Аксиология как учение о ценностях

Показательна характеристика этого  времени, которую дал Г. Пикон  в предисловии к одному из разделов составленной им хрестоматии “Панорама  современных идей”, вышедшей в Париже в 1968 г. (ее сокращенный перевод на русский язык был опубликован в Нью-Йорке в 1982 г.): “Те изменения условий жизни и мысли, которые с конца XIX века происходили со все большим ускорением и сегодня представляются нам подлинной мутацией, неизбежно должны были поставить под вопрос основные принципы, которые определяют наше существование, и во имя которых мы судим человеческие поступки. Под сомнение было поставлено также и то, что мы называем гуманизмом, этикой, цивилизацией, культурой, то есть те ценности, которыми мы руководствуемся и на основе которых оцениваем наше поведение”.

Философия не могла не реагировать  на эту духовную ситуацию. Основоположник философской антропологии М. Шелер  фактически свел к ценностям всю духовную жизнь человека, признав высшей их формой религиозные ценности. Другой выдающийся представитель европейской философии этого времени глава баденской школы неокантианства В. Виндельбанд утверждал в 1909 г. в работе, посвященной исследованию роли философии в духовной жизни Германии в XIX веке, что ныне философия становится вообще “учением об общезначимых ценностях”, ибо призыв Ф. Ницше к “переоценке всех ценностей” “стал лозунгом наших дней” и “то, чего мы в настоящее время ожидаем от философии, — это размышление о вечных ценностях, которые, возвышаясь над меняющимися, временными интересами людей, обоснованы высшей духовной действительностью” Философ объяснял это тем, что “интеллектуальные идеалы начала прошлого столетия поблекли, их место заступила дееспособность воли... Распад старых форм жизни и появление новых ценностных мотивов приводят в результате к возбужденному состоянию поиска и нащупывания, к интенсивному брожению, которое требует своего выражения”.

Неудивительно, что такая “экспансия”  аксиологических  представлений привела к пониманию культуры как “мира воплощенных ценностей”, и ее изучение стало сводиться к описанию истории ценностей; так родилась новая наука — история культуры, и из этих же предпосылок выросла квазиисторическая теория “локальных цивилизаций” О. Шпенглера и его последователей.

В 1919 г. М. Хайдеггер говорил в университетском курсе лекций: “Фундаментальное убеждение в примате ценности становится столь всеобщим, что выдерживает всевозможные влияния и проблемные направления”, — и назвал философию ценности “культурфилософией современности”. И действительно, уже в 20-е—30-е годы выдающийся французский философ Г. Марсель, идя по этому пути вслед за Ф. Ницше, “устранил, — как точно сформулировала это Л. Чухина, — различие между бытием и ценностью”, и аксиология пожрала не только культурологи, но и саму онтологию.

Вначале 30-х гг. О. Краус в предисловии  к своей книге “Теории ценности: История и критика” писал: “Число работ по теории ценности в наше время необыкновенно выросло. Бугле утверждал в своей книге «Лекции по социологической истории ценностей», вышедшей в Париже в 1922 г.: "Философия ценностей стала модной”. Это свидетельствует о радующем интересе к этой' важнейшей проблеме”.

 В этом свете естественно  стремление смежных с философией  наук освоить аксиологический  подход, применяя его к своим  нуждам. Так классик социологической  мысли М. Вебер сделал понятие  “ценности” одним из ключевых  в этой области знания, определяя  его помощью, направленность интересов, которая свойственна каждому социально-историческому “мировому порядку”; в последующем развитии этой науки понятие “ценностная ориентация” стало ее операциональным термином.

3. Общие  методологические предпосылки аксиологического  исследования.

Пол века тому назад проницательный американский методолог У. Уивер  выделил в истории научной  мысли три этапа: методологическую установку первого, соответствующую  представлениям о “классическом  ” способе мышления, он охарактеризовал  формулой “организационная простота”; установку второго – “неклассического”, сложившегося в начале ХХ века на основе открытия теории относительности и  квантовой механики, - формулой “неорганизованная  сложность”; установку третьего, складывающегося  в середине века на основе открытий кибернетики, теории информации и теории систем, - синтетической (по гегелевскому пониманию диалектической эволюционной триады “тезис – антитезис –  синтез”) формулой “организованная  сложность”. В разных областях современного знания нащупываются конкретные формы  перехода к этой новой, синтетически-диалогической  парадигме.

