Неклассическая модель науки

Проблема роли принципов  симметрии (теоретико-групповых методов) в познании весьма обширна. Поэтому  в соответствии со своими целями ограничимся  акцентацией следующего. Симметрия (инвариантность) выступает разновидностью абстракции отождествления, позволяет отвлечься от несходного и связать в одном законе объекты и понятия, кажущиеся разобщенными. Это может быть “эквивалентность систем отсчета относительно преобразований пространства и времени (как в геометрических принципах инвариантности, связанных с группами пространственно-временных преобразований); либо состояний физической системы по отношению к преобразованиям фазового пространства; либо тождественность объектов, свойств, параметров систем относительно того или иного типа взаимодействий (как в динамических принципах, связанных с отдельными видами взаимодействий)”.¹¹ Связывание несвязанного (через равенство, тождество, эквивалентность) — мощный эвристический прием, пополняющий синтетические ресурсы теоретического разума. Использование симметрии позволяет:

а) оперировать объектами  как теоретическими, а не эмпирическими  сущностями (группы калибровочных преобразований — заряды элементарных частиц);

б) производить классификацию  объектов (по инвариантам);

в) моделировать возможности в ситуации дефицита опытных данных (метод теории групп и инвариантов в релятивистской физике);

г) выражать схему эксперимента (в случае, когда “способ классификации  предикатов теории выступает одновременно способом классификации систем референции, в которых реализуется измерение соответствующих параметров теории”) ¹²;

д) проводить оптимизацию (симплификацию) изучаемых объектов (группировка сильно взаимодействующих  частиц в мультиплеты и супермультиплеты);

е) целеориентировать  поиск — возможный синтез космологии и квантовой механики (мега- и микромира) усматривается на пути нахождения новой симметрии;

ж) расширять теории, повышая  их информативность — объединение электромагнитного и слабого взаимодействия, поиски объединения электро-слабого и сильного взаимодействия в рамках проекта единой теории поля;

з) предсказывать от номологических соображений — предсказание Дираком е⁺ в отсутствии визуально-эмпирических шлейфов;

и) выступать критерием  отбора единиц знания — факт невыполнения условий релятивистской инвариантности, трактуемый как достаточный для выбраковки модели квантованного пространства-времени в редакции Марха и Иваненко.

Утрата наглядности. Имеет  причиной такие обстоятельства.

1. Ответственные за рост знания операции расширяющего синтеза инспирируются в неклассике по преимуществу не обобщением массивов фактов, а математизацией, исключающей исходную содержательную, понятийную ясность, которая в классике предшествует полному пониманию математических структур.

2. Зачастую эфемерна возможность экспериментального опробования теории по опытно удостоверяемым эффектам (физика твердого тела, суперсимметричные теории поля).

3. Затруднено прямое наблюдение исследуемых свойств и состояний (физика высоких энергий, космология, квантовая теория поля).

4. Происходит взаимопроницаемость факта и теории с утратой способности непосредственного наблюдения элементов изучаемой реальности (резонансы).

5. Не введены достаточные критерии существования анализируемых явлений и тем самым не снят вопрос истинных структурных компонентов исследуемых сред (квазичастицы).

В данных ситуациях руководствуются  неэмпирическими императивами, целеориентирующими поиск по вектору соблюдения требований простоты, красоты, когерентности, эвристичности, информативности и т. п. (тенденции ревизии принципа эквивалентности в ОТО, не удовлетворяющего “красоте” — будучи основоположением теории, он сам оказывается ее следствием; проблема “расходимостей” в квантовой механике как индикатор внутренней парадоксальности отдельных ее фрагментов).

Вопрос наглядности получает в неклассике трактовку через призму операций введения и исключения абстракций, где под исключением понимаются не предметные инкарнации понятий, а содержательные модели. Таким образом, неклассическая наглядность — это не “механическое” и не “непосредственно наблюдаемое” (очевидное),—а концептуально эксплицированное.

Отказ от определенности в доскональном смысле. Науке имманентны понятия точности и строгости, нацеливающие на включение в ее состав надежных результатов. Проблематика удовлетворительного, совершенного обоснования составляет предмет метаисследований (теории доказательств), вырабатывающих правила построения, организации и оправдания регулируемых началом достаточного основания элементов науки. Доказательность и научность неразделимы, и корреляция между ними стимулирует саморефлективные процессы, связанные как с оценками наличных демонстраций, так и с практическим их усовершенствованием, — деятельность Больяи, Лобачевского, Паша, Гильберта и др. по реорганизации геометрии; прецизионная деятельность в опытных науках — эксперименты Майкельсона, Морли, Миллера, Траутона, Нобла, Томашека, Чейза и др. по определению наличия абсолютного движения Земли относительно эфира; опыты Бесселя, Этвеша, Зеемана, Дикке и др. по доказательству принципа эквивалентности инертной и тяжелой масс и т. д.

