Рассмотрим один из примеров использования Сократом гипотезы как средства нахождения этических определений. С этой целью обратимся к диалогу Платона «Евтифрон», в котором речь идет о благочестии.

По определению  Евтифрона, благочестие — это  преследование преступника, виновного  в убийстве, в святотатстве и других подобных делах,— будь это отец, мать или кто другой. Сократ считал, что Евтифрон дал просто пример благочестия, в то время как от него требовалось общее определение понятия, которое охватило бы все случаи благочестивых поступков. Евтифрон предлагает новое определение, согласно которому благочестие — это то, что любезно богам, а нечестие—то, что им ненавистно (Платон. Евтифрон). В этом пункте Сократ, говоря, что ему неизвестно еще, является ли верным это определение, замечает не без иронической интонации, что его собеседник докажет, конечно, справедливость выдвинутого положения. Получив утвердительный ответ, Сократ спрашивает: можно ли считать определение благочестия, данное Евтифроном, верным, если признано, что между богами бывают разногласия, ссоры и взаимная вражда? Ведь если среди богов нет единого мнения, то нет и гарантии, что один и тот же поступок, например поступок Евтифрона, будет одобрен одними из них и осужден другими.

В попытке избежать противоречия Евтифрон предполагает, что боги не будут придерживаться разных взглядов относительно человека, незаконно убившего другого, и согласятся в том, что убийца должен быть наказан. Сократ замечает, что это соображение Евтифрона ничего не доказывает, ибо и среди людей никто не считает, что преступник не должен быть наказан: разногласия начинаются, когда приступают к рассмотрению дела и выясняют, кто и за что должен понести наказание. Сказанное в полной мере применимо и к богам. Стало быть, рассуждение возвращается к исходному пункту — к тому, что один и тот же поступок одними из богов будет одобрен, а другими нет.

Евтифрону, оказавшемуся в тупике, Сократ предлагает внести поправку в последнее из определений  благочестия, а именно в определение, согласно которому благочестие — это то, что любезно богам, а нечестие — то, что им ненавистно. После внесения поправки определение получает следующий вид: «То, что ненавистно всем богам,— это нечестие, а то, что любезно всем,—это благочестие». Согласившемуся с этим определением Евтифрону, Сократ предлагает подумать: благочестивое потому ли благочестиво, что любезно богам, или же потому любезно богам, что есть нечто благочестивое.

Евтифрону, не понявшему  смысла вопроса, Сократ разъясняет: благочестивое  благочестиво не потому, что оно  любимо богами, но, напротив, потому оно любимо ими, что благочестиво. Иначе говоря, благочестивое не зависит от одобрения или неодобрения богов; любовь богов, их единодушное одобрение или неодобрение не есть еще существенный признак благочестия, не определяет существа благочестия, как такового, а указывает всего лишь, как оно, благочестие, действует на богов. Благочестие, будучи первичным по отношению к богам, представляет собой тот принцип и ту норму, которыми боги руководствуются при оценке, при одобрении или неодобрении того или иного поступка.

Итак, в приведенном  отрывке Сократ показывает, что определения благочестия, которые выдвигает Евтифрон, являются не определениями, а предположениями (гипотезами), в которые необходимо внести коррективы, изменения и поправки. Поэтому, когда Евтифрон определяет благочестие как то, что любезно богам, Сократ заявляет, что неизвестно, верно ли это определение. Установив, что данное определение неудовлетворительно (в силу существования разногласий среди богов), Сократ направляет собеседника на изменение определения, на внесение в него новых поправок. Когда же собеседник затрудняется, эту задачу Сократ берет на себя. Так, обращаясь к Евтифрону, он говорит: «Я освобождаю тебя от ответа, Евтифрон; допустим, если угодно, что все боги признают этот поступок несправедливым и ненавистным им. Но не следует ли теперь внести поправку...».

