Атомистическое учение в античной философии

Аристотель  вообще очень часто сравнивает атомистов с пифагорейцами, ибо, действительно, и те и другие признавали неделимые элементы и пустоту, их разграничивающую; но никогда он не забывает указать также и на различие обеих школ67. Неделимые элементы, кроме пифагорейцев и атомистов, признавал, согласно Аристотелю, и Платон; поэтому иногда Аристотель в связи с обсуждением теории неделимых говорит о всех ее разновидностях, включая сюда и платоновскую; но всегда указывает при этом на отличительные особенности каждой разновидности. Вот один из примеров: "Он (Платон) говорит примерно в том же духе, что и Левкипп, но отличается от него лишь в том, что неделимыми элементами у Левкиппа являются тела, у Платона - плоскости; при этом Левкипп утверждает, что каждое из его неделимых тел характеризуется особой формой, причем число этих форм бесконечно, а по Платону, число их ограничено. Однако же оба утверждают, что элементы неделимы и характеризуются формой" (ЛД. СвV, 222).

Точка зрения Франка логически связана с его тезисом  о том, что раннее пифагорейство не имело реального отношения к науке и что существование научной школы пифагореизма можно отнести только ко времени Архита, т.е. к IV в. до н.э. При такой постановке вопроса атомизм Левкиппа-Демокрита действительно оказывается исторически первой формой учения о множестве неделимых элементов, к какому выводу и приходит Франк, несмотря на то что в свидетельствах античных авторов этот вывод ничем не подкрепляется. Точку зрения Э. Франка в этом вопросе разделяет и С.Я. Лурье. "Франк, - пишет он, - видящий в пифагорейских монадах лишь идеалистическое видоизменение демокритовых атомов, в том же смысле понимает и свидетельство Аристотеля в "Метафизике", в чем он совершенно прав (Aristot. Metaph. II, 5. P. 1002 a8)"68.

Рассмотрим  указанное свидетельство Аристотеля. "Поэтому большинство мыслителей и мыслители более ранние со своей стороны признавали сущностью и сущим тело, а все остальное "считали" за его состояния, вследствие чего и начала, "которые они устанавливали для" тел, они принимали за начала всех вещей. Между тем мыслители более поздние и признанные более мудрыми, чем первые, "считали сущностями" числа"69. И Франк, и Лурье считают, что в приведенном отрывке Аристотель под более ранними подразумевает атомистов, а под более поздними - пифагорейцев и тем самым указывает на хронологическую последовательность появления этих учений. Между тем ничто в этом разделе не подтверждает такой трактовки70.

Напротив, имеется  ряд свидетельств древних авторов  о том, что пифагорейский принцип "все есть число" был сформулирован еще Пифагором, но эти свидетельства противоречат концепции Э. Франка, и потому он ими пренебрегает.

Существует, однако, весьма серьезная методологическая проблема, которую мы здесь не можем  обойти молчанием. Связана она с  тем, что практическая работа ученого - математика, физика, биолога - подчас может быть весьма плодотворной также и без специального уяснения им своих методологических предпосылок и фундаментальных понятий.

По этому  поводу интересно привести замечание  П. Дюгема. "Даже самый знающий  геометр, - пишет он, - не мог бы определить пространство; но люди, хотя бы немного изучавшие геометрию, могут между собой говорить о пространстве без всякого опасения, вовсе не сговариваясь; они знают все, что можно утверждать о пространстве, а что - отрицать... они все согласны, что между двумя любыми точками можно провести прямую линию..."71 Геометры знают также, продолжает Дюгем, что такое время; они рассуждают, не пытаясь определить, ни что такое пространство, ни что такое время и движение, и при этом прекрасно понимают друг друга72.

То, о чем  говорит Дюгем, как раз составляло характерную черту раннепифагорейской математики. Пифагорейцы не уточняли понятий пространства, времени, они  даже не ставили вопроса о том, рассуждают ли они о физическом теле или математической фигуре, когда говорили, что "вещи состоят из чисел", и при этом, как верно отмечает Дюгем, они вполне понимали друг друга и вполне правильно решали задачи и делали математические открытия. Более того, и позднейшие математики (в том числе и из пифагорейцев) продолжали "работать" без предварительного определения исходных понятий (пространства, времени, движения), хотя время от времени возникающие противоречия привлекали ихВниманиеь к вопросам, связанным с онтологическим статусом математических понятий и операций.