В данных и подобных им случаях речь идет о поиске лучшего  логического или эмпирического  обоснования (увеличение порядка точности и строгости) знания. Между тем  в классический период стремление к  точности и строгости, извечно свойственное сознанию ученых, некритически гиперболизировалось: научным считалось лишь всесторонне обоснованное знание в некоем доскональном смысле (лапласовский идеал в методологии, навевающий кумулятивную модель ее развития: перспектива исследований усматривалась в обнаружении очередных десятичных знаков после запятой). Соответственно присутствие вероятности расценивалось как недостаточная обоснованность — гипотетичность, неуточненность, “неподлинность” единиц знания, которые в силу того выдворялись из науки. С течением времени, однако, выяснилось, что абсолютная точность и строгость знания недостижимы.

Подобно большинству  капитальных методологических категорий  понятие точности и строгости  внутренне дифференцированно. Различают  метрическую, логическую и семантическую плоскости точности и строгости. С метрической точки зрения повышение точности и строгости знания не беспредельно: существуют пределы разрешающих возможностей используемой аппаратуры; кроме того, имеются квантовые ограничения в виде требований принципов неопределенности и дополнительности. С логической точки зрения в силу а) ранее упоминавшихся ограничительных результатов Геделя, Тарского, Черча, Коэна, Левенгейма, Сколема; б) неясности причин дефектности оснований математики (актуальная бесконечность закон исключенного третьего, непредикативные определения, аксиома выбора, континуум-гипотеза и т. д.); в) феномена рандомизации; г) наличия некорректных задач; д) релятивности понятия “приближенного решения” — надежды на абсолютную точность и строгость знания лишены смысла. Дело усугубляет семантическая точка зрения, упирающая на реальность неформализуемых и неоперационализируемых содержательных контекстов, вхождение в науку латентного предпосылочного знания, обостряющая проблемы понимания (теорема Куайна о невозможности радикального перевода с языка на язык, исчерпывающего логико-аналитического прояснения “нетривиальных” конструкций) и оттого неоставляющая шанса рассматриваемой классической иллюзии.

Таким образом, абсолютная точность и строгость — очередной классический вымысел; с его развенчанием, крушением мифа доскональности знания в неклассике удовлетворяются признаками прагматичности, инструментальности, эффективности. Скажем, вера в добропорядочность математических аксиом (при глубоких сомнениях в абсолютной непогрешимости аксиоматических систем теории множеств Рассела, Цермело и др.) поддерживается ныне убеждением в значимости, а потому справедливости теорем. Как видно, производится инверсия первоначального идеала строгого доказательства, зиждущегося на признании надежности следствий, дедуцированных из надежных начал науки. Проблематика обоснования поэтому толкуется в неклассике не как проблематика абсолютного доказательства, а как экспликация, — поиск не незыблемого гранита знания, а метода организации, систематизации, упорядочения результатов.

Претендуя на концептуальный абрис неклассики, сказанное позволяет  судить о ней как о весьма цельном, однородном пласте духовности, подготовленном глубокими идейными процессами на рубеже XIX — первой четверти XX в. Реальная незавершенность интеллектуальной фазы неклассики не позволяет предметно решать вопрос датировок: известно лишь место и время старта, однако покрыто тайной место и время финиша. И все же, используя экстраполяцию, возможно обойти план хроники, переведя обсуждение в интенсивно теоретическую плоскость.

Преодолевая некритические  догмы классики, неклассика тем не менее не порывает с ней вовсе. Непосредственная, явная связь между  ними просматривается в части  толкования предназначения знания. И классика и неклассика сходятся в одном: задача науки — раскрытие природы бытия, постижение истины. Замыкаясь на натуралистическом отношении “познание — мир”, “знание — описание реальности”, они одинаково отстраняются от аксиологических отношений “познание — ценность”, “знание — предписание реальности”. Обоснованием выделения и обособления неонеклассического этапа выступает, следовательно, фактор ценности: сосредоточение на вопросе понимания не того, “что есть” (истина о мире), а того, “что должно быть” (потребный проект мира).

¹ Бор Н. Избранные научные труды. Т. 2. М, 1972. С. 31.

² Планк М. Сборник к столетию со дня рождения. М., 1958. С. 59.

³ Бор Н. Указ соч. С. 40.

⁴ Гольбах П. Избранные антирелигиозные произведения. Т. 1. М., 1934. С. 34-35.

⁵ Пригожин И., Стенгерс И. Порядок из хаоса. М., 1986. С. 55—56.

⁶ Мандельштам Л. И. Лекции по оптике, теории относительности и квантовой механике. М., 1972. С. 329.

⁷ Кант И. Соч. Т. 3. М., 1964. С. 591.

⁸ См.: Юкава X. Лекции по физике. М., 1981. С. 61

⁹ Quine W. From a logical point of view. Ca-br., 1953. P. 44

¹⁰ Теоретическое и эмпирическое в современном научном познании М., 1984-С. 296—297.

¹¹ Методы научного познания и физика. М, 1985. С. 207.

¹² Теоретическое и эмпирическое в современном научном познании. С. 301.