Лекции по "Философии"

Очень осторожно нужно относиться к киевскому изданию Плотина, в котором некоторые трактаты даются в переводе с английского. Это случай недопустимый, и русская переводческая школа еще в конце XVIII в. отказалась от такой практики.

Подход к философии Плотина

Понимать философию Плотина весьма и весьма сложно, оттого что сам Плотин не стремился излагать ее систематически (так, как этого мы были бы вправе ожидать от философов XVII или XVIII века). Многие историки философии пытаются, что называется, восстановить систему философии Плотина. В курсах истории античной философии вы найдете, как правило, изложение философии Плотина в виде изложения ее онтологии — т. е. учения о едином, уме, душе и материи. В таком случае неоплатонизм сводится к сугубому онтологическому иерархизму, к пониманию того, что, кроме материального бытия, существует бытие духовное, а духовное бытие также не однородно (как это было у Платона), а разбито на три уровня бытия, на три субстанции, которые именуются, соответственно. Душа, Ум и Единое. Такой подход, наверное, правильный, но к этому не сводится вся философия Плотина. Сам Плотин, когда он писал, или преподавал, или искал ответы на вопросы, прежде всего исходил из некоторых задач, которые перед ним стояли. Какие это были задачи?

Время, когда жил и писал Плотин, — III в. после Р.X. — было временем развала Римской империи, начала нашествия варваров, и одновременно временем попыток сохранить величие империи, когда разные императоры предпринимали довольно значительные походы. Это время, когда прежние античные идеалы — этические, религиозные, философские — уже себя изжили, и никто не воспринимал их всерьез, а христианство еще не распространилось и не стало официальной религией. Можно определить это время, как время духовного вакуума — один из наиболее тяжелых периодов в истории человечества, когда человеческая личность вообще ни во что не ставилась. Настроение людей в то время было отнюдь не духовным, его можно выразить лозунгом черни: “Хлеба и зрелищ!” — вот о чем мечтали люди, вот до чего пал “венец творения”.

Плотин, который жил в это время, видел все эти безобразия и во время похода на Персию, и во время жизни в Риме, и хотел, тем не менее, найти выход из этого положения. Возможно, он знал о христианстве — название одного из его трактатов, “Против гностиков”, дает основание такому предположению. В нем он не пишет ни слова о христианстве, но с гностиками очень сильно полемизирует. Порфирий, его ученик, впоследствии напишет трактат против христиан. Так или иначе, ни за, ни против христианства Плотин нигде не высказывался, и о его отношении к христианству можно только гадать. Плотин ищет пути спасения человека не на религиозном, не на христианском поприще, не через Христа, а на пути собственно философском. И здесь Плотин покажет нам всю мощь человеческого духа, доказывая, как путем только лишь человеческого разума можно достичь спасения человеческой души.

Однажды Порфирий попросил Плотина пойти с ним в храм, на что тот, усмехнувшись, ответил: “Пусть боги ко мне приходят, а не я к ним”. “Но что хотел сказать этим Плотин, — пишет Порфирий, — это мне неведомо”. Мысль о том, что весь божественный мир находится внутри человека, вытекает из всей философии Плотина, об этом кричат его трактаты, и тогда ясно, что такому человеку незачем ходить в языческие храмы. Истинное богопознание есть прежде всего самопознание, и на путях самопознания, прежде всего, и нужно искать ключ к философии Плотина.

Кроме этого чисто философского ключа, есть еще один. О нем говорится в трактате, опубликованном в Историко-философском ежегоднике — “О нисхождении души в тела”.

Здесь Плотин пишет следующее:

“Пробуждаясь от тела к себе самому, я оказываюсь от всего в стороне, самого же себя — внутри; созерцая мир изумительной красоты, я глубоко верю в то, что главному во мне судьбой назначен удел нетленных, я преисполнен сил жизни истинной и слит с бытием божественным; утвердившись в нем, я охвачен силою того бытия, что превосходит все остальное в умопостигаемом, и вот опора моя там, — после такого успокоения в божественном, снизойдя от ума к рассуждению, я всякий раз недоумеваю: как объяснить это мое нынешнее сошествие вниз, и как душа моя вообще оказалась рожденной внутри тела”.

Многие склонны видеть в этих словах Плотина описание необычного духовного состояния, которое именуется мистическим экстазом и которое, по словам Порфирия, Плотин испытывал четыре раза в своей жизни. Это состояние внутреннего экстаза, выхода происходит, что души забывают Бога, своего Отца? Отчего это происходит, что они, имея божественную природу, будучи созданием и достоянием Божиим, теряют знание и о Боге и о самих себе? Как дети, тотчас после рождения отлученные от родителей, вскормленные и выросшие на чужбине, не узнают их потом и себя не признают их детьми, так и души, живя долгое время без созерцания Бога, теряют, наконец, фактически свое природное, прирожденное достоинство, вследствие забвения о своем происхождении. Души находятся в забвении Бога по той причине, что все прочее, чувственное, чтут и любят больше, чем самих себя.

