Мораль и политика в учениях Конфуция и Макиавели

ведение 
 
 
Имя Конфуций известно любому образованному человеку, где бы он ни жил: в Китае, в Европе, в Америке или в Австралии. Это очень существенно и не случайно. Человек, в течение тысячелетий почитавшийся в одной из цивилизаций земного шара за то, что провозгласил ценности, на которые ориентировались потом многие поколения, не может быть незначительной фигурой. Не может он быть и простым передатчиком того, что возникло раньше, - если бы это было так, разум народа указал бы на его предшественника, а не на него. 
 
Конфуций открывает собою эпоху непревзойденного расцвета мысли, ту эпоху, когда были заложены основы китайской культуры. Его учение было отправной точкой для последующих мыслителей; одни продолжали и развивали его взгляды, другие подвергали их яростной критике. Но никто не остался равнодушным.  
 
Множество столетий спустя появляется ещё один политический деятель, который тоже хотел довести свои идеи до исполнения. Его имя знают все, он написал философию для своего времени, но это не значит, что его философия не действует за границами Возрождения, напротив, политики, дипломаты, философы до сих пор спорят о его книгах, разбираются в его идеях, не всегда соглашаются с ним, но всё равно следуют его рекомендациям. Его имя Николо Макиавелли итальянский мыслитель, политический деятель, историк, писатель и военный теоретик и всё это сочетается в одном великом человеке. 
 
Сколько столетий разделяют этих мыслителей, сколько разных видоизменений пережили нации, а мысли всегда остаются одни и тежи. Просто со временем они принимают другую форму, оболочку и поселяются в умах других достойных людей, способных пронести эти идеи ещё через столетия, при этом не меняю сути, а нести тот же смысл что и много веков назад. 
 
 
 
Основная часть 
 
Конфуций неоднократно заявлял, что именно человек – центральная тема его учения. Как сделать человека нравственным, как создать совершенное общество, каким должно быть государство? Размышляя над этими непростыми вопросами, Конфуций широко использует традиционные для философской мысли Китая термины «ли» и «дао». Ли – это ритуал, традиции, предписания, обряды, обязательность неукоснительного следования которым и составляла одну из основ конфуцианского учения. Дао – путь, для Конфуция – это комплекс его идей, принципов и методов, суть его учения, с помощью которого он наставлял человека на путь истины, воздействовал на него. Ибо постичь Дао – значит вступить на Путь познания истины. В конце этого трудного пути человеку откроется истина, и он сможет сказать себе – мой жизненный путь окончен. Конфуций подразделял людей на три категории: обозначаемые терминами «Цзюнь-цзы», «жэнь», «сяо жэнь». 
 
«Цзюнь-цзы» и «сяо жэнь» - новые понятия, неизвестные ранее широко в древнекитайской философии. Именно они на долгие столетия определили не только параметры развития политической культуры, но во многом и судьбу духовной культуры китайской нации. Цзюнь-цзы («благородный муж») занимает одно из центральных мест в учении Конфуция, ему отведена роль идеального человека, наглядного примера для подражания представителям двух других категорий. Термин «жэнь» («человек») использовался для обозначения как человека вообще, так и обычных людей. «Сяо жэнь» - это маленький, а иногда – подлый человек, руководствующийся, прежде всего «выгодой». Требования Конфуция к цзюнь-цзы: он должен обладать такими чертами, как справедливость, скромность, правдивость, приветливость, почтительность, скромность, осторожность, умение сдерживать свои желания, отвращение к клеветникам, безумным и т.п. Благородный муж никогда не успокаивается на достигнутом, а постоянно занимается самоусовершенствованием в надежде постичь Дао – Путь. Но представления о моральных достоинствах цзюнь-цзы будут неполны, если не будет ничего сказано о таком важнейшем понятии учения Конфуция, как «жэнь». Благородный муж, лишенный жэнь, уже не цзюнь-цзы. Конфуций говорил: «Если благородный муж утратил жэнь, то, какое право имеет он носить столь высокое имя?». 
 
