Философия Аристотеля

Аристотель пытается различить  два вида причин. Он согласен с теми, кто утверждает, что всё имеет  причину. Но причина причине рознь. Есть «причина сама по себе» и есть «причина по совпадению» (II, 5), «причина побочным образом» (II, 5). Причинность  второго вида возможна потому, что  предмет сложен, что в нём «может совпадать бесконечно многое» (II, 5). В такой форме это пока верно: во всяком предмете и процессе есть ствол и ветви, и эти ветви  касаются ветвей другого ствола, а  потому всё время образуются необязательные, случайные связи и взаимодействия, которых могло бы и не быть. Однако ограниченность Аристотеля связана  здесь с суждением возможностей его теории двойной причинности  в силу подчинения этого деления  целевой причине. Поэтому случайность  и самопроизвольность оборачиваются  у него непреднамеренностью и  оказываются разновидностью целевой  причины, тем, что сопровождает осуществление  цели, энтелехию. Хотя сами по себе случайность  и самопроизвольность никем не запрограммированы, не задуманы и их нет ни в чьём намерении, они всё же происходят и осуществляются не в вакууме, а  в сложной среде.

Итак, случайное и самопроизвольное, будучи подчинены у Аристотеля целевой  причине, лишаются права на самостоятельное  существование, они не могут быть пятой причиной, и Аристотель остаётся при своих четырёх причинах: «Самопроизвольное  и случай есть нечто более второстепенное, чем разум и природа» (II, 6).

4. БИОЛОГИЯ АРИСТОТЕЛЯ

Аристотель - основатель биологии как  науки. Как астроном Аристотель был  систематизатором и популяризатором, и притом не наилучшим. Как биолог он - пионер.

До Аристотеля биологии чуждались. Звёзды были более уважаемыми объектами, более благородным материалом для  наблюдений и размышлений, чем наполненные  слизью и калом живые организмы. Поэтому не случайно в первой книге  «О частях животных» Аристотель доказывает, что растения и животные представляют для научного исследования предмет  не менее ценный, чем небесные тела, хотя первые преходящи, а последние, как казалось философу, вечны. Говоря как об астрономии, так и о биологии, Аристотель провозглашает, что «и то, и другое исследование имеет свою прелесть» (О частях животных I, 5).

Хотя Аристотель и сам ощущал брезгливость и отвращение к внутренностям  животных, он, тем не менее, противопоставлял этому свойственному многим людям  и отпугивающему их от занятий  биологией чувству наслаждение  познанием, независимо от того, приятен  или нет предмет познания непосредственному  чувству человека, если, конечно, этот человек истинный учёный и тем  более философ. Ведь «наблюдением даже над теми из них, которые неприятны  для чувства, - говорит Аристотель, - создавшая их природа доставляет…  невыразимые наслаждения людям, способным к познанию причин и  философам по природе» (II, 5). В познании же причин, как мы видели, Аристотель полагал суть научного познания и  высшее проявление человеческого разума.

При этом Аристотель отмечает, что  не может понять, почему созерцание искусственных изображений произведений природы людям более по вкусу, чем наблюдение живых оригиналов, которое способно открыть причинную  подоплёку наблюдаемого. Философ отдаёт предпочтение наблюдению жизни перед эстетическим наслаждением от созерцания её мёртвого отображения в искусстве.

Следователь, перед нами апология реального наблюдения живой природы. Она противоречит умозрительному методу физики Аристотеля и тем более  всей его метафизики.

Своего апофеоза эмпиризм Аристотеля-биолога  достигает в его совете ничем  не пренебрегать при изучении природы: «Не следует ребячески пренебрегать изучением незначительных животных, ибо в каждом произведении природы  найдётся нечто, достойное удивления» (I, 5).

Аристотель говорил в своих  лекциях по биологии: «Надо и к  исследованию животных подходить безо всякого отвращения, так как во всех них содержится нечто природное  и прекрасное» (I, 5).

Однако не следует закрывать  глаза на то, что наш философ  усматривает прекрасное в живой  природе не в материи, из которой  состоят живые существа (именно она  и вызывает отвращение), а в созерцании целесообразности.

Хотя свой принцип целесообразности Аристотель распространяет на всё мироздание, он не гилозоист. Далеко не все тела наделены жизнью. В своём произведении «О душе» Аристотель пишет, что «из естественных тел одни наделены жизнью, другие - нет» (II, 1). Аристотелю принадлежит первое определение жизни: «Жизнью мы называем всякое питание, рост и упадок тела, имеющие основания в нём самом» (там же).