Одна из наиболее характерных –  методологические поиски современной  исторической науки, описанные в  ряде зарубежных и отечественных  изданий последних лет. По заключению авторитетного методолога исторической науки профессора томского университета И. Николаевой, суть происходящего сейчас в мировой исторической науке  состоит в том, что “Сообщество  историков от резкой конфронтации “старых” и “новых” путей историописания…  пришло к осознанию необходимости  их диалога… Происходит серьёзная  концептуальная трансформация исторической мысли, сопоставимая по своей значимости с переходом от историзма Просвещения  к классическому историзму XIX в., а возможно, если говорить об отдалённых перспективах, и более значимая…”

Другое свидетельство – рождение синергетики, развивающей принципы теории систем применительно к процессам развития и обосновавшей новое понимание соотношения гармонии и хаоса, то есть, говоря терминами У. Уивера, “организованности” и “неупорядоченной сложности”. Примечательно, что основоположники этой новой теоретической дисциплины – И. Пригожин, Г. Хакен, С. Курдюмов, - непосредственно работающие в сфере физико-математических наук, решительно утверждают правомерность и продуктивность рассмотрения под синергетическим углом зрения и социокультурных процессов, тем самым, признавая философско-онтологический масштаб выявляемых ими законов развития сложных систем. Первые доказательства справедливости этих утверждений содержат и совместные работы С. Курдюмова и философа Е. Князевой, и исследование волновых процессов группой новосибирских философов, и новаторское исследование московского философа А. Назаретяна, посвященное “синергетики исторического прогресса”.

О масштабах происходящей методологической перестройки познания свидетельствуют  происходящие одна за другой международные  конференции, специально обсуждающие  этот круг вопросов. В 1990 г. в Амстердаме, а затем Копенгагене была организованна грандиозная выставка современного искусства, рассматриваемого в его связи с наукой и техникой. Опубликованные материалы конференции дают отчётливое представление о новом типе системно-интегративного мышления, который складывается сейчас во всех сферах духовной деятельности, преодолевая их былую разобщённость и самоизоляцию.

Два года спустя в Париже был издан  сборник статей “Человек лицом к  науке: Ставка является планета?”, излагающий взгляды на ту проблему четырнадцати крупнейших современных учёных, начиная  с того же И. Пригожина и члена  Римского клуба Э. Ласло. Ещё через  год в Штутгарте издан аналогичный  по проблематики сборник “пограничные беседы: Тринадцать диалогов о науке”, в котором представлены рассуждения  другой группы учёных и философов  – от Г. Фридча до Ст. Лемма, включая  пользующегося особым авторитетом  И. Пригожина; примечательно, что одна из обсуждаемых здесь тем –  “Ценностная нейтральность учено - химера”.

Наконец, об отражении этих процессов  в самой философии можно судить по обзорной книге А. Чумакова “Философия глобальных проблем”, вышедшей в 1994 г. в Москве, характеризующей состояние этого нового направления общественной мысли – “глобалистики”, представленной трудами Римского клуба и других зарубежных и российских философов, осознающих жизненную важность осмысления происходящего ныне в жизни человечества, ибо сама постановка вопроса о “глобальном” осмыслении бытия означает восстановление одного из фундаментальных принципов классического философского мышления, отвергнутого сторонниками “неклассического”, деконструктивистского “фрагментариза” и “маргинализма”…

Именно с этих методологических позиций обращаются к осмыслению полуторавекового  опыта изучения феномена ценности.

4. Что  такое ценности.

Сам термин «ценность» уже давно  употреблялся философами и представителями различных наук, употреблялся не только в книжном, но и в разговорном языке как самое обычное слово наряду со многими другими: «ценное открытие» и «ценность имущества», «ценное признание» и «драгоценности», «ценное в человеке» и «ценное для человека». Слово это не обладало строго однозначным смыслом и поэтому имело множество синонимов: достоинство, заслуга, польза, благо, стоимость, достояние и т. п. Лишь в политической экономии данное понятие имело более или менее определенное содержание, откуда оно, по-видимому, и было взято философами.¹

В специальный философский лексикон понятие ценности (именно понятие, а  не просто случайно употребленный термин) вводится лишь в 60-х годах XIX столетия, когда за ним закрепляется вполне определенный смысл это значимость чего-либо в отличие от существования объекта или его качественных характеристик. Так определил понятие ценности немецкий философ Герман Лотце. Правда, его соотечественник Герман Коген позднее оспаривал этот приоритет.