Именно эти вопросы, почему наши души забыли Бога и оказались в таком бедственном положении, почему они, находясь в телах, ценят телесное больше всего. Плотин считает самыми главными. Чтобы избавить людей от такого заблуждения, им нужно показать всю ничтожность того, что они обычно так высоко ценят, и напомнить им о божественном происхождении и достоинстве души. Второй пункт должен предшествовать первому, так как быв разъяснен, он прольет свет и на первый. Прежде всего, как пишет Плотин в другом трактате, исследовать нужно исследующее, т.е. душу, начав свои размышления не с познания окружающего мира, а с исследования души.

Такое начало философии Плотина имеет и другое, чисто внешнее происхождение. Мы помним, что к тому времени скептиками уже доказана была тщетность всех попыток построить школу, построить философскую систему на основании как рациональных методов, так и методов сенсуалистических. Ни сенсуалистическая, ни рационалистическая, из самого себя, из своей телесной оболочки в некоторое истинное умопостигаемое бытие, о котором не нужно рассказывать и существование которого не нужно доказывать, но которое ты непосредственно зришь, и вид которого убеждает тебя больше, чем что бы то ни было другое, больше, чем какие бы то ни было философские рассуждения, этот мистический экстаз также, возможно, лежит в основе философии Плотина.

С одной стороны, мы можем положить в основание философии Плотина его мистический опыт, экстаз, непосредственное видение духовных субстанций, а с другой — философские умозрения, самопознание, основанное на платоновском и аристотелевском методе. Этот двойственный философско-мистический опыт и порождает Плотина как самобытного философа, а отнюдь не простого ученика и последователя Платона. В трактате V. 1 Плотин пишет, что душа человека имеет высшее происхождение, божественную природу, и недоумевает, отчего это ни материалистическая философия не могут привести к познанию истины. Скептическая проблема, по всей видимости, стояла и перед Плотином, и Плотин пишет, что для того, чтобы понять причину всего этого, нужно “исследовать исследующее”, т. е. не просто душу, а то, что в этой душе является ведущим началом, то, что стоики называли “гегемоникон”, владычественное (это слово впоследствии перейдет и в терминологию Отцов Церкви). Владычественное, ведущее — это разум, это то, что мыслит, ибо центр души в мысли. Поэтому прежде всего нужно исследовать душу, нужно доказать ее божественное происхождение, а для этого нужно направить исследование на главное в ней, т.е. на ее познающую способность, и таким образом познавать то, что познает. Это проблема из проблем: как можно познавать то, что само познает, т. е. саму мысль, которая всегда является субъектом познания, сделать одновременно объектом познания? Этой проблеме, проблеме самопознания, посвящена работа V.3 (третья работа в пятой Эннеаде).

Бессмертие души

Понимая всю сложность этой проблемы, Плотин решает ее не сразу. Вначале он доказывает, что наша душа все же имеет божественное происхождение, отличаясь от мира материального. Исследовать нужно душу именно потому, что она имеет совершенно другую природу, что невозможно удовлетвориться жизнью в теле, что Платон был совершенно прав, когда описывал мир материальный как мир теней, а нас как узников в этой пещере, наблюдающих только лишь тени на ее стене.

В трактате “О бессмертии души” Плотин подробно описывает различные концепции античных философов о душе и подвергает их серьезной критике, которая сделала бы честь и современному мыслителю. Аргументы, которые приводит там Плотин, практически объемлют собою всё, и многие христианские мыслители зачастую просто повторяли аргументы Плотина. Итак, доказывая, что душа наша имеет божественное происхождение и что возможно спасение человека (я сознательно употребляю христианские термины, потому что, не будучи христианином. Плотин стремился достичь той же цели, к которой стремится любой христианин, — уйти от забот греховного настоящего мира и взойти в мир божественный, ибо только лишь там может быть достигнуто наше упокоение), Плотин пишет, что существует четыре наиболее распространенных концепции души — стоическая, эпикурейская, пифагорейская и аристотелевская, и всем этим концепциям противопоставляет платоновскую. Стоическая концепция утверждает, что душа есть тело, т. е. разновидность материи. Эпикурейская концепция основана на демокритовом атомизме и утверждает, что душа есть совокупность атомов. Пифагорейская концепция говорит, что душа есть гармония тела; и, наконец, аристотелевская концепция утверждает, что душа есть энтелехия тела, или форма естественного тела.