Вопрос о происхождении жизни  следует разделить на два аспекта: философский (метафизический) и биологический (научный). Все виды животного, будучи формами, вечны, а потому в метафизическом смысле жизнь не начиналась, так  как в мире на уровне «сутей бытия» вообще ничего не происходило. С биологической же точки зрения происхождение жизни вполне возможно, если под этим понимать осуществление (энтелехию) вида в природе. Для этого должны быть благоприятные условия. Осуществившись однажды, вид продолжает сам себя воспроизводить, новая особь возникает из семени старшей. Однако Аристотель допускал самопроизвольное зарождение из неживого низших видов живого: червей, моллюсков и даже рыб, что в плане метафизики означает, что форма этих существ может стать энтелехией непосредственно в морском или в гниющем веществе. Это ложная теория самопроизвольного зарождения - продукт отсутствия наблюдательности в отношении того доступного невооружённому глазу малого, об изучении которого ратовал сам Аристотель, - нанесла большой вред биологии, укоренившись со временем настолько, что с ней с большим трудом распрощались лишь в XIX в., когда опытным путём было доказано, что конкретная жизнь всегда происходит из яйца.

Аристотель - отец зоологии. В зоологических  работах Аристотеля упомянуто описание более пятисот видов животных - цифра для того времени громадная. В центре внимания философа вид, а  не особь и не род. Это «сути  бытия», формы, первые сущности (по «Метафизике»). Вид - это то самое минимальное  общее, которое почти сливается  с отдельным, расползаясь в нём благодаря случайным несущественным признакам.

Однако Аристотель не остановился  на видах. Он стремился включить их в более общие группы. Всех животных Аристотель поделил на кровеносных  и бескровных, что приблизительно соответствует делению живых  существ современной научной  биологией на позвоночных и беспозвоночных.

Обобщая факт наличия переходных форм между растениями и животными, флорой и фауной, Аристотель пишет в сочинении  «О частях животных»: «Природа переходит  непрерывно от тел неодушевлённых к  животным, через посредство тех, которые  живут, но не являются животными» (IV, 5). В «Истории животных» сказано, что природа постепенно переходит от растений к животным, ведь относительно некоторых существ, живущих в море, можно усомниться, растения они или животные; природа так же постепенно переходит от неодушевлённых предметов к животным, потому что растения по сравнению с животными почти не одушевлены, а по сравнению с неживым одушевлены. Более одушевлены те, в ком больше жизни и движения, при всём этом одни отличаются в этом отношении от других на малую величину.

С именем Аристотеля связаны также  конкретные биологические научные  открытия. Жевательный аппарат морских  ежей называется «Аристотелев фонарь». Философ различил орган и функцию, связав первый с материальной причиной, а вторую - с формальной и целевой. Аристотель открыл принцип корреляции в формуле: «Что природа отнимет  в одном месте, то она отдаёт другим частями».

5. ЭТИКА АРИСТОТЕЛЯ: УЧЕНИЕ  О ДОБРОДЕТЕЛЯХ

В своих этических воззрениях Аристотель исходит из того, что «добродетель не даётся нам от природы»; от природы  нам даётся лишь возможность приобрести её. Многое зависит от человека, «в нашей  власти быть нравственными или порочными  людьми».

Поступки человека ориентированы  на счастье. Но что такое счастье? Для многих это удовольствие и  наслаждение. Но жизнь, растраченная в  наслаждениях, - рабская жизнь, достойная  животного. Для других счастье - почести, успех. Но они представляют собой  нечто внешнее, зависящее от других. Третьи полагают, что счастье состоит  в умножении богатства. Но это  абсурдная цель, поскольку богатство - лишь средство для достижения чего-то другого; как цель оно смысла не имеет. Высшее благо и счастье, доступное  человеку, - в совершенствовании  себя как человека. Счастье предполагает, что человек не просто живёт (ведь и растения живут), не просто чувствует (и животные чувствуют); счастье - в  разумной деятельности, сообразной с  добродетелью.

Нравственность тесно связана  со свободным выбором. Аристотель подчеркивает, что «всякий в известном отношении  виновник собственного характера». Человек  становится справедливым, совершая справедливые дела, умеренным, поступая умеренно, мужественным - действуя в опасных ситуациях  и привыкая не испытывать страха. Любого человека можно сделать храбрым, если с молодости учить его  не бояться в опасной ситуации. Это лишь вопрос воспитания.

«Этическая добродетель», по мнению Аристотеля, состоит в господстве над чувственной душой. Импульсы страсти, чувства всегда тяготеют к  излишествам. Разум даёт нам возможность  найти «точную меру», срединный  путь между крайностями. Аристотель приводит ряд примеров - своеобразные комплексы, в которых среднее  понятие представляет собой «меру», расположенную между крайностями:

ь безрассудство - мужество - трусость,

ь расточительность - щедрость - жадность,

ь гневливость - кротость - смирение,

ь хвастовство - правдивость - ирония,

ь наглость - стыдливость - застенчивость,

ь самоунижение - самоуважение - кичливость, и т.д.

