Военная проблематика в рассказе "Один день Ивана Денисовича"

     Рассказ (или, по определению некоторых исследователей, повесть) Александра Исаевича Солженицына “Один день Ивана Денисовича” был задуман автором на общих работах в Экибастузском Особом лагере зимой 1950—1951 гг.  В октябре 1962 года после долгих переговоров с властями главный редактор «Нового мира» А. Твардовский  получил разрешение Хрущева и напечатал в своем журнале эту повесть, снабженную коротким предисловием. Появление «Одного дня Ивана Денисовича» было большим событием социальной России. Действие происходит еще в сталинское время, а повествование ведется простым и доступным языком.

      Но  известность автору принесли не столько  литературные достоинства произведения, сколько то, что Солженицын  описал реальную, достоверную жизнь, не идеологизированную. Эта была правда, о которой до этого момента говорить было просто не принято. А он заговорил! Книга стала настоящей сенсацией в политических кругах, а кроме того, еще и вызвала к жизни стремление к правде.

      Через 20 лет в своем интервью для  радио ВВС   Солженицын   будет вспоминать о создании «Одного дня Ивана Денисовича» так: «Я в 50-м году, в какой-то лагерный день таскал носилки с напарником и подумал: как описать всю нашу лагерную жизнь? По сути, достаточно описать один всего день в подробностях, в мельчайших подробностях, и день самого простого работяги, и тут отразится вся наша жизнь. И даже не надо нагнетать каких-то ужасов, не надо, чтоб это был какой-то особенный день, а - рядовой, тот самый день, из которого складываются годы. Задумал я так, и этот замысел остался у меня  в уме, девять лет я к нему не прикасался и только в 1959 году сел и написал… Заглавие Александр Трофимович Твардовский  предложил, нынешнее заглавие, свое. У меня было «Щ-854. Один день одного зэка». И очень хорошо он предложил, так это хорошо легло».

     Образ Ивана Денисовича возник на основе реального прототипа, которым стал солдат Шухов, воевавший вместе с  автором в советско-германскую войну (но никогда не отбывавший наказание), а также благодаря наблюдениям  за жизнью пленников и личному  опыту автора, приобретенному в Особом лагере, где он работал каменщиком. Остальные персонажи взяты из лагерной жизни с их подлинными биографиями.

     Задумаемся  на миг: Солженицын, не тратя усилий на поиски потрясающего сюжета, рассказывает о лагере как о чем-то давно и прочно существующем, совсем не чрезвычайном, имеющем свой регламент, будничный свод правил выживания, свой фольклор, свою лагерную “мораль” и устоявшуюся дисциплину. Автору не нужно было далеко ходить за темами и идеями — в то время хватало материала даже для многотомного академического издания (хотя многое, по понятным причинам, замалчивалось).  
Любая подробность в повести буднична и символична. Она “отсеяна”, причем не самим автором, а многими годами лагерного бытия. Отобран и жаргон, ставший “событием”, открытием после публикации повести. Здесь уже своя философия, свои сокращения слов, особые знаки. Но будничность трагедии поражает больше всего: “В лагере вот кто подыхает: кто миски лижет, кто на санчасть надеется, да кто к куму ходит стучать”. “Никак не годилось с утра мочить валенки”. “Машина” лагеря заведена, работает в заданном режиме, к секретам его функционирования привыкли все: и лагерные работяги, и пристроившиеся “потеплее” ловкачи, и подлецы (“придурки”). И сама охрана. Выжить здесь — значит “забыть” о том, что сам лагерь — это катастрофа, это провал...

     Читая произведение, невольно задаешься вопросом: кто же в повести посвящает  читателя в эти видимые секреты, мелкие тайны выживания (например, подать сухие валенки бригадиру, протащить  в барак дрова, обойти завстоловой, незаметно присвоить лишнюю плошку баланды, одолжить за сигарету ножик)? Легко заметить, что в повести как бы два рассказчика, активно помогающих друг другу. Мы слышим голос автора и самого Ивана Денисовича, то лежащего утром под одеялом и бушлатом, то бегущего на мороз и думающего о том, куда их погонят работать. Автор по-своему знает самого Ивана Денисовича, он по существу созидает его, передает ему значимую часть своего жизненного опыта: так, вся знаменитая сцена кладки стены — это явно эпизод из биографии писателя. Цепочка деяний, помыслов героя стала цепочкой актов, утверждающих его нравственное величие и, следовательно, представление самого писателя о красоте и идеальном человеке, живущем “не по лжи”.

