Смешение лексики различной
стилистической окраски может быть
использовано в художественных целях,
например, для создания комического
эффекта: Любит лесной хозяин полакомиться многокостянковыми
и покрытосеменными... А как задует сиверко,
как распотешится лихое ненастье - резко
замедляется общий метаболизм у топтыгина,
снижается тонус желудочно-кишечного
тракта при сопутствующем нарастании
липидной прослойки. Да не страшен минусовой
диапазон Михайло Иванычу: хоть куда
волосяной покров, да и эпидермис знатный...(Т. Толстая).
Разумеется, не следует забывать и
о нормах правописания, которым больше
всего внимания уделяется в школьном
курсе русского языка. К ним относятся орфографические нормы–правила написания слов и пункту- ационные нормы – правила постановки знаков препинания.
- Динамичность развития языка и изменчивость норм
«Языковая система, находясь
в постоянном использовании, создается
и видоизменяется коллективными
усилиями тех, кто ее пользуется…
Новое в речевом опыте, не вписывающееся
в рамки системы языка, но работающее, функционально
целесообразное, ведет к перестройке в
нем, а каждое очередное состояние языковой
системы служит основанием для сравнения
при последующей переработке речевого
опыта. Таким образом, язык в процессе
речевого функционирования развивается,
изменяется, и на каждом этапе этого развития
языковая система с неизбежностью содержит
в себе элементы, которые не завершили
процесс изменения. Поэтому различные
колебания, варианты неизбежны в любом
языке».
Постоянное развитие
языка ведет к изменению литературных
норм. То, что было нормой в прошлом
столетии и даже 15-20 лет назад, сегодня
может стать отклонением от нее.
Так, например, в соответствии с "Толковым
словарем русского языка" (1935-1940) слова закусочная,
игрушечный, булочная, будничный, нарочно,
порядочно, сливочный, яблочный, яичница
произносились со звуками [шн]. По данным
"Орфоэпического словаря русского языка"
(1983) такое произношение в качестве единственной
(строго обязательной) нормы сохранилось
только в словах нарочно, яичница. В словах
булочная, порядочно наряду с традиционным
произношением [шн] признано допустимым
новое произношение [чн]. В словах будничный,
яблочный новое произношение рекомендуется
в качестве основного варианта, а старое
допускается в качестве возможного варианта.
В слове сливочный произношение [шн] признается
хотя и допустимым, но устаревшим вариантом,
а в словах закусочная, игрушечный новое
произношение [чн] стало единственно возможным
нормативным вариантом.
На этом примере хорошо
видно, что в истории литературного
языка возможны:
- сохранение старой нормы;
- конкуренция двух вариантов, при которой словари рекомендуют традиционный вариант;
- конкуренция вариантов, при которой словари рекомендуют новый вариант;
- утверждение нового варианта в качестве единственно нормативного.
В истории
языка изменяются не только орфоэпические,
но и все другие нормы.
Примером
изменения лексической нормы
могут служить слова дипломант и абитуриент.
В 30-40-е гг. ХХ в. слово дипломант обозначало
студента, выполняющего дипломную работу,
а слово дипломник было разговорным (стилистическим)
вариантом слова дипломант. В литературной
норме 50-60-х гг. произошло разграничение
в употреблении этих слов: словом дипломник
стали называть студента в период подготовки
и защиты дипломной работы (оно утратило
стилистическую окраску разговорного
слова), а слово дипломант стало употребляться
для наименования победителей конкурсов,
смотров, соревнований, отмеченных дипломом
победителя.
Слово абитуриент в 30-40-е гг. ХХ в.
употреблялось как обозначение тех, кто
оканчивал среднюю школу, и тех, кто поступал
в вуз, так как оба эти понятия во многих
случаях относятся к одному и тому же лицу.
В 50-е гг. ХХ в. за оканчивающими среднюю
школу закрепилось слово выпускник, а
слово абитуриент в этом значении вышло
из употребления.
Изменяются
в языке и грамматические нормы.
В литературе XIX в. и разговорной
речи того времени употреблялись
слова георгина, зала, рояля - это
были слова женского рода. В современном
русском языке нормой является употребление
этих слов как слов мужского рода - георгин,
зал, рояль.
