Евши: «Выиграет и поест, а не выигрывает – и так спать ляжет, не евши».

Отощать: «Все они отощали и словно облезли, но глядят бодро».

Употребление разговорных и просторечных слов и выражений целенаправленно: это стилистически сниженные слова, переплетающиеся с описанием достоверных деталей, не столько даже экзотических, сколько этнографических, и рядом-оценочное, эмоциональное отношение автора, с одной стороны, строгая документальность, объективность, протокольность отображения действительности, с другой стороны, живописность, эмоциональность, сочность и яркость изображения реальной жизни каторжан на Сахалине. Так для описания образной картины нечеловеческого существования каторжников Чехов приводит следующие разговорные элементы:

Обноски: «Его бельё, пропитанное насквозь кожными отделениями, непросушенное и давно не мытое, перемешанное со старыми мешками и гниющими обносками... – все это делает казарменный воздух вонючим ...»

Драный: «Спят на жестком или подстилают под себя, старые драные мешки, свою одежду и всякое гнильё, чрезвычайно непривлекательное на вид».

Драньё: «Иные до такой степени привыкают к плетям и розгам и так грубеют, что в конце концов даже начинают находить удовольствие в дранье».

Харчи: «У мастеров предложение несоизмеримо превышает спрос, а чернорабочие работают за 10 коп. в день на своих харчах».

Барахло: «Теперь поговаривают о другом промысле – о торговле старыми арестантскими вещами – «барахлом».

Срамота: «В одной избе помещается мужик, мохнатый, как паук, с нависшими бровями, каторжный, грязный, и с ним другой такой же мохнатый и грязный; у обоих больше семьи, а в избе, как говорится, срамота и злыдни – даже гвоздя нет».

Вонь: «Я был в бараке в 5 ч. утра, когда поселенцы только что встали. Какая вонь, темнота, давка!»

Антон Павлович сатирически изображает жизнь не только каторжан, но и жизнь тюремной администрации, используя разговорную лексику.

«Для здешних чиновников японское консульство – хороший теплый угол, где можно забыться от тюрьмы, каторги и служебных дрязг и, стало быть, отдохнуть».

Говоря о недобросовестном затягивании дела, или решения какого-нибудь вопроса, а также медленного течения дела, осложняемого выполнением мелких формальностей, писатель не прибегает к длинному описанию действия, одно слово – ВОЛОКИТА превращает мысль автора в сатиру: «... в конце концов после долгой ВОЛОКИТЫ поступают в архив...».

Пассивность и нежелание ничего делать на этом острове приводила к полной анархии и беспорядкам: «При таких условиях сахалинский чиновник должен или работать через силу, как говориться, ДО ОШАЛЕНИЯ, или же, махнув рукой, взвалить громадную часть своей работы на писарей каторжных, как оно и бывает чаще всего».

Особое внимание уделяет Чехов положению женщины:

«Описывая свое житьё-бытьё, помню, 3 женщины плакали». «Около бабы-хозяйки плакали дети, пищали цыплята». «Пропала моя головушка, пропали дети!» – «Ну, забыла!» – проворчит на печке солдат». «Она страдает, на душе у него, по-видимому, свинец, а она пилит его и пилит». «В квартирах надзирателей я заставал девушек-подростков, которые на мой вопрос, кто они, отвечали: «Я – сожительница».

Таким образом, в произведении переплетаются разговорно-литературные, разговорно-просторечные и просторечно-диалектные слова и формы слов. Они характеризуют социально-речевой стиль персонажей, обусловленный многими социальными факторами: местом жительства, родом занятий, возрастом, интеллектуальностью, уровнем образованности, культурой и поведением, социальным бесправием. И все это при том, что Чехов подвергал свои произведения безжалостной стилистической правке: исправлял неточности и погрешности, устранял вульгаризмы (ТРЕСКАТЬ, НАЛОПАТЬСЯ, ШВАРКНУТЬ, ОКОЛЕТЬ, НАПЯЛИТЬ, РОЖА, РЫЛО), резко осуждал неумеренное использование диалектизмов, грубопросторечных слов. Он писал: «Язык должен быть прост и изящен». И с помощью разговорной лексики Антон Павлович реально и живописно воссоздал действительность и реальную жизнь каторжан на Сахалине.