вление  самого писателя о красоте и идеальном человеке, живущем “не по лжи”.  
 Уже первые мгновения жизни Ивана Денисовича на страницах повести “говорят” об умной независимости героя, мудром покорстве судьбе и о непрерывном созидании особого духовного пространства, какой-то внутренней устойчивости. Весь лагерь и труд в нем, хитрость выживания, даже труд на строительстве “Соцгородка” — растлевающий страшный путь в обход всему естественному, нормальному. Здесь царствует не труд. А имитация труда Все жаждут безделья. Обстоятельства заставляют Шухова как-то приспосабливаться ко всему, что его окружает. Но в то же время герой оказался способным увлечь и других своим моральным строительством. Все дело в том, что Иван Денисович, говоря его же языком, “неправильный лагерник”, первый праведник среди народных героев писателя. Варлам Шаламов, прочитав одним из первых повесть, высказал следующую оценку, увидев в Шухове мужика-праведника: “Это — лагерь с точки зрения лагерного “работяги”, который знает мастерство, умеет “заработать”. 
 

      3  Военная проблематика в рассказе «Один день Ивана Денисовича» 
 

     Термин  «тоталитаризм» возник в 20 веке. И это  не случайно. Именно в наше столетие унижение, подавление и уничтожение  человеческого «я» приняло наиболее масштабный и жесткий характер. Идея тысячелетнего рейха, зародившаяся в фашистской Германии, как и стремление построить коммунизм в СССР в равной степени ориентированы на безличную массу, толпу, неспособную самостоятельно мыслить и действовать. Так, в советском обществе героем стал «новый» человек, который решительно порвал с «проклятым» прошлым, с религией, культурой, с «порочащими» его связями, а если надо, то и с самыми близкими людьми, и, таким образом, с нравственностью.

      Однако, несмотря на все ухищрения политиков, всегда были и есть люди, не утратившие совести, памяти, творческих способностей. Они противостоят бездушной государственной системе, сохраняют не только мужество, но и свободу мысли.

      В русской прозе 1970-90-х годов, а также  «возвращенной» литературе значительное место занимают произведения, в которых воссоздана трагедия народа, пережившего массовые репрессии в сталинскую эпоху. Эта тема нашла отражение в прозе В.Шаламова, Ю.Домбровского, О.Волкова и, конечно, А.Солженицына.

     Рассказ «Один день…» посвящен сопротивлению живого — неживому, человека — лагерю. Солженицынский каторжный лагерь — это бездарная, опасная, жестокая машина, перемалывающая всех, кто в нее попадает. Лагерь создан ради убийства, нацелен на истребление в человеке главного — мыслей, совести, памяти. За всеми нечеловеческими реалиями лагерного быта выступают человеческие черты. Они проявляются в характере Ивана Денисовича, в монументальной фигуре бригадира Андрея Прокофьевича, в отчаянной непокорности кавторанга Буйновского, в неразлучности "братьев"-эстонцев, в эпизодическом образе старика интеллигента, отбывающего третий срок и тем не менее не желающего отказываться от приличных человеческих манер. Что удивительно, барством не веет от конвоя, от начальства, но шибает от Цезаря, хоть он в бараке такой же арестант, как и Иван Денисович. Шухов же притягивается именно к Цезарю как магнитом; как магнитом притягивает во тьме кромешной барака мужика к барину. Между двумя этими людьми, этими атомами есть такая вот притягательная сила даже в лагере, потому что Цезарю "разрешили" носить чистую городскую шапку, и барин очень важен становится мужику, ведь только через него может просыпаться и ему крошка табачку: манит зап решенное, манит та действительная явная свобода, воля, которая на самом деле есть только тайное действие. Цезарь делает то, на что Иван Денисович, работяга, не способен уже нравственно: Цезарь устроил себе и в бараке полубарскую жизнь тем, что "смог подмазать начальству", а еще потому, что вовсе-то не постыдился взять в услужение себе подобных, поставить себя во всех смыслах выше .таких же, как он сам, собригадников — выше шуховых. А на каком основании? А на том, даже внешнем, что ему "не о чем было с ними говорить", что он с ними общих не имел мыслей, скажем, об искусстве, и прочее. Из всех Цезарь близок только с кавторангом, остальные — не ровня, и если даст он Ивану Денисовичу окурочек, то за службу, а не по душе. Где находит успокоение, согласие духовное с миром русский человек, где ж его главный "счастливый день"? А что, если в другой раз не обманет Иван Денисович вертухая, пронося что-то запретное на зону? Ивана Шухова "здешняя жизнь трепала от подъема до отбоя". И вспоминать избу родную "меньше и меньше было ему поводов". Так кто же кого: лагерь — человека? Или человек — лагерь? Многих лагерь победил, перемолол в пыль. Иван Денисович идет через подлые искушения лагеря. В этот бесконечный день разыгрывается драма сопротивления. Одни побеждают в ней: Иван Денисович, Кавгоранг, каторжник X-123, Алешка-баптист, Сенька Клевшин, помбригадира, сам бригадир Тюрин. Другие обречены на погибель — кинорежиссер Цезарь Маркович, "шакал" Фетюхов, десятник Дэр и другие.

