Толстой и его отношение к персонажам

Среди нелюбимых Толстым  персонажей особенно много представителей так называемого большого света. Существенно, что они относятся  как раз к тем людям, которые  претендуют на заглавную роль в истории. Толстой отрицает какое-либо положительное историческое их значение в такой же мере, как отрицательно относится к ним в смысле человеческом и нравственном. На самых первых страницах романа читатель знакомится с салоном Анны Павловны Шерер и самой Анной Павловной. Ее характернейшая примета - постоянство дел, слов, внутренних и внешних жестов, даже мыслей: «Сдержанная улыбка, игравшая постоянно на лице Анны Павловны, хотя и не шла к ее отжившим чертам, выражала, как у избалованных детей, постоянное сознание своего милого недостатка, от которого она не хочет, не может и не находит нужным исправляться». За этой характеристикой - авторская ирония и прямая неприязнь к персонажу.

Авторское отношение к герою  видно уже в самом этом намеренно  повторяемом и в толстовском  словоупотреблении сугубо значимом слове «постоянно».

Свое отрицательное отношение  к герою Толстой выражает совсем не обязательно пространно. Чаще всего  в своей не симпатии он точно проговаривается - и проговаривается сплошь и рядом  одним-единственным словом. Когда Наполеон, столь нелюбимый Толстым, в своем кабинете смотрит на портрет сына, об этом говорится так: «Он подошел к портрету и сделал вид задумчивой нежности». В данном контексте выражение «сделал вид» воспринимается не как галлицизм, а в своем прямом, обнаженном значении. Слово у Толстого оказывается не описательным, а резко оценочным.

Похоже «проговаривается» Толстой  и говоря об Анне Шерер: «лицо ее вдруг представило глубокое и  искреннее выражение преданности  и уважения, соединенное с грустью…». «Представило» сразу же ассоциируется с игрой, со сценой, с поведением искусственным, а не естественным. И то, что рядом со словом «представило» оказываются слова «глубокое и искреннее выражение», своей иронической контрастностью только усиливает эту ассоциацию. Во многом подобен Анне Павловне другой герой «большого света» князь Василий Курагин. Знакомя его с читателем, Толстой так рисует его портрет: «…вошедший князь, в придворном, шитом мундире, в чулках, башмаках и звездах, с светлым выражением плоского лица…».

В портрете больше всего внимания уделено внешнему, тому, что выявляет в персонаже не личное и индивидуальное, а общесословное. Это уже само по себе настораживает: не означает ли отсутствие сугубо личных примет во внешности и внутреннего безличия? Интересно, что в описании князя Василия даже слова положительные и не внешние по своему прямому словарному значению приобретают в контексте характер и внешний, и совсем не положительный. «Светлое выражение» не может быть изнутри, духовно светлым на плоском лице. Как и в случае с Анной Павловной, Толстой, представляя героя, сразу же выдает свою нелюбовь к нему. У Толстого-писателя это постоянная и характерная черта: черта художественная и в равной степени нравственная.

У князя Василия черты индивидуальные и личностные отсутствуют и в  самом деле не только в портрете. Где жизнь предполагает разнообразие, он удивительнейшим образом демонстрирует свою неизменяемость и постоянство. Он говорит, «не изменяя голоса», с разными людьми и на разные темы. Он «уверяет» своего собеседника, вовсе не желая, чтобы тот ему верил, уверяет «по привычке, как заведенные часы» и т. д., и т. п.

В одном месте Толстой противопоставляет  Василия Курагина Анне Павловне Шерер - но явно не всерьез, противопоставление оказывается мнимым: «Князь Василий  говорил всегда лениво, как актер  говорит роль старой пьесы. Анна Павловна, напротив, несмотря на свои сорок лет, была преисполнена  порывов…».

Это «напротив» у Толстого не знак противоположного, а знак иронии. То, что и слово, и сравнение  в целом носит иронический  характер, становится совсем очевидным  из дальнейшего разъяснения: «Быть энтузиасткой сделалось ее общественным положением, и иногда, когда ей даже того не хотелось, она, чтобы не обмануть людей, знавших ее, делалась энтузиасткой». Поведение Анны Павловны, по существу, не отличается, а похоже на поведение князя Василия: она тоже как будто исполняет роль «в старой пьесе». Противопоставление в данном случае оказывается дополнительным утверждением сходства героев через иронию.