Нарастающее внесение изменений и поправок в предварительные (гипотетические) определения является характерным для метода Сократа, его поиска всеобщих определений. Важно также отметить, что, «испытывая» собеседника, заставляя его корректировать свои гипотетические определения, Сократ преследовал конструктивные цели, а не просто полемические, как это было у софистов.

Однако мы уже  установили, что поиски Сократом общих  определений заканчивались безрезультатно. Безрезультатной оказалась и его попытка определения благочестия в диалоге Платона «Евтифрон». Не свидетельствует ли этот факт о скептицизме и агностицизме Сократа? И, как быть с его знаменитым высказыванием «Я знаю, что ничего не знаю»? Не является ли это признание лишним подтверждением его скептицизма, если не принципиального агностицизма? Наконец, привлекает внимание специфическая форма отрицания, названная «сократовской иронией». Известно, что Сократ не переставал иронизировать не только над другими, но и над самим собой. Возникает вопрос: не связана ли «сократовская ирония» со скептическим отрицанием возможности познания истины? И нельзя ли сказать, что диалектика Сократа определялась его иронией, служила его иронии? Не была ли она отрицательной диалектикой, т. е. диалектикой, которая ставила перед собой не конструктивную, а, напротив, деструктивную, разрушительную задачу, направленную на показ тщетности человеческих усилий найти объективную истину и связанные с ней положительные определения и утверждения?

Полагаем, что  нет. Прежде всего, следует сказать, что известная доля сомнения (скепсиса) — признак мудрости и одно из условий развития познания, углубления знаний. Познание, говорил Аристотель, есть «разрешение прежнего сомнения». Разрешение все вновь возникающих сомнений есть постоянный поиск. Для Сократа поиск — это состояние интеллектуального бодрствования, отсутствие же поиска — явный признак умственной спячки. И нет ничего неожиданного в том, что в своих попытках нахождения общих этических определений Сократ не приходил к каким-либо абсолютным, окончательным результатам. Ведь у поиска (познания) нет конца. Нет конца поиску и в диалогах Сократа. Выражаясь парадоксально, можно сказать, что диалоги Сократа оканчиваются, не заканчиваясь: они предоставляют простор для дальнейших изысканий, открывают новые горизонты для поиска.

В отличие от иронии Сократа, высмеивавшего все  ложное и псевдосерьезное, ирония у  киников переходит в сарказм  и в скандал, в полное пренебрежение ко всем обычаям и нормам поведения. Бросая вызов принятому образу жизни, киники отгораживались от мира и проповедовали автаркию, самоудовлетворение, полную независимость от внешнего социального мира. Антисфен считал, что мудрый, имея в себе все, довольствуется собой, а Диоген отгородился от мира, поселясь в бочке. Сократ собирал вокруг себя всех желающих вступить с ним в диалог, Диоген же, согласно анекдоту, днем с огнем (с фонарем) искал человека в Афинах; однажды, когда он крикнул: «Эй, люди!» —и к нему прибежало несколько человек, он прогнал их палкой, сказав: «Я звал людей, а не отбросы». Излишне говорить, что такая позиция совершенно немыслима для Сократа. Ориентируя на самопознание и благоразумие, он не замыкается в себе, но идет к людям, чтобы разделить с ними свои мысли и чувства, свои сомнения и надежды.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Феномен Сократа  состоял в крайне редко наблюдаемом  соединении горячего сердца и холодного  ума, обостренного чувства и трезвого мышления, фанатизма и терпимости — фанатическом преданности идее, доходящей до всецелого подчинения ей своей жизни, и способности понимать чужие взгляды и воззрения. Сократ — это воплощение аналитического ума в соединении с пророческой вдохновенностью; это сплав критического мышления, свободного исследования с горячим энтузиазмом, граничащим с мистическим экстазом.           