Поскольку государство рассматривалось как большая семья, добродетель послушания должна была найти себе место и среди качеств, характеризующих отношения между правителем и подданными. И в самом деле, в «Лунь-юй» не раз встречается мысль, что тот, кто в семье слушается отца, в государстве повинуется правителю. Конфуций высоко отзывается о человеке, считающемся почтительным сыном в клане, к которому принадлежит, и, говоря об одном из своих старших современников, хвалит его за то, что он «в своем поведении был почтителен и, служа вышестоящим, проявлял уважение». Мысль о том, что сыновняя любовь и уважение к старшим братьям, играющие решающую роль в семье, должны служить основой поведения подданного, проводится в словах ученика Конфуция Ю-цзы: «Редко случается, чтобы люди, обладающие сыновней почтительностью и уважением к старшим братьям, выступали против вышестоящих... Благородный человек все свое внимание уделяет основе; когда основа твердо установлена, появляется и правильный путь. Сыновняя почтительность и уважение к старшим братьям и есть основа человечности». 
 
Призыв к покорности и послушанию был одной из тех особенностей конфуцианства, которые позже, уже во II в. до н.э., обеспечили этому учению положение официальной идеологии. Мотив, у Конфуция звучащий еще не слишком громко, впоследствии стал лейтмотивом императорского конфуцианства. В этой идейной эволюции большую роль сыграла философия Сюнь-цзы, подчеркивавшего необходимость строгой иерархии в обществе и утверждавшего, что человек по природе зол и избавиться от дурных наклонностей может лишь беспрекословно слушаясь своих учителей. Французский китаевед Э.Балаш пишет, что основными ценностями конфуцианства, обеспечившими ему впоследствии положение государственной идеологии, были «уважение, смирение, покорность, повиновение и субординация по отношению к старшим и лучшим». 
 
Представление о том, что государство не что иное, как большая семья, определяет взгляды Конфуция на важнейшие проблемы общественного устройства и, в частности, его отношение к закону. Он считал, что законы никакого значения для улучшения общества не имеют. Важно лишь, чтобы во главе государства стоял хороший правитель, воспитывающий народ своим примером и действующий на него при помощи добродетели и правил благопристойности - ли призыв к покорности рассматривается в настоящее время большинством ученых как основное содержание проповеди Конфуция. Конфуцианские тексты показывают, что этот взгляд не лишен оснований. Но он все же оставляет смутное чувство недоумения. В самом деле, как могло случиться, что провозвестник столь убогого по своей сути мировоззрения, дающего человеку так мало удовлетворения и ни в малейшей мере не отвечающего на высшие запросы личности, мог получить место в пантеоне человечества рядом с величайшими мыслителями и основателями мировых религий? Как объяснить, что учение, им выдвинутое, сумело сохраниться в Китае на протяжении двух с половиной тысячелетий, проникнуть в Корею, Японию и Вьетнам и отразить наступление такого мощного соперника, как буддизм! 
 
Можно ли себе представить, что все это было достигнуто одной лишь проповедью послушания и покорности? Если в поисках ответа на эти вопросы вновь обратиться к «Лунь-юй», в глаза бросится поразительный факт: наряду с проповедью покорности там обнаруживается проповедь непокорности. На вопрос о том, как служить государю, Конфуций ответил: «Не надо его обманывать, но надо ему сопротивляться» {50} . И это не единичное заявление, а принцип, пронизывающий весь трактат. Как объяснить это противоречие? 
 
Изучение «Лунь-юй» показывает, что помимо покорности у Конфуция был еще один идеал. Этот идеал воплощен в образе благородного человека.  
 
Наличие идеала цзюнь-цзы (благородный муж) в рамках учения Конфуция подчас в литературе игнорируется, и вся характеристика конфуцианства строится лишь на основе идеала покорного подданного. Исходя из этого, конфуцианство и провозглашают идеологией деспотии. Линия рассуждения, связанная с идеалом цзюнь-цзы, заставляет внести серьезные коррективы в подобные оценки. Будучи гармоничной и самостоятельной личностью, цзюнь-цзы не должен выполнять любой приказ правителя. Напротив, он  должен сопротивляться ему в тех случаях, когда находит его поведение безнравственным. Если наставления цзюнь-цзы не оказывают воздействия, если в государстве утверждается беспринципность и погоня за наживой, благородному человеку следует отказаться от службы, ибо не к лицу ему почести и богатства, полученные нечестным путем, и позорно думать о наживе в государстве, построенном на несправедливости. 
 
 
В то же время спустя несколько тысячелетий, такие же идеи притворил в жизнь Макиавелли.  
 