Нет ничего противоестественного и  в том, что новое понятие начинает всесторонне разрабатываться философами. Тем более что явления ценности обнаружили весьма своеобразную природу  по сравнению со всем тем, что философия  изучала до этого. Возникает теория ценности, а в ней — целый  ряд раз личных школ. В первое десятилетие XX века эта область исследования выделяется в самостоятельную теоретическую дисциплину, которая получает свое наименование — «аксиология» (от греческих слов αξία— ценность и λγος— учение). Изобретение столь звучной названия для новой дисциплины приписывается французскому философу П. Лани и немецкому философу-иррационалисту Эдуарду Гартману.

Понятие и затем теория ценности развиваются первоначально в  буржуазной, причем главным образом  в идеалистической философии. Лишь в последнее десятилетие вопросы, связанные с ценностями, привлекают специальное внимание философов-марксистов.

Аксиолог установил, что ценность не есть нечто существующее. Может  быть, это лишь идея, субъективно  представление, подобное «обычным»? Возьмем  понятие добра. Оно не просто высказывает  что-то о действительности, констатирует то, что есть. Оно одобряет что-то предписывает его, требует, чтобы оно  было осуществлено, призывает к этому  и т. д. Стало быть, и наши представления  о ценностях говорят, о должном, а не о сущем. И более того, к  действительности они относят как-то совсем иначе, чем обычные идея. Когда  человек мыслит ценное, он не просто созерцает действительность, а активно  о т нос и т с я к ней. Его мысль повелевает действительности, чтобы она согласовалась с добрым и прекрасным, требует изменения существующего, предписывает сущему закон совершенства. Человек же, проникаясь идеей ценности, настраивается на практическое действие, мотивирует, таким образом, свои поступки, становится способным преобразовывать действительность согласно своему усмотрению.

Выходит, ценность — это и идея и нечто совершенно иное — веление, обращенное к действительности, закон, предписывающий ей совершенство. Это  некая движущая сила, которая вот-вот осуществит себя в реальности. Но это и не закон самой действительности, в которой все происходит по причинам и естественной необходимости, без какого бы то ни было вмешательства велений добра и справедливости.

5. Зачем  нужна конструктивная аксиология.

Ценностное сознание как широкое  мыслительное пространство характеризуется  общим рациональным языком, необходимым  для взаимопонимания, но в то же время  оно предполагает разнообразие самих  ценностей, ценностных систем и иерархий, не сводимых друг к другу. Кроме того особенности современной  мировой  ситуации, необходимость диалога  и нахождения компромиссов требует  гибкого, конструктивного отношения  к ценностям, что несовместимо с  жёсткой позицией  утверждения  вечных, неизменных и полностью независимых  от человека ценностей.

Таким образом,  требуется новый  подход к аксиологии, который называется конструктивной аксиологией. В современном  мышлении уже существует историчное и конструктивное отношение к  ценностям, опирающееся на традицию прошлого, сознающее ответственность  перед будущим и признающее неизбежность ценностной полифонии. Это отношение существует как умонастроение, “дух эпохи”. Последовательный историзм, столкновение с современными  глобальными проблемами и кризисами цивилизации приводят к следующим положениям. Ценности менялись, меняются и будут меняться, хотим этого или нет. На протяжении истории человек последовательно переводит условия и формы своей жизни из сферы традиционной заданности в сферу освоения и конструирования. Это происходит с формами хозяйства, правом, отношениями власти, с картиной мира. Нет причин, препятствующих включению  в этот ряд также мировоззрения, морали и ценностей. Иначе говоря, рано или поздно ценности будут не просто  стихийно меняться, но рационально осваиваться, корректироваться и  конструироваться.

Необходимость разрешения глобальных проблем подталкивает  к тому, что рациональное освоение сферы  мировоззрения и ценностей должно начаться как можно скорее. Если это  так, то социальная, выполняемая  философией и моралью, претерпевает существенную метаморфозу. Первичная  реакция на «порчу нравов» и  «забвение  вечных истин», стремление установить истинные мировоззрение и  «раз и  навсегда» потеряют свое значение.

Вместо этого появится систематическая  рефлексия над образом жизни, социально значимыми решениями  организации, социального института, общества, мирового сообщества, причём  в контексте современных и  ожидаемых, глобальных и локальных  проблем. это социальная функция  должна быть поставлена, в какой-то мере институциализирована, подобно  информационной, правовой, управленческими  функциями.