Философское учение Фридриха Ницше

Осознанно Ницше не был романтиком; действительно, он часто резко критикует романтиков.  Осознанно его мировоззрение было эллинским,  но без орфической компоненты.  Его восхищают досократики,  за исключением Пифагора. Он питает склонность к Гераклиту. Великодушный человек Арис­тотеля очень похож на "благородного человека"  Ницше,  но  в  основном Ницше утверждает,  что греческие философы, начиная с Сократа были ниже своих предшественников. Ницше не может простить Сократу его плебейско­го происхождения и обвиняет его в разложении знатной афинской молодежи

с помощью демократических моральных принципов.  Особенно  он  осуждает Платона за склонность к назиданиям.  Однако ясно, что ему не очень хо­чется осуждать Платона, и, чтобы обвинить его, Ницше предполагает, что Платон, вероятно был неискренним и проповедовал добродетель только как средство удержания низших классов в повиновении. Он назвал его однажды "великим Калиостро".  Ницше нравятся Демокрит и Эпикур, но его привер­женность к последнему является нелогичной, если только ее не интерпре­тировать как в действительности восхищение Лукрецием.

Как и следует ожидать, Ницше был низкого мнения о Канте, которого называл "моральным фанатиком Руссо".

Несмотря на то, что Ницше критикует романтиков, его мировоззрение многим обязано им:  это аристократический анархизм байроновского типа, и никто не удивится,  узнав,  что Ницше восхищался Байроном. Ницше пы­тался соединить два рода ценностей,  которые нелегко гармонируют между собой: с одной стороны, ему нравятся безжалостность, война, аристокра­тическая  гордость;  с другой стороны он любит философию,  литературу, искусство,  особенно музыку. Исторически эти ценности сосуществовали в эпоху Возрождения;  папа Юлий II, завоевавший Болонью и использовавший талант Микеланджело,  может служить примером человека,  которого Ницше желал бы видеть во главе правительства. Естественно сравнивать Ницше с Макиавелли, несмотря на важные различия между этими двумя людьми. Раз­личия  эти состоят в том,  что Макиавелли был человеком действия,  его мнения формировались в тесном контакте с делами общества и шли в  ногу с веком;  он не был ни педантичным,  ни систематичным, и его философия политики не образует непротиворечивого целого.  Ницше,  напротив,  был профессором, в сущности книжником, философом, находящимся в сознатель­ной оппозиции к политическим и этическим течениям своего времени.  Од­нако сходство их глубже. Философия политики Ницше аналогична философии политики,  изложенной в книге "Князь" (но не в  "Размышлениях"),  хотя она разработана и применена более широко. У обоих - и у Ницше, и у Ма­киавелли - этика нацелена на власть и носит умышленно антихристианский характер,  причем,  антихристианский  характер у Ницше выступает более выпукло.  Наполеон был для Ницше тем же,  чем Чезаре Борджа для Макиа­велли: великим человеком, побежденным мелкими противниками.

Критика религии и  философии  у  Ницше  полностью  находится  под властью этических мотивов. Он восхищается некоторыми качествами, кото­рые, как он верил (может быть и правильно), возможны только у аристок­ратического меньшинства;  большинство,  по  его  мнению,  должно  быть средством для возвышения меньшинства, большинство нельзя рассматривать как имеющее какие-то независимые притязания на счастье и благополучие. Обычно Ницше называет простых людей "недоделанными  и  неполноценными" (bungler and botched) и не возражает, против того,  чтобы они страдали, если это необходимо для создания великого человека.  Так, вся важность периода 1789-1815  годов  суммирована  в Наполеоне.  Наполеона сделала возможным именно революция - вот в чем ее оправдание.  Нам следует же­лать анархического крушения всей нашей цивилизации, если его результа­том было бы такое вознаграждение.  Наполеон сделал возможным национа­лизм, - вот такое извинение последнего.  Почти все возвышенные надежды XIX века, пишет Ницше, обязаны своим возникновением Наполеону.

Ницше очень любит говорить парадоксами, желая шокировать рядового читателя. Он делает это, употребляя слова "добро" и "зло" в обычных им значениях, а потом заявляет, что предпочитает зло добру. В своей книге "По ту сторону добра и зла" он на самом деле стремится изменить  поня­тия читателей о добре и зле, но при этом стремится, за. исключением от­дельных моментов,  представить дело так, будто он восхваляет зло и по­рицает добро.  Например, он говорит, что ошибочно считать своим долгом добиваться победы добра  и  исчезновения  зла,  это  чисто  английский взгляд, он типичен для "этого болвана Джона Стюарта Милля" - человека, к которому Ницше питал особенно злобное отвращение. Он писал о нем: "Я ненавижу вульгарность этого человека, когда он говорит: "Что правильно для одного человека,  то правильно и для другого". - "Не делай другому того, чего не хочешь, чтобы сделали тебе". Основываясь на этих принци­пах, охотно установили бы все человеческие отношения на взаимных услугах , так  что  каждое действие являлось бы платой наличными за что-то, сделанное для нас. Эта гипотеза низка до последней степени. Здесь при­нимается не   требующим доказательства,  что  имеется  некоторый  род

равенства ценностей моих и твоих действий .