     Как же человеку жить и выжить? Лагерь —  образ одновременно реальный и ирреальный, абсурдный. Это и обыденность, и  символ, воплощение вечного зла и  обычной низкой злобы, ненависти, лени, грязи, насилия, недомыслия, взятых на вооружение системой.

Человек воюет с лагерем, ибо тот отнимает свободу жить для себя, быть собою. "Не подставляться" лагерю нигде  — в этом тактика сопротивления. Да и никогда зевать нельзя. Стараться надо, чтобы никакой надзиратель тебя в одиночку не видел, а в толпе только", — такова тактика выживания. Вопреки унизительной системе номеров, люди упорно называют друг друга по именам, отчествам, фамилиям. Перед нами лица, а не винтики и не лагерная пыль, в которую хотела бы превратить система людей.

Отстаивать  свободу в каторжном лагере —  значит как можно меньше внутренне  зависеть от его режима, от его разрушительного  порядка, принадлежать себе. Не считая сна, лагерник живет для себя только утром — 10 минут за завтраком, да за обедом — 5 минут, да за ужином — 5 минут. Такова реальность. Поэтому Шухов даже ест "медленно, вдумчиво". В этом тоже освобождение.  

     3.1 Образ главного  героя 
 

     А. Солженицын сознательно сделал обыкновенного  мужика, которого постигла судьба, характерная для многих русских людей XX века. Иван Денисович Шухов был хозяйственным и бережливым хозяином в маленькой деревне. Когда пришла война, Шухов ушел на фронт и честно воевал. Получил ранение, но не долечился, поспешив вернуться на свое место на фронт. На долю Ивана Денисовича выпал и немецкий плен, из которого он бежал, но попал в'результате в советский лагерь. Суровые условия страшного мира, огороженного колючей проволокой, не смогли сломить внутреннего достоинства Шухова, хотя многие из его соседей по бараку давно потеряли человеческий облик. Превратившись из защитника Родины в зека Щ-854, Иван Денисович продолжает жить по тем нравственным законам, которые сложились в крепкий и оптимистичный крестьянский характер. Мало радостей в расписанном по минутам распорядке дня заключенных лагеря. Каждый день одно и то же: подъем по сигналу, скудный паек, который оставляет полуголодными даже самых тощих, изнурительная работа, постоянные проверки, "шпионы", полное бесправие зеков, беспредел конвойных и надзирателей... И все же Иван Денисович находит в себе силы не унижаться из-за лишней пайки, из-за сигареты, которые всегда готов заработать честным трудом. Не желает Шухов и превратиться в доносчика ради улучшения собственной участи — сам он презирает таких людей. Развитое чувство собственного достоинства не позволяет ему вылизывать тарелку или попрошайничать — суровые законы лагеря безжалостны к слабакам. Вера в себя и нежелание жить за чужой счет заставляют Шухова отказаться даже от посылок, какие могла бы ему высылать жена. Он понимал, "чего те передачи стоят, и знал, что десять лет с семьи их не потянешь". Доброта и милосердие — одно из основных качеств Ивана Денисовича. Он с пониманием относится к заключенным, которые не умеют или не хотят приспособиться к лагерным законам, в результате чего терпят лишние мучения или упускают выгоду. Некоторых из этих людей Иван Денисович уважает, но больше — жалеет, стараясь при возможности помочь и облегчить их участь. Совестливость и честность перед собой не дают Шухову симулировать болезнь, как делают многие заключенные, пытаясь избежать работы. Даже почувствовав серьезное недомогание и придя в санчасть, Шухов ощущает себя виноватым, будто обманывает кого-то. Иван Денисович ценит и любит жизнь, но понимает, что он не в состоянии изменить порядки в лагере, несправедливость в мире. Многовековая крестьянская мудрость учит Шухова: "Кряхти да гнись. А упрешься — переломишься", — но, смиряясь, этот человек никогда не будет жить на коленях и пресмыкаться перед власть имущими. Трепетное и уважительное отношение к хлебу выдают в образе главного героя истинного крестьянина.    