Именно эта  особенность математики (и не только математики), при которой ученый может работать в определенных рамках, не давая себе полного отчета во всех своих понятиях, является очень важным моментом для анализа эволюции науки и рассмотрения связей и взаимоотношений математика или физика с философом, размышляющим над проблемами обоснования науки. В этой связи возникает вопрос: существенно ли для деятельности ученого-математика то различие, которое мы видим, например, между Демокритом и Платоном в понимании неделимого? В античной литературе концепция Демокрита противопоставлялась концепции Платона в двух отношениях : во-первых, у Демокрита атом - физическое тело, у Платона неделимое - математическая точка, или линия, или плоскость. Во-вторых, и это вытекает из первого, у Демокрита тела (чувственного мира) слагаются из атомов, т.е. мельчайших тел того же измерения, а у Платона и пифагорейцев тела слагаются из элементов другого измерения, т.е. из плоскостей, плоскости, в свою очередь, из линий, а линии - из точек. Над этим вопросом размышлял В.П. Зубов. Он пришел к выводу, что, несмотря на указанное различие, математик мог усматривать для себя в этих концепциях один и тот же смысл, так как "в практическом отношении, при "пересчитывании", не было никакой существенной разницы, мыслились ли элементы подобных конечных множеств как точки или как тела. Вот почему не случайно античные критики брали подчас оба толкования в одни скобки, а Возрождение пифагорейских (или платоно-пифагорейских) концепций позднее порою происходило "под знаменем Демокрита""73. Видимо, Зубов в значительной мере прав; его допущение объясняет также, а это немаловажно, тенденцию к сближению пифагорейцев (и даже Платона) с Демокритом в период позднего средневековья и особенно в эпоху Возрождения.

Однако это "взятие в одни скобки" имеет и свои границы. В этом отношении показательно цитированное нами высказывание Архимеда, который строго различает доказательство определенного положения, проведенное средствами математики (т.е. теоретическое обоснование его), и усмотрение того же положения с помощью механических средств (практическое усмотрение). Это различение, проведенное великим математиком поздней античности в "Письме к Эратосфену", свидетельствует о том, что хотя научное исследование и может подчас происходить без специальной философской рефлексии относительно своих собственных оснований, но только до определенного момента: у тех, кого мы справедливо относим к классикам науки, забота о теоретическом обосновании собственной деятельности составляет важный момент последней.

Мегарской школы (г. Мегары) в конце V – начале IV вв. до н.э.). Ее виднейшие представители – Левкипп и Демокрит – создали Атомистическое учение, получившее развитие в работах последователей – Эпикура и Лукреция (Тит Лукреций Кар). В противоположность милетцам полагал, что природа не однородная стихия, а дифференциальна: делится на множество частей, но при этом: не беспредельна; предел - это атом (от греч. atomos - неделимый). Демокрит утверждал: «Атомы настолько малы, что их невозможно ни потрогать, ни взвесить». Ссылаясь на своего учителя Левкиппа, он рассуждал так: «Почему должны существовать атомы? Всякую вещь можно разделить на части, а всякую часть – на еще более мелкие части и так далее. Если процесс деления не ограничен, тогда любой кусочек тела (вещества) должен состоять из бесконечного числа частей. Но тогда никакой кусочек вещества не смог бы образоваться, потому что для соединения бесконечного множества частиц необходимо бесконечно много времени, т.е. вечность, а значит, это невозможно никогда».  

Таким образом, тела состоят все-таки из конечного  числа частиц, и значит, есть мельчайшая неделимая частица, являющаяся основой всех вещей. Демокрит назвал эту частица атомом.  Если же макротело есть результат суммирования огромного, но конечного числа элементов (атомов), то свойства тела должны быть присущи и каждому элементу тела, а эти свойства, в свою очередь, определяются: весом, размером, формой (фигурой, внешним видом). 

Действительно, атом обладает всеми этими свойствами:

1) имеет  атомный вес;

2) имеет размер (радиус внешней орбиты электронов);

3) атомы выглядят  очень по-разному, особенно при взаимодействии с другими веществами, т.е. в соединениях. 

По мысли  Демокрита, атомы движутся в пространстве беспорядочно (хаотично). Эпикур же приписал движению атомов еще одно свойство – спонтанность. Оно означает, что  атомы не просто движутся беспорядочно, но совершают самопроизвольные отклонения от прямолинейного движения, и если бы атомы не отклонялись, то все в природе «разлеглось бы слоями» и движение прекратилось бы. А мы видим обратное. Атом может двигаться самопроизвольно, может совершать скачки, а не двигаться прямолинейно. Эпикур обосновал свободу воли человека (если у атомов есть скачки то, что говорить о человеке, который состоит из огромного числа атомов). Человек - хозяин своей судьбы.

Демокрит утверждал, нет ничего случайного; все закономерно, поскольку это следствие. Случайностью мы называем то, что не можем объяснить. Эпикур говорит, что здесь не согласен с Демокритом. Любое событие это лишь следствие, следовательно, от нас ничего не зависит, а человек обладает свободой воли. Эпикур: ничего не должно быть через меру. Удовольствие может приносить беду (пища, вино слишком - это плохо). Болезнь - беда  избегает излишеств и недостатков. «Не делай добра и зла, не стремись к богатству - избегай бедности». 

Современная физика ушла далеко вперед. В концепции современного естествознания атом рассматривается как электромагнитная система, состоящая из квантов!