Этика Ницше  является  этикой  самооправдания  ни в каком обычном смысле этого слова.  Он верит в спартанскую дисциплину  и  способность терпеть, так же как и причинять боль ради важной цели.  Он ставит силу воли выше всего.  "Я оцениваю силу воли, - говорит он, - по количеству сопротивления, которое она может оказать,  по количеству боли и пыток, которые она может вынести,  и знаю,  как обратить ее к ее  собственной выгоде. Я  не указываю на зло и боль существования пальцем укора,  но, напротив, я питаю надежду,  что жизнь может однажды  стать  еще  более злой и еще более полной страданий, чем когда-либо."

Имеются всяческие практические аргументы,  показывающие,  что по­пытка достичь цели, которую ставил Ницше, на самом деле приведет к че­му-то совсем другому.  Потомственные  аристократы  дискредитированы. Единственной практически  возможной формой аристократии является орга­низация типа фашистской или нацистской  партии.  Подобная  организация вызывает оппозицию и, вероятно, будет побеждена в войне; ни если она и будет побеждена, то она должна вскоре стать не чем иным, как полицейс­ким государством, где правители живут в постоянном страхе быть убитым, а герои заключены в концентрационные лагери.  В таком обществе доверие и честность  подорваны доносами и предполагаемая аристократия сверхчеловеков вырождается в клику дрожащих трусов.

Это, однако,  доводы нашего времени, они не были бы верны в прош­лые времена, когда аристократия  не  вызывала  сомнений.  Правительство Египта управляло по принципам Ницше несколько тысячелетий.  Правитель­ства почти всех больших государств были аристократическими  до  амери­канской и французской революций. Мы должны поэтому спросить себя: име­ются ли достаточные причины предпочитать демократию  форме  правления, имеющей столь долгую и преуспевающую историю,  или вернее,  так как мы занимаемся философией,  а не политикой, имеются ли объективные основа­ния отвергнуть этику,  с помощью которой Ницше поддерживает аристокра­тию.

Этическим вопросом,. в  противоположность  политическому является вопрос о сочувствии, сочувствие выражается в том, что становишься нес­частным из-за страданий других, и это до некоторой степени естественно для человеческого существа.  Маленькие дети огорчаются,  когда слышат, как плачут другие дети.  Но развитие этого чувства у разных людей идет по- разному.  Некоторые находят удовольствие в том, что причиняют страдание, другие,  например Будда,  чувствуют, что они не могут быть пол­ностью счастливы до тех пор, пока какое-нибудь животное существо стра­дает . Большинство  людей  эмоционально  делит человечество на друзей и врагов, сочувствуя первым, но не вторым. Такие этики, как христианская и буддистская, содержат в своей эмоциональной основе универсальное со­чувствие, а этика Ницше - полное отсутствие сочувствия " В целом  сострадание парализует  закон развития - закон селекции.  Оно поддерживает жизнь в том, что созрело для гибели". О Проповеди Ницше часто направлены против сострадания,  и чувствуется, что в этом отношении ему было нет­рудно следовать своим заповедям.

4. Идея возвращения человека к жизни и критика христианства.

О своей жизни третьего периода Ницше писал так: это ужасное время "вдоволь дало мне отведать, что значит быть в такой степени

одиноким, уединенным: что значит одиночество страдающего, который лишен всякого средства хотя бы сопротивляться, хотя бы "защитить" себя". Можно ли найти другое окружение, чтобы почувствовать себя человеком?

Ницше теоретически описал общество, в котором была полнота жизни, общество, в котором господствовал "дух Диониса". И такое общество имело место в человеческой истории. Оно не было продуктом воображения и голой теории. Но почему человек все дальше уходит от настоящей жизни? От идеи настоящего общества?

Ницше выявляет источник ложного движения общества: это - разум и формы воплощения разума, наука и мораль. Осталось найти механизмы возвращения человека из мира морально-оптической иллюзии в лоно естества. С нахождением средств и пути движения к истинному миру начинается вершина человечества - INCIPIT ZARATHUSTRA.

В истории человечества, считает Ницше, можно написать отдельно историю чувств, или страстей, которая имеет три периода.