 Сократ был  цельным человеком, для которого  собственная жизнь была   философской проблемой, а важнейшим из проблем философии был вопрос о   смысле жизни и смерти. Не отделяя философии от действительности, от   всех прочих сторон деятельности, он еще меньше повинен в каком бы то ни было   расчленении самой философии. Его мировоззрение было столь же цельным,   земным, жизненным, столь же полным и глубоким выражением духовной жизни и   античного мира.           

 Но то, чего  не сделал сам Сократ, сделала  за него история. Она хорошо   потрудилась над тем, чтобы каталогизировать одни его высказывания как   этические, другие - как диалектические, одни - как идеалистические,   другие - как стихийно-материалистические, одни - как религиозные, другие — как еритические. Его признавали "своим" самые разные идеологические течения, ему в вину ставились философские односторонности и однобокости, в которых Сократ не мог быть повинен. Те критерии, которыми мы идеологически   расчленяем философа нового времени на различные школы и направления,   Сократу, а тем более к его предшественникам, неприменимы.            

 История хорошо  поработала также над тем, чтобы  все мертворожденное в   наследии Сократа довести до своих крайних пределов окаменелости, до   канонизированных идолов массового сознания, оттенив тем самым живые и   животворные родники сократовской мысли - его иронию и диалектику.

Древние китайцы  говорили:"Не дай бог тебе родиться в эпоху перемен". Но именно такие переходные периоды и  создавали гениев. Сократ был одним из первых. Он вошел в античную философию и литературу как гениальный собеседник, проницательнейший спорщик и диалектик, вечный ученик, который черпал знания даже от людей малоодаренных и малообразованных, ироничный, но добродушный остряк, любитель правды, своими невинными вопросами разоблачавший неправду и спесь. Это человек стал пересечением многих мировоззренческих тенденций. Именно Сократу мы обязаны появлением Платона-философа. Платон, в свою очередь, стал родоначальником платонизма, учителем Аристотеля, и от этих сильных корней вырасли многие философские ветви: стоицизм, гедонизм и эпикурейство, пифагорейство, скептицизм, неоплатонизм, обусловивший возникновение современной философии. Безусловно, без Сократа современная философия не стала бы такой, какая она есть.

СПИСОК  ЛИТЕРАТУРЫ

1.      Асмус В.Ф. История античной философии. М., 1965г.

2.      Западная философия: от истоков до наших дней, т. I. – Античность. С-Пб., 1994г.

3.      История античной философии в конспективном изложении. А.Ф. Лосев. М., 1989г.

4.      История западной философии. Б. Рассел. М., 1993г.

5.      История философии. Ред. Г.Ф. Александров, Б.Э. Быховский, М.Б. Митин, П.Ф. Юдин. Т. I. Философия античного и феодального обшества.

6.      История философии в кратком изложении. М., 1991г.

7.      История философии: Запад-Россия-Восток. Книга 1-ая. Философия древности и среднивековях. Ред. Н.В. Мотротиловой. М., 1996г.

8.      Кессиди Ф.Х. Новая “апология Сократа”. - “Вопросы философии”, 1975, №:5.

9.      Кессиди Ф.Х. Сократ. М., 1976г.

10.  Краткий очерк истории философии. М., 1967г.

11.  Лосев А.Ф. История античной эстетики (Софисты, Сократ, Платон). М., 1969г.

12.  Лосев А.Ф. Сократ. – Философская энциклопедия, т.5. М., 1970г.

13.  Нерсесянц В.С. Сократ. М., 1984г.

14.  Платон, собр. соч. Т.1 “Государство”. М., 1971г.

15.  Платон. Соченениях в трех томах. “Апология Сократа”. М., 1968г.

16.  Сократ, Платон, Аристотель, Сенека. Жизнь замечательных людей. Биографическая библеотека Ф. Павленкова. М., 1995г.

17.  “106 философов. Жизнь, судьба, учение.” Симферополь, 1995г.

18.  У колыбели науки. М., 1971г.

19.  Философская энциклопедия. Гл. ред. Ф.В. Константинов. М., 1970г.