Примером
изменения стилистических норм является
вхождение в литературный язык диалектных
и просторечных слов, например забияка, нытик, подоплека,
свистопляска, шумиха. Как пишет профессор
Ю.А. Бельчиков, "для русского литературного
языка характерно интенсивное взаимодействие
с просторечием (постоянное пополнение
главным образом лексики и фразеологии,
выразительных, синонимических средств)…
Известная часть заимствований из народно-разговорного
языка органически включается в лексико-фразеологический
состав литературной речи, в его стилистическую
структуру, становясь достоянием не только
разговорной, но и книжной речи".
Каждое новое
поколение опирается на уже существующие
тексты, устойчивые обороты речи, способы
оформления мысли. Из языка этих текстов
оно выбирает наиболее подходящие слова
и обороты речи, берет из выработанного
предшествующими поколениями актуальное
для себя, привнося свое, чтобы выразить
новые идеи, представления, новое видение
мира. Естественно, новые поколения отказываются
от того, что кажется архаичным, не созвучным
новой манере формулировать мысль, передавать
свои чувства, отношение к людям и событиям.
Иногда они возвращаются к архаичным формам,
придавая им новое содержание, новые ракурсы
осмысления.
В каждую историческую
эпоху норма представляет собой
сложное явление и существует
в довольно непростых условиях. Об
этом писал еще в 1909 г. В.И. Чернышев:
"В языке всякой определенной эпохи для ее современников
много неясного: слагающегося, но не сложившегося,
вымирающего, но не вымершего, входящего
вновь, но не утвердившегося".
Кодификация языковой нормы: трудные поиски золотой середины
Языковая
норма - это то, как принято говорить и писать в данном обществе
в данный период. Никто не может ввести
в обиход какое-нибудь слово или, наоборот,
что-то запретить в языке, изъять из него.
Нормы складываются постепенно, сами по
себе, в языковой практике людей, обладающих
высокой речевой культурой: писателей,
ученых, журналистов. Не по прихоти языковедов
мы должны говорить каталОг, инженЕры,
согласно закону. Дело в том, что другие
варианты противоречат речевому обычаю,
не соответствуют традиционному употреблению
этих слов интеллигентными людьми. А словари
и грамматики лишь отражают то, что независимо
от лингвистов сложилось в литературном
языке. Это очень хорошо понимал А.С. Пушкин,
который еще в 1833 г. писал: "Грамматика
не предписывает законов языку, но изъясняет
и утверждает его обычаи" .
Изданию любого
словаря или справочника предшествует
долгая и кропотливая работа. Ученые
с помощью разнообразных методов
изучают, как говорят и пишут
многие образованные люди: в каких
значениях они употребляют слова,
как их произносят, склоняют или
спрягают, какие они используют слова
и конструкции в зависимости от условий
речи (ведь то, что уместно, скажем, в разговоре
с друзьями — например, читалка, быстренько,
у меня есть чем писать, будет звучать
странно в научном докладе).
Получив таким образом представление
об объективно сложившихся в литературной
речи традициях, языковеды закрепляют
их в словарях, справочниках, грамматиках
в виде правил, рекомендаций и тем самым
охраняют эти традиции, делают их обязательными
для всех нас, говорящих на литературном
языке, где бы мы ни жили. Такая фиксация
объективно существующих литературных
норм называется кодификацией (от латинского
слова codex — "книга").
Последовательное
разграничение понятий нормы
и кодификации впервые было проведено
в трудах ученых Пражского лингвистического кружка. В это
объединение языковедов, существовавшее
в Праге до Второй мировой войны, входили
и выдающиеся российские ученые: С.О.Карцевский,
Н.С.Трубецкой и P.O.Якобсон. С пражцами
творчески были связаны П.Г.Богатырёв,
Г.О.Винокур, Е.Д.Поливанов, Б.В Томашевский,
Ю.Н.Тынянов.
Ученые Пражского
лингвистического кружка считали, что
нормы присущи не только литературному
языку, но и любому жаргону или
говору. "То, что и здесь имеет
место определенный нормированный,
закономерный комплекс, — писал
Б.Гавранек, — лучше всего выявляется
в том, что отклонения от этого комплекса
воспринимаются как нечто ненормальное,
как отступление от нормы". Я помню,
как в одной из деревень Архангельской
области, где я был в диалектологической
экспедиции, женщины смеялись над своей
подругой, отступившей от присущих их
говору норм.
Итак, свои нормы
есть в любом языковом коллективе.
Но кодифицируются только литературные
нормы. Только они охраняются кодификацией.
Когда мы говорим, что литературный
язык — это язык нормированный, то мы как раз и имеем в виду
кодификацию литературных норм. Кодификация
обращена к носителям языка. Поэтому "Словарь
русских народных говоров" (М., Л., СПб.,
1965-1994) или "Словарь тюремно-лагерно-блатного
жаргона" (М., 1992) нельзя считать кодификацией.