 
Никколо пишет своего "Государя" не для народных масс. В одном из писем своему другу он говорит, что с помощью этой книги, свидетельствующей о его политическом опыте, он хочет поступить на службу к новым правителям Флоренции и поэтому хочет преподнести её дому Медичи. Конечно же, Макиавелли мечтал, чтобы Италия была единым и сильным государством. Макиавелли надеялся на то, что эта книга послужит своего рода руководством к действиям по её объединению. Но существует мнение, что Медичи её даже не прочитал. 
 
Все государства по форме правления Макиавелли делит на республики, на государства, управляемые единовластно, и на лицензии (наихудший тип). Наилучшая форма правления – республика, но государству, “где государь правит в окружении слуг, которые милостью и соизволением его поставлены на высшие должности, помогают ему управлять государством”, также отданы симпатии автора. Республиканские убеждения Макиавелли ярко раскрылись в его последнем крупном произведении — «Истории Флоренции», которое принесло ему славу выдающегося историка. Анализируя средневековое прошлое Флоренции и опираясь при этом на труды предшественников, особенно Леонардо Бруни, а также и на обширный документальный материал, Макиавелли впервые столь последовательно рассматривает и подчеркивает роль борьбы в обществе, не только столкновения интересов отдельных групп правящей верхушки, но и требований и выступлений широких слоев городского населения. Социальные противоречия и интересы предстают у него одним из важнейших факторов исторического развития. 
 
Макиавелли разбирает, какими способами государи могут управлять государствами и удерживать над ними власть. Государства, управляемые единолично у него делятся на унаследованные и новые. Наследному государю гораздо легче удержать власть, чем новому, потому как для этого достаточно не преступать обычаев предков и без поспешности приспосабливаться к новым обстоятельствам. "Трудно удержать власть новому государю. И даже наследному государю, присоединившему новое владение…" 
 
И завоёванное и унаследованное владения могут принадлежать либо к одной стране и иметь один язык, либо к разным странам и иметь разные языки. "В первом случае" - говорит Макиавелли - "удержать завоёванное нетрудно, в особенности если новые подданные и раньше не знали свободы." Для этого достаточно всего лишь "искоренить род прежнего государя, ибо при общности обычаев и сохранении старых порядков ни от чего другого не может произойти беспокойства". Прежние же законы и подати следует сохранить. Тогда завоёванные земли в "кратчайшие сроки сольются в одно целое с исконным государством завоевателя". Во втором же случае для сохранения власти требуютя и большая удача, и большое искусство. Одно из самых верных средств, по Макиавелли, переселиться туда на жительство, "ибо только живя в стране, можно заметить начинающуюся смуту и своевременно её пресечь". "Иначе узнаешь о ней тогда, когда она зайдёт так далеко, что поздно будет принимать меры". Макиавелли говорит: "Государь едва ли лишится завоёванной страны, если переселится туда на жительство". 
 
Макиавелли отмечает, что жестокость в политике - вещь неоднозначная. "Жестокость жестокости рознь. Жестокость применена хорошо в тех случаях - если позволительно дурное назвать хорошим, - когда её проявляют сразу и по соображениям безопасности, не упорствуют в ней и по возможности обращают на благо подданных; и плохо применена в тех случаях, когда поначалу расправы совершаются редко, но со временем учащаются, а не становятся реже. Действуя первым способом, можно удержать власть; действуя вторым - невозможно". "Обиды нужно наносить разом: чем меньше их распробуют, тем меньше от них вреда; благодеяния же полезно оказывать мало - помалу, что бы их распробывали как можно лучше". 
 
В случае, когда человек делается государём своего отечества не путём злодеяний и беззаконий, а в силу благоволения сограждан. Такого рода единовластие можно назвать гражданским, так как учреждается оно по требованию народа, либо знати в зависимости от того, кому первому представится удобный случай. Но тому, кто приходит к власти с помощью знати, труднее удержать власть, чем тому, кого привёл к власти народ, так как если государь окружён знатью, которая почитает себя ему равной, он не может ни приказывать, ни иметь независимый образ действий. Тот же, кого привёл к власти народ, правит один и вокруг него нет никого или почти никого, кто не желал бы ему повиноваться. Так что если государь пришёл к власти с помощью народа, он не должен угнетать его, тем самым, удерживая его дружбу. Народ надо взять под свою защиту, так как даже в тех случаях, когда государь является ставленником знати. Макиавелли пишет: "… государю надлежит быть в дружбе с народом, иначе в трудное время он будет свергнут". "…мудрому государю надлежит принять меры к тому, чтобы граждане всегда и при любых обстоятельствах имели потребность в государе и в государстве, - только тогда он сможет положиться на их верность". 
 