Каждую из этих концепций Плотин подробно рассматривает. Если душа есть тело, как утверждают стоики, то тогда, пишет Плотин, душа должна обладать и всеми телесными свойствами. Но любое тело бывает или влажным, или сухим, или теплым, или горячим, или черным, или белым, поэтому душа наша, в таком случае, также должна быть черной или белой, влажной или сухой, но мы не наблюдаем ничего подобного в нашей жизни: душа не может быть влажной или сухой, как раз наоборот, она является тем началом, которое формирует в нашем теле избыток влажности или сухости. Душа объединяет в себе все эти начала, она может позволить в себе существование противоречий, она может вместить и начало влажное, и начало сухое, сама не будучи при этом ни влажной, ни сухой.

Будучи телесной, душа должна обладать и таким свойством телесности, как движение, но это также абсурдно, ибо мы не видим, чтобы душа двигалась. Любое материальное тело обладает свойством роста, душа же этим свойством не обладает. Свойство роста указывает, что материя постоянно находится в некотором движении, и рост тела или предмета происходит от того, что другие части материи входят в него и становятся его частями. Если бы душа была телом, то тогда материя также входила бы в душу и выходила бы из души. Душа, по Плотину, должна быть неким постоянным субстанциальным началом, что необходимо, если мы вспомним, что душа обладает таким свойством, как память. Если бы душа обменивалась некими своими телесными элементами с окружающим материальным миром, то такой способности, как память, у души не было бы. Душа не имеет частей и формы, пишет далее Плотин, а любое тело всегда делимо на части и всегда объемлемо некой формой. Всякая душа всегда одна и та же в нашем теле, и совершенно неосязаема, тогда как любое тело всегда воспринимаемо посредством наших органов чувств.

Любое материальное тело всегда познается посредством органов чувств и всегда является предметом ощущения, но, как пишет Плотин, повторяя аргумент Аристотеля, если ощущение существует, то это ощущение должно отличаться от того, что именно ощущается. Душа наша не познается ощущениями, и тем более мы знаем, что душа наша ощущает тело, поэтому душа не может сама ощущать себя, и поэтому она не телесна. Еще более убеждает нас в нетелесности души наличие у нее такой способности, как мышление, ибо мысль всегда есть акт, осуществляющийся без тела. Для того, чтобы мыслить, человек часто вообще не прибегает к своему телу, наоборот, он стремится как бы отделиться от тела, забыть о теле — только в этом случае наша мысль наиболее чиста и последовательна, чем если бы мы все это время о нашем теле помнили. И последний аргумент, приводимый Плотином, это нравственность.

Категории нравственности, добро и зло, вообще не приложимы к материальным телам. Что доброго в красивой статуе или что злого в прыщике на лице человека? Это есть просто некое материальное образование, а добро или зло приписывает этому материальному образованию человек, обладающий нематериальной душой. Поэтому душа не может быть телом, и стоики совершенно напрасно пытаются нас в этом убедить.

Душа не является и совокупностью атомов, ибо каждый атом сам в себе не несет жизненного начала. Если один атом не имеет жизненного начала, то откуда оно возьмется у совокупности атомов? Даже если у совокупности атомов это жизненное начало появилось, то мы должны предположить, что оно пришло к этим атомам откуда-то извне; тем самым мы неявно предполагаем, что душа и атомы противоположны друг другу: если один атом не одушевлен, а совокупность атомов обладает жизненным началом, то, следовательно, это жизненное начало откуда-то в нем появилось, и если мы говорим, что оно откуда-то пришло, значит, оно существует отдельно от атомов.

Таким образом, эти две материалистические концепции, по Плотину, не выдерживают никакой критики. Другие две концепции — пифагорейская и аристотелевская — также, по мнению Плотина, материалистичны, только в более завуалированной форме. Пифагорейская концепция, утверждая, что душа есть гармония тела, указывает на вторичность души по сравнению с материей. Если душа есть гармония тела, то без тела душа не существует. Если тело теряет эту гармонию в результате каких-либо изменений в нем, то и душа также исчезает. Если душа человека есть гармония тела, то со смертью нашего тела она должна прекратить свое существование.

Но гармония сама по себе не может рассматриваться; у Пифагора есть излюбленный пример — гармония лиры, музыкального инструмента. Очевидно, что в музыкальном инструменте гармония появляется только тогда, когда этот инструмент создан мастером и настроен музыкантом, т.е. гармония появляется извне, она привносится в материальное тело. Поэтому если мы и говорим, что душа есть гармония тела, то только в том смысле, что душа привносит гармонию в наше тело, а не является гармонией тела. Только с такой поправкой можно принимать пифагорейскую концепцию. Вообще пифагорейскую философию Плотин не отбрасывал, а воспринял в качестве элемента, органично вошедшего в его мысль.