Активность разума - цель, достойная  человека. «Благо человека состоит  в активности души, согласной с  добродетелью, а коли добродетелей души много, - то в согласии с лучшей и наиболее совершенной из них. Но, следует добавить, - и в жизни  исполненной».

Мало знать, что такое добродетели, нужно ещё уметь на практике находить эту середину. Человек должен не только знать, что хорошо и что  плохо, но и стремиться и уметь  следовать благу.

Среди всех добродетелей выделяется одна, в которой синтезированы  все прочие - справедливость. Важный аспект справедливости - равенство, но не для всех, а для равных; неравенство справедливо для неравных.

Аристотель осуждает зависть. Зависть - это не стремление обладать чем-либо, а желание видеть ближнего лишенным этого. Это не благородное, а мелочное чувство, чувство мелкого соперничества, которое может быть направленно только на подобных нам, но не на тех, кого мы считаем гораздо ниже или выше себя.

Рациональная душа имеет дело с  изменяющейся реальностью, с одной  стороны, и неизменными принципами, с другой. Отсюда две добродетели - рассудительность и мудрость. Рассудительность проявляется в определении того, что является благом и что злом. Рассудительность связана с практичностью. Практичен тот, кто способен трезво оценивать обстоятельства, верно  рассчитывать средства для достижения целей, ведущих к благополучию. Практичность требует умеренности. Для практичности требуется опыт, и поэтому молодые  люди не могут быть практичными. Практичные люди годны для управления домом  и государством, а потому практичность тесно связана и с экономикой, и с политикой.

Мудрость заключается в познании принципов бытия (что изучается  философией). Именно на пути этого познания человек способен достичь высшего  счастья, коснуться божественного. Это познание не преследует каких-то конкретных жизненных ценностей. Однако, именно философия, в конечном счёте, руководит практической и нравственно-политической деятельностью.

Аристотель полагает, что нравственный человек является мерой для других людей. Он всегда находится в гармонии с самим собой и «не знает  укоров совести».

В этике Аристотель довольно много  внимания уделяет дружбе в отношении  между людьми. Совершенная дружба возможна между достойными, и нельзя дружить со многими. Не следует вступать в дружеские отношения с человеком, занимающим более высокое положение, чем ты сам, если он не выше и по своей  добродетели. Друзья являются утешением  в несчастье, но не надо делать их несчастными, ища их сочувствия, как поступают  женщины и женоподобные мужчины. Счастливый человек нуждается в  друзьях, чтобы разделит с ними своё счастье.

6. СОЦИАЛЬНО-ПОЛИТИЧЕСКИЕ ВЗГЛЯДЫ

«Политика» Аристотеля интересна  и в то же время важна: интересна  она тем, что показывает предрассудки, общие образованным грекам его времени, а важна как источник многих принципов, влияние которых сохранилось  до конца средних веков. Я не думаю, чтобы в ней было много такого, что оказалось бы практически  полезным для государственных деятелей наших дней, но многое проливает  свет на борьбу партий в различных  частях эллинистического мира. В ней  мало сведений о методах управлениях  в неэллинских государствах. Все  рассуждения касаются городов-государств, и отсутствует предвидение их упадка. Греция благодаря тому, что  она делилась на независимые города, была лабораторией для политических экспериментов. Но от времён Аристотеля до возвышения итальянских городов  в средние века не было ничего такого, к чему приложимы были бы эти эксперименты. Во многом тот опыт, к которому обращался  Аристотель, имел большее отношение  к современному миру, чем к любому такому, который просуществовал тысячу пятьсот лет после того, как  была написана его книга.

Аристотель чувствует, что государство  всё же ограничено в своих воспитательных возможностях, в его ведении находятся  скорее этические, чем дианоэтические добродетели. Поэтому в «Политике» Аристотель говорит лишь об этических  добродетелях, а если о дианоэтических, то в связи с практическим разумом. В качестве таковы Аристотель выделяет мужество, благоразумие, справедливость и рассудительность.

Аристотель понимает справедливость как общее благо. Достижению общего блага и должна служить политика. Достичь этой цели не легко. Политик должен учитывать, что человек подвержен страстям и что человеческая природа испорчена. Поэтому политик не должен ставить своей целью воспитание нравственно совершенных граждан, достаточно, чтобы все граждане обладали добродетелью гражданина - умением повиноваться властям и законам.