В первый период чувства играют роковую роль, им приписывается вся глупость человеческого рода, на них списывают все грехи и огрехи, они камнем висят на человеке, увлекая его вниз. Мораль тех времен гласила: "Страсти следует искоренять". Со страстями боролись страстно, с чувством. Но подрубать корни страстей, значит, по Ницше, подрубать корни самой Жизни.

Во второй период - расцвета христианства, чувства и страсти соединяются брачными узами с духом, чувства одухотворяются. Чувства и страсти являются предметом "обожания" разума, разуму просто нечего больше делать, как воспитывать чувства. Разум стал учителем чувств и в ответе за чувства, получив от бога соответствующий наказ: разрешить чувствам любить бога и душевный покой, который придет в другой жизни.

Третий период - эпоха Ренессанса, когда Лютер напал на христианскую мораль, требуя переоценки христианских ценностей, чтобы возвести на трон более благородные ценности - желания и глубокие потребности. Лютер ввязался в войну с христианством "в собственном гнезде", т.е. изнутри, и никогда нападение на христианство не было столь основательно, прямо и строго. Словами и делами Лютера говорила сама жизнь. Но, негодует Ницше, принцип "напрасно" было всегда делом немцев: Лютер снова восстановил церковь, а явление Ренессанса осталось без смысла, т.е. напрасным делом. Поскольку именно немцы виноваты в отсутствии жизни, Ницше принимает вызов, сделанный самой историей.

Христианство имеет несколько смертных грехов. Во-первых, утверждением, что тело является гробницей души, христианство, - пишет в заключении "Антихриста" Ницше, - показало себя как "высшее из всех мыслимых извращений... Христианская церковь ничего не оставила не тронутым в своей порче, она обесценила всякую ценность, из всякой истины она сделала ложь, из всего честного - душевную низость... она жила бедствиями, она создавала бедствия, чтобы себя увековечить".

Во-вторых, единственной практикой церкви стал паразитизм, практика, "высасывающая всю кровь, всю любовь, всю надежду на жизнь своим идеалом бледной немочи и "святости". Церковь удаляла все, что шло вразрез с ее пользой, - в этом состоит ее испорченность. Настоящая истина не может приносить пользу, истина не монета, не золотой.

Понятия "долг", "добродетель", "ответственность", - должны быть глубоко личной потребностью, а не безличным требованием. Требование веры и любви - это "рецепт идиотизма". Как можно заставить человека работать, думать, верить, любить без соответствующего внутреннего состояния духа? Человек это не "автомат долга".

В-третьих, равенство людей перед богом - "эта фальшь", "этот предлог", "взрывчатое вещество мысли", ставшее принципом упадка, - таков христианский динамит, приведший к революциям. Равенство - противоприродно.

На такой ложной почве, где все естественное объявлялось смертным грехом, христианство придумало заговор против здоровья, красоты, удачливости, смелости, против душевной доброты, против самой жизни. "Инстинкту слабости" искусственно придали видимость силы. Поэтому при чтении Нового Завета, при близости "такой массы нечистоплотности" необходимо, призывает Ницше, надевать перчатки.

Разбирая некоторые изречения евангелистов, давая психологическую оценку им, Ницше заканчивает "Антихриста" следующими словами: "Я называю христианство единым великим проклятием, единой великой внутренней порчей, единым великим инстинктом мести, для которого никакое средство не будет достаточно ядовито, коварно, низко, достаточно мало, - я называю его единым бессмертным, позорным пятном человечества".

5. Учение Ницше о сверхчеловеке.

5.1 "ТАК ГОВОРИЛ ЗАРАТУСТРА"

              "Книга для всех и ни для кого" - так звучит подзаголовок "Заратустры" Ницше. Таков круг подлинных читателей Ницше и всего о нем.

              "Слово сверхчеловек для обозначения типа самой высокой удачливости, в противоположность «современным» людям, «добрым» людям – почти всюду понятно в полной невинности как «идиалистический» тип высшей природы людей, как полусвятой, как полугений».

              "По утрам я взбирался по южной красивой гористой дороге, по направлению к Зоагли. Здесь мне пришло в голову все начало Заратустры, даже больше того - Заратустра сам, как тип, явился мне..."

              В десять недель он оканчивает свою поэму. Это было новое и, если следовать генезису его мысли, - захватывающее произведение; без сомнения, им было задумано лирическое священное произведение, основная часть которого должна была дать идею "Вечного возврата". В первой части Заратустры мысль о "Вечном возврате" еще не попадается; в ней Ницше преследует совершенно другую мысль, мысль о Сверхчеловеке, символе настоящего,  определяющего  все  явления прогресса, обещании возможного освобождения от случая и рока.