Итак, в "Государе" Макиавелли рисует модель абсолютного монарха, который с помощью всех средств – жестокости и обмана, демагогии и справедливости, хитрости и прямодушия – обеспечивает сохранение, укрепление и расширение своей власти. Проблеме взаимоотношения нового государя с народом и знатью Макиавелли уделяет много внимания, поскольку считает достижение определенного равновесия классовых сил одной из важнейших задач. Макиавелли справедливо полагает, что государи становятся великими, когда преодолевают трудности и оказанное им сопротивление. Он выстраивает внушительную программу, выполняя которую государь может добиться того, чтобы его почитали. 
 
Главное моральное качество, которое объединяет у Макиавелли все прочие и является самоцелью - к нему он наиболее расположен - это честь. Этический смысл чести вытекает из того, что она мыслима только у человека, только в обществе, и проявляется преимущественно в государственных делах. Она продукт мнения, косвенно выражающий зависимость человека от общества. Как известно у всех людей есть свои пороки, и государи здесь не исключение. Основная же мысль Макиавелли состоит в том, что благоразумному государю следует избегать тех пороков, которые могут лишить его государства. "Пусть государи не боятся навлечь на себя обвинения в тех пороках, без которых трудно удержаться у власти…" "Государь, если он хочет сохранить власть, должен приобрести умение отступать от добра и пользоваться этим умением смотря по надобности". Заложенный здесь нравственный принцип можно сформулировать так: признание творимого зла действительным злом и оправдание его неизбежности злом окружающим. Однако, раскрывая свою мысль, Макиавелли придаёт ей совершенно другой оборот. Поскольку мораль - область мнения, людям приписывают качества, выражающие оценку (хвалу или порицание). 
 
Мораль можно определить как общее выражение ряда сил, действующих в обществе, а именно - идеальных сил, размеры и границы которых зависят от возможностей мнения. Специфика моральных воззрений состоит в том, что она претендует на безусловную, абсолютную ценность, поскольку отражают общий нравственный опыт людей, общий интерес во взаимоотношениях человека и общества. Но в этом же заключается их внутренние противоречие: моральные нормы не обладают силой естественного закона, и у людей есть ни одни только общие интересы. В реальной действительности ценности начинают конкурировать между собой, а отвлечённые моральные истины не только начинают противоречить друг другу, но и превращаются, если им следовать, в собственную противоположенность. Тут возникает вопрос: должен ли политик (государь) соблюдать морально-нравственные устои? В принципе государственная деятельность должна соответствовать морали более, чем любая другая, она может себя мыслить только как конкретное воплощение морали. На деле же во многих случаях необходимость заставляет от неё отступать в большей или меньшей степени. "Следует знать, - пишет Макиавелли, - что, когда на весы положено спасение родины, его не перевесят никакие соображение справедливости или несправедливости, милосердия или жестокости, похвального или позорного, предпочтение следует отдать тому образу действий, который спасёт её жизнь и сохранит свободу”. Государство, по Макиавелли, является практическим воплощением тех нравственных идей, из которых вытекает и мораль; исторически и логически государство и мораль имеют общее происхождение. Это не возвышает первого над второй, и тем более не означает независимости политики от морали. Государство зависит от тех же общих принципов, что и мораль, но оно ближе к действительности и в его деятельности яснее выражена пртиворечивость этих принципов - борьба общего и частных интересов, необходимость насилия для противостояния насилию.

Заключение 
 
 
В культуру Высокого Возрождения Макиавелли вошел не только как блестящий историк и политический мыслитель, но и еще одной гранью своего дарования — как талантливый писатель. Он был драматургом, автором ярких комедий «Мандрагора» и «Клиция», писал стихи и прозу, был мастером эпистолярного жанра. Все свои сочинения Макиавелли создавал на итальянском языке, достоинства которого высоко ценил и славил в своем полемическом «Диалоге о нашем языке». Одна из крупнейших фигур в культуре Возрождения, Макиавелли искал сближения ее разных сфер друг с другом и всем своим творчеством показал плодотворность их единения