Похожи друг на друга  не только Анна Шерер и князь Василий. Их сходство носит типологический характер. Сходство в большей или меньшей степени распространяется на всех сугубо светских людей. Оно распространяется среди прочих и на красавицу Элен, дочь Василия Курагина.

В Элен тоже все повторяется, все неизменно и постоянно. Она  всегда одинаково красива.. Даже улыбка на ее лице всегда одинаковая: «Она поднялась с того же неизменяющейся улыбкой вполне красивой женщины»; она села перед виконтом «и освещала и его все тою же неизменною улыбкой». Для Толстого все это не нейтральные приметы, а знаки человеческой, духовной недостаточности. Толстой сравнивает Элен с ее братом Ипполитом: «Черты его лица были те же, как и у сестры, но у той все освещалось жизнерадостною, самодовольною, молодою, неизменною улыбкой жизни и необычайною, античною красотой тела; у брата, напротив, то же лицо было отуманено идиотизмом…»

Противопоставление это  отчасти подобно противопоставлению Анны Павловны и князя Василия. Оно  внешнее и в конечном счете  мнимое. Сестра, при всей красоте  ее лица и античной фигуры, в том, что касается собственно человеческих, нравственных, ценностей, мало чем отличается от брата. Они в одинаковой степени самоуверены и самодовольны, т. е. неподвижны духовно, внутренне застойны. Даже «идиотизм», которым было отуманено лицо Ипполита, кладет тень и на лицо его сестры.

В глубоком противоречии с идеалом Толстого находятся не только типичные светские люди, но и сама атмосфера спета, его особенная, ненормальная жизнь. Описывая вечер у Шерер, Толстой пишет: «Вечер Лины Павловны был пущен. Веретена с разных сторон равномерно и не умолкая шумели…».Образ прядильной мастерской - в описании ключевой и идейно значимый. Для Толстого мир света - механический.

Говоря о виконте, Толстой замечает: «Анна Павловна, очевидно, угощала им своих гостей. Как хороший метрдотель подает, как нечто сверхъестественно прекрасное, тот кусок говядины, который есть не захочется, если увидать его в грязной кухне, так в нынешний вечер Анна Павловна сервировала своим гостям сначала виконта, потом аббата…».

Сравнение, которым пользуется здесь Толстой, не разъясняет предмет  описания, не оживляет его, а резко  снижает. Это род иронического сравнения. При изображении вечера в салоне Анны Павловны Толстой прибегает к такого рода сравнениям неоднократно.

Поэты и писатели часто, ведя разговор о неживом предмете, олицетворяют его: уподобляют его живому, самому человеку и тем самым делают предмет более доступным человеческому  пониманию и человеческим чувствам. В изображении Толстым «большого света» мы наблюдаем действие обратного закона. Живое, люди, сближаются и сопоставляются с неживым - прядильной машиной, куском говядины, ростбифом и проч.- они как бы приравниваются к неживому. То, что в норме должно быть одухотворенным и близким, воспринимается читателем как нечто далекое, бездушное. Происходит своеобразное «отчуждение» героев отрицательных. Глубоко чуждые автору, они художественно «отчуждаются» и от читателя.

Одной из ненормальностей  светской жизни, как ее понимает Толстой, является полное смешение в ней нравственных представлений и оценок. В свете не знают, что истинно хорошо и что дурно, что умно и что глупо. Или не хотят знать. В салон Анны Павловны входит Пьер Безухов, человек молодой и по-своему мыслящий. То, что Пьер человек мыслящий, имеет цену для автора, но не для Анны Павловны или князя Василия: «Анна Павловна приветствовала его поклоном, относящимся к людям самой низшей иерархии в ее салоне. Но, несмотря на низшее по сорту приветствие, при виде вошедшего Пьера в лице Анны  Павловны  изобразилось  беспокойство  и  страх…».