     За  восемь лет лагерной жизни Шухов  так и не отучился снимать шапку  перед едой даже в самый лютый  мороз. А для того чтобы носить при себе оставленные "про запас" остатки пайки хлеба, заботливо завернутые в чистую тряпочку, Иван Денисович специально нашил на телогрейку потайной внутренний карманчик. Любовь к труду наполняет кажущуюся однообразной жизнь Шухова особым смыслом, приносит радость, позволяет выжить. Не уважая работы бестолковой и по принуждению, Иван Денисович в то же время готов взяться за любое дело, проявляя себя ловким и умелым каменщиком, сапожником, печником. Ему под силу из обломка полотна ножовки выточить ножик, сшить тапочки или чехлы под рукавицы. Приработок честным трудом не только доставляет Шухову удовольствие, но и дает возможность заработать сигареты или добавку к пайке. Даже во время работы на этапе, когда нужно было быстро сложить стену, Иван Денисович настолько все права защищены 2001-2005 вошел в азарт, что забыл о лютом холоде и о том, что работает по принуждению. Бережливый и хозяйственный, он не может допустить, чтобы пропал цемент или чтобы работа . была брошена на середине. Именно в труде герой обретает внутреннюю свободу и остается непокоренным страшными условиями лагеря и мрачной монотонностью убогого быта. Шухов даже способен чувствовать себя счастливым из-за того, что завершающийся день прошел удачно и не принес никаких неожиданных неприятностей. Именно такие люди, по мнению писателя, и решают в конечном счете судьбу страны, несут заряд народной нравственности и духовности.  

     3.2 Автор и герой  в одном произведении 
 

     Распад  мира — это еще не распад человека, человеческой личности, но если мир  распадается, то распадается он на атомы и эти атомы — люди. Или эти атомы все разрушают, жизнь лишается смысла — и "все завалилось в кучу бессмысленного сора", когда "будто вдруг выдернута была та пружина, на которой все держалось и представлялось живым" (Л.Толстой), или же все-таки что-то дает жизни смысл, ту самую пружину. Писатель, как проводник, воплощается в одном из атомов человеческого вещества — в том, где он чувствует, что энергия распада претворяется этим атомом, этой человеческой личностью в энергию жизни. Потому для русской литературы есть неизбежный герой. Этот герой был неизбежным для Солженицына в том смысле, как неизбежно русский писатель становится проводником национальной метафизической энергии катастрофы распада, сопротивляясь которой духовно он неизбежно добудет этот атом восстановления мира. Круги расходятся и расходятся — недаром замысливал Достоевский "Житие великого грешника", потому что никогда в судьбе русского человека первым кругом ничего не кончалось, а скорее даже наоборот — первый круг только давал разгона рокового судьбе. "Красное колесо" должно было провести нас всеми этими кругами, но круги расплылись дальше и дальше, стоило одолеть один круг истории, как трещали узлы и возникал на горизонте тот, что и не предполагался — колесо не катилось, а охватывало обручем своего рокового бесконечного кольца. Солженицын в "Одном дне Ивана Денисовича" показал то, что кроется внутри этих кругов. Он же осмелился показать всю несостоятельность власти духовной, двуличность интеллигент-•cfsa, что налагает моральные запреты на естество, чтобы себя же в моральном и социальном положении возвысить над естество^ простонародья. ожении возвысить над естество^ простонародья. Солженицын" не создал духовного учения, потому что его энергия сопротивления и его одиночество человека непримирившегося никак не могли обрасти толпой ревнителей и сподвижников. Литература — это главное дело его жизни, сфера его долга и ответственности как художника, но не вершина для влияния... Человек верующий, обретший веру, он не проповедовал духовную власть Церкви. Не преломилась в личности его и сама Власть. Он остался от нее в отдалении, не сближаясь с ней даже для борьбы. "Письмо к вождям", "Как нам обустроить Россию", его политическая проза — это не заявка на Власть, а гражданское к ней послание человека, далекого в силу своей любви к России от всякой политики. Солженицын и есть русский человек в XX веке, и не один он был таков; тот русский человек, что отыскал в том веке и правду, и свободу, и веру. Отыскал, будто лучик света, свой ясный да прямой путь.