Лингвистическое описание литературного
языка, просторечия, диалекта или жаргона,
адресованное узкому кругу специалистов,
не ориентированное на носителей данного
языка, просторечия, диалекта или жаргона
и, следовательно, не оказывающее никакого
воздействия на их речевую практику, не
является кодификацией. Кодификация же
влияет на речевую практику. Например,
мне хочется употреблять форму шоферА
(им.пад. мн.ч.), но кодификация квалифицирует
ее как просторечную и рекомендует другой
вариант — шофЁры. И я сознательно, под
воздействием кодификации, отказываюсь
от формы шоферА и буду употреблять шофЁры,
шофЁров и т.д. Здесь вступает в действие
"фактор социального престижа — важный
внеязыковой стимулятор и "регулировщик"
нормативных установлений и оценок".
Я предпочитаю вариант "шофЁры", потому
что тот круг людей, с которым я хотел бы
ассоциироваться, всегда использовал
именно этот вариант, он также традиционен
для печати, радио и телевидения.
Языковеды не
спешат узаконивать какое-либо новшество.
Они, наоборот, стараются, пока есть возможность,
удержать, сохранить старую норму. Это
объясняется самой сущностью, назначением
кодификации как средства языковой политики.
Под языковой политикой понимается сознательное,
целенаправленное воздействие общества,
т.е. его специально предназначенных для
этого институтов, на функционирование
и развитие языка. Например, в сферу языковой
политики в многоязычных странах входит
решение вопроса о придании тому или иному
языку статуса государственного, создание
условий для развития культуры, образования
на национальных языках разных народов,
разработка алфавитов для бесписьменных
языков, усовершенствование орфографии.
Одна из важнейших
целей языковой политики - сохранение
культурного наследия нации, передача
его от поколения к поколению.
Достижению этой цели и призвана
служить кодификация норм литературного
языка. "Если бы литературное наречие,
— писал выдающийся русский языковед
A.M.Пешковский, — изменялось быстро, то
каждое поколение могло бы пользоваться
лишь литературой своей да предшествовавшего
поколения... Но при таких условиях не было
бы и самой литературы, так как литература
всякого поколения создаётся всей предшествующей
литературой. Если бы Чехов уже не понимал
Пушкина, то, вероятно, не было бы и Чехова.
Слишком тонкий слой почвы давал бы слишком
слабое питание литературным росткам.
Консерватизм литературного наречия,
объединяя века и поколения, создает возможность
единой мощной многовековой национальной
литературы".
Архитектурный
памятник тоже разрушает время; его
реставрируют... При резком изменении произносительных
норм реставрация поэтического текста
невозможна. (Речь идет о его реставрации
для живого восприятия, а не для учёных
целей.) Это — более жестокое воздействие
времени, это — непоправимая порча. Вот
почему задача разумного орфоэпического
воздействия на язык — не торопиться принять,
узаконить, рекомендовать произносительное
новшество". Этот вывод М.В.Панова, касающийся
кодификации произношения, можно распространить
на кодификацию всех литературных норм:
в языковой политике вообще прогрессивен
традиционализм.
Итак, кодификация
делает литературный язык стабильным,
помогает ему как можно дольше
оставаться самим собой, объединять
говоривших и говорящих на нём
людей во времени. "Совершенство
литературного языка — в единстве
норм речи отцов и детей, прадедов
и правнуков". Отсюда вытекает основная
трудность кодификации — поиски золотой
середины: сохранение культурно-языковых
традиций должно разумно сочетаться с
принятием тех новшеств, которые стали
устойчивыми и широко распространёнными
в речи образованных людей нашего времени.
Современный
русский язык унаследовал из древнерусского
языка ударение на окончании в
существительных, сочетающихся с числительными
два, три, четыре, оба: два часА, два
шагА, два рядА, две сторонЫ. Это
реликтовые формы именительного
падежа двойственного числа (эти формы
употреблялись в древнерусском языке,
когда речь шла о двух, трёх или четырёх
предметах), воспринимаемые современным
языковым сознанием как формы родительного
падежа единственного числа. Сейчас варианты
с ударением на окончании, как в приведённых
примерах, постепенно вытесняются вариантами
с ударением на корне. В наибольшей степени
это касается словосочетания обе стороны,
часто звучащего в информационных программах,
но, как правило, произносимого журналистами
по-новому